— А не боитесь? — прервал я докладчика, когда он пошел по второму кругу приводить свои доводы.
— Простите, сир?
— Не боитесь, что серебро припрячут, и в обращении останется только медь? Люди же не дураки.
— Сир. Монетная стопа. Мы будем чеканить столько монет из фунта меди, сколько этот фунт стоит в серебре.
Подумав, я понял, что соглашаться с нежданным предложением мне все же придется, разве что, обусловив это разрешение такими поправками, чтобы медных бунтов как на Руси и в Англии тут не было. Как и фальшивых пятаков Российской империи, но там сама императрица всероссийская виновата потому как чеканила больше пятаков, чем положено по монетной стопе с пуда меди. Таким образом, сумма пятаков чеканенных с пуда меди стоила дороже этого самого пуда. Причем маржа была такой, что делала любой риск оправданным. Вот и подделывали эти здоровенные пятаки и поляки, и шведы и свои доморощенные умельцы из старообрядцев. Так что монетная стопа тут не панацея. Не стоит номинал медных монет привязывать к ней. Пусть медь в обороте будет символической, на авторитете эмиссионера, что накладывает на последнего массу ограничений.
— Тогда, мон сьеры, откуда вы возьмется мой сеньераж* с этой медной чеканки? Если вы всю стопу пустите в обращение. С серебром же все не так обстоит, а медь я от вас в налог не возьму. Некуда мне ее тратить.
— Мы надеялись, что ваше величество сеньораж с медных денег брать не будет, — с апломбом заявил хунтерос от Бильбао, важно оглаживая свою шикарную бороду.
И замолкли. Все трое.
Депутат от Бильбао последним, глядя на то, как изменились морды у остальных переговорщиков. А те просто с лица сбледнули, услышав такое.
Видали кренделя? Сейчас я его обломаю, как березку.
— Что, нашли маленького и глупенького? — вперил я в них свои гляделки. — Обрадовались. Сеньора без денег решили оставить? На пороге войны?
И даже головой с сочувствием покачал как добрый учитель, который вымачивает розги перед поркой.
— Сир… — прокашлялся депутат от Сан-Себастьяна. — Вы нас не так поняли.
И смутился. Видно так нагло врать ему все же непривычно.
— А как еще можно понимать эти ваши слова? — откинулся я на спинку кресла, так, чтобы видеть сразу всех троих хунтерос.
— Сир. Бискайя не отказывается дать вам безвозвратную ссуду на войну. Согласно традиции и фуэрос хунта соберет сумму, за которую не придется краснеть.
Я посмотрел на него и вопросительно поднял бровь. Какая такая безвозвратная ссуда? Почему не знаю?
— Именно так, сир. Мы уже обсуждали этот вопрос, — поддакнул депутат от Бильбао в стремлении реабилитировать себя в моих глазах.
И посмотрел на своих товарищей, ища у них поддержки, но те видимо это слышали в первый раз и не могли так быстро ‘’переобуться’’.
— Слишком расплывчатая характеристика, — хмыкнул я и с трудом заставил себя не рассмеяться, представив, что не покраснеет он даже с горсти медных мараведи.
— Скажите, сир, сколько бы вы хотели получить, а мы посовещаемся и доложим вам, сколько мы вам сможем денег выделить, — депутат от Бильбао все же продолжал считать меня маленьким и глупеньким.
— Мне ничего не нужно сверхординарного, мон сьерры, — заявил я в ответ.
В то же время мучительно соображая, сколько я смогу с них запросить, чтобы и в накладе не остаться и не выглядеть совсем уже оборзевшим щенком. Да и лохом выглядеть совсем не хотелось.
— Я поклялся не только соблюдать, но и охранять ваши фуэрос и это слово сдержу, так как под дубом сказано. Меня вполне устроит такая же сумма, которую вы собирали Фердинанду на войну с Сицилией, плюс один мараведи, — брякнул я наугад и внезапно понял, что ненароком попал в яблочко.
Морды у бискайских хунтерос вытянулись, а их выражение вполне соответствовало бы тому случаю, если бы я их угостил уксусом, а не великолепным анжуйским вином. Думаю, они меня и в случае с разменной медью хотели конкретно обсчитать, не говоря уже о тех деньгах, которые с них выбил в прошлый раз неистовый арагонский король. Это если не считать самой попытки совсем замотать мои коронационные деньги, пользуясь моим незнанием в этом вопросе. Они конечно не налог, даже не обязательны к выплате мне, но эти деньги тот жест доброй воли, который давно вошел в традицию, как показатель лояльности короне. Надо же… Я про Фердинанда брякнул, потому, что сам не знал, сколько они ему в прошлый раз в мешки серебра насыпали. Просто впросак попадать не хотелось, а оказалось точно в цель! Это они неплохо ко мне зашли. Каждый раз бы так заходили.
— Микал, плохой из тебя Ганимед*. Видишь кубки моих гостей пустые. Непорядок.
Пока Микал выполнял мой приказ, я нахваливал вино.
— Это лоза из шато Боже, что в Анжу. Сорт Каберне-фран с небольшой добавкой винограда сорта Мерло. Срок выдержки вина в бочках шесть лет. Напиток богов, как его назвал барон де Меридор, взрастивший эту лозу специально для покойного неаполитанского рея.
Понты, типа знай наших! И проникнитесь… не только тем обстоятельством С КЕМ вино пьете, но и что пьете. Я уже из беседы с епископом понял, что все в Европе пьют только местное вино. Разве что перепадет какой-либо транзит в Англию, но на этот остров никакого изыска пока не возят — британские алконафты выхлещут все, что им не завези, они в тонких винах не разбираются. Лишь бы тисовая палка была в придачу к каждой бочке.
— Это все у вас про мои приготовления к войне?
— Нет, сир, не все… Действительно прекрасное вино, — подхалимски похвалил напиток хунтеро из Ируна. — Наши корабли в вашем распоряжении для перевозки войск и припасов. Надо будет, мы вооружим корабли для боевых действий, но не подпустим врага к нашим портам.
— Но это вы и так обязаны будете сделать. По фуэро. Это же в ваших же интересах, — кинул я им неоспоримый аргумент. — Так что где флот и где медные деньги? Вещи несовместимые. Флот не занимается торговлей бакалеей и зеленью.
— Рыбаки страдают, сир. Была бы мелкая монета, то они могли бы после того как оптом расторгуются с хозяевами харчевен и коптилен, продать и остаток улова беднякам в розницу. А чеканить монету меньше мараведи не получиться просто физически. Мы пробовали.
Рыбаки это серьезно. Это почти четверть экономики тут. Мокрое серебро, как тут рыбу кличут.
— Пусть сушат и коптят остатки улова. И в Кастилию продают с Наваррой. Копченая треска — это вкусно. Как и селедка соленая в бочках. Особенно если ее подать с луком нарезанным кольцами да сбрызнