-- Ну и славно, ну и славно...
40.
... если человек говорит о себе во множественном числе: мы - русские, или мы - татары, или мы - немцы, так и знай - дрянной это человечишко, пустой и никчемный. Свое ничтожество прикрывает достоинствами всей нации. Человек стоящий всегда говорит: я - такой то и называет себя по имени, а не по национальности. А раз говорит - мы, значит за спину нации прячется. Подальше держись от такого.
Массивная, окованная металлом дверь была заперта. Саша постучал в маленькое окошечко в стене:
-- Меня вызывали. На два тридцать, -- начал он.
-- Положите ваше удостоверение, -- вслед за голосом из стены, как из спичечного коробка, выдвинулся фанерный ящик.
-- Вы имеете в виду удостоверение ударника коммунистического труда?
-- Шутки приберегите для бани, а здесь - первый отдел. Пропуск положите!
Саша положил, ящик втянулся в стену.
-- Пройдите, -- щелкнул замок, и дверь приотворилась.
Начальник первого отдела оказался ровно таким, каким и ожидалось: абсолютно незапоминающееся лицо, обрамленное реденькими серыми волосиками. Он не был лыс, просто по всей поверхности головы равномерно просвечивал череп.
-- Присаживайтесь, Александр Ильич,
-- сказал он без выражения. -- Ну, так что же нам с вами делать?
Саша сел.
-- А какие у нас с вами дела?
-- Только не надо прикидываться казанской простотой, вы прекрасно знаете, зачем вы приглашены. Вами был посещен объект высшей секретности министерства обороны без надлежащего допуска. Собственно говоря, вообще безо всякого допуска.
-- Извините меня, пожалуйста, -- сказал Саша, опустив голову, -- я больше не буду.
-- Вы получили доступ к передовым рубежам технологии страны.
-- Я это сделал помимо воли. Я был принужден. Я их предупреждал. А кстати, вы уверены, что это была самая-пресамая передовая технология? Что передовее уже нет?
-- Вы, наверное, не отдаете себе отчета в содеянном, лет тридцать назад вы бы уже не в этом кожаном кресле сидели, если бы у вас вообще еще было на чем сидеть.
-- А теперь?
-- Что теперь?
-- Ну, теперь что, не тридцать лет тому назад, а сейчас, в эпоху зарождения свобод? Когда прорабы перестройки уже взялись за кирки?
-- А теперь у нас остается один выход, а именно оформить вам секретность. Тогда информация, обладателем которой вы стали, будет сохранена так же, как если бы вы уже имели допуск к моменту посещения.
-- Так за чем же дело стало?
-- А дело стало за неопределенностью вашей национальной принадлежности. Обьект, на территорию которого вы тайно проникли, требует высшей формы секретности, нулевой. Эта форма дается только членам высшего управляющего звена.
-- Он сделал внушительную паузу. -- а у вас непорядок с анкетой. В графе национальность у вас записано русский. Однако, не могли бы вы произнести вслух ваше имя и отчество, точно как записано в свидетельстве о рождении?
-- Могу, там записано Самуил Элевич.
-- Так как же это вы, Самуил Элевич, оказались русским?
-- А так, что бабушка моя была и есть чистокровная славянка. Да вы же это все прекрасно знаете.
-- Конечно, знаем, но нам важно, кем вы сами себя считаете, в душе. Я думаю, мне не надо вам рассказывать о пятой колонне. Так кто вы по национальности, если честно?
-- Я, если честно, по национальности Интеллигент.
-- Очень хорошо, тогда вы уж нам позвольте решать, за кого вас считать.
-- А вот это уже позвольте вам не позво... -- Саша вдруг осекся на полуслове. Он как-то всем существом почувствовал громадную усталость. Не было больше сил шутить и улыбаться. Он вдруг зримо ощутил, как внутри поднимается неотвратимо темная волна.
Такое с ним было один раз в жизни, когда пацаны вытащили из подвала дикого, безумно верещащего, драного кота. Мурло держал кота за хвост на весу и методично стукал головой о скамейку. Кот затихал на мгновенье, но тут же начинал извиваться еще ожесточеннее.
-- Счас мы ему апендицит удалим, -- сказал Мурло, широко улыбаясь, и вынул бритву. Мурло был старше и сильнее остальных. Следующим, что Саша помнил, были две красные сопли, свисающие у того с подбородка.
-- "Я тебе зенки повыколю", -- шипел Мурло, пуская розовые пузыри. Кота нигде не было.
... -- Не тебе, слизь, за меня решать, -- Саша поднялся с кресла, -- ты у себя в огороде курей считай. Что у меня в душе вам важно? По мне лучше в полях под Курском сгинуть, чем такую мразь к душе подпустить.
И вдруг он понял, что человек по другую сторону стола испуган. Простой, животный страх застыл в его бесцветных зрачках, в приподнятых вдоль пробора волосиках. Откуда-то сзади слева раздались ленивые, редкие хлопки в ладоши.
-- Браво! Браво, давненько я не встречал такой искренности выражения чувств.
Саша оглянулся. В проеме приоткрытой боковой двери стоял невысокий человек средних лет в отлично пошитом костюме-тройке. Коротко остриженные, с легкой проседью, волосы стояли ежиком. И весь он был какой-то по спортивному ладный, пышуший уверенностью и здоровьем.
-- Оставьте нас пожалуйста на семьнадцать мгновений, -- обратился он к человеку за столом. Тот немедленно вышел.
-- Для начала, разрешите представиться, зовут меня, для примера, Олег Олегович. Как мне позволите вас называть?
-- Зовите меня просто, Ляксандр, как учит мой уважаемый руководитель.
-- Что ж, я ценю ваше чувство юмора. К сожалению вы не вполне понимаете, в какие игры начинаете играть. Заметьте, играть, не зная правил и даже не видя прочих игроков.
-- Олег Олегович, у меня возникает ощущение дешевого водевиля. Меня постоянно кто-то пытается закружить в вальсе без спросу.
-- Вы знаете, Александр Элевич, в чем ваша проблема? Вы хотите не принимать участия. А это невозможно... Нельзя жить в обществе и быть свободным от общества.
-- И что же общество хочет от меня на этот раз?
-- Правды.
-- Ух ты, вот это да! До сих пор пор общество требовало от меня следовать генлиниям, невзирая ни на что. А теперь, значит, просто правды?
-- Да, -- скромно сказал Олег Олегович, -- всего ничего, просто запишите все, что вы здесь говорили, и подпишитесь. Только и всего.
Саша замолк в замешательстве. Ничего особенного он вроде не сказал.
-- Неужели, вы мне хотите пришить оскорбление должностного лица в процессе исполнения обязянностей?
-- Ну что вы, что вы -- рассмеялся Олег Олегович, -- я, если честно, где-то даже с вами согласен. Нет, возьмите бумагу, пишите, а я вам напомню, я тут ваши речи застенографировал слегка.
Он достал из кармана блокнот.
-- Пишите, "Я это сделал помимо воли", "Я был принужден", написали, хорошо, теперь дальше, "Я их предупреждал". Что же вы не пишите?
Саша молча смотрел на бумагу. Перед ним всплыл образ Матвея Игнатьевича. Тот смотрел на него не мигая, мусоля в руке фантик от "Белочки".
-- Коробьев то вам чем не пришелся? -- с трудом проговорил он сипло.
-- Коробьев сам по себе значения не имеет. Однако, вы не ребенок, должны понимать, министерство обороны это не единый монолитный кулак. В нем, как и в любой организации, происходят внутренние катаклизмы.
-- И Коробьев оказался на пути, верно?
-- В общем, верно, стоит в проходе, и ни туда, ни сюда.
-- Я не смогу этого написать.
-- Так это же ваши собственные слова! Вот вы уже половину написали. Подумайте хорошенько, проникновение на территорию военного объекта это серьезное государственное преступление.
-- А попустительство в проникновении, вероятно, не менее серьезное?
-- Верно, верно, как вы хорошо схватываете! Из вас бы хороший заведующий лабораторией вышел. Да и к Ложакину у вас, как я успел заметить, душа не лежит.
-- Ёлки-палки, как же я сразу не догадался! Конечно, это ведь он меня туда без допуска отослал, верно?... Верно?
-- Это я в качестве примера привел. Но ведь факт, что вы в младших научных сотрудниках засиделись, ведь факт?
-- Олег Олегович, почему вам непременно нужно, чтоб мы кого-нибудь предавали? Даже если в этом нет никакого смысла? Даже если предательство ничего не изменит. Ни для вас, ни для нас. И почему вы, кстати, решили, что моя мечта - это вертикальная карьера?
В глазах Олега Олеговича впервые мелькнуло раздражение.
-- Ладно, Самуил Ильич, мы друг друга поняли. Идите и пораскиньте мозгами на досуге. Учтите, что от результата будет зависеть ваше будущее.
-- Неужели в случае отказа вы меня расстреляете?
-- Ну что вы, что вы, вы меня даже напугали, -- рассмеялся Олег Олегович, потом посерьезнел, -- но про науку можете смело забыть.
У двери Саша обернулся:
-- Один последний вопрос: А зачем вам вообще нужен весь этот фарс? Ведь вы же можете подделать все, что угодно?
На лице Олега Олеговича расплылась довольная улыбка:
-- Я знал, что вы спросите. Если хотите, это подтверждение профессионализма. Подлинные документы приносят настоящее удовлетворение. Но поняли вы правильно, с вами или без вас, Коробьев уже отработанный материал.
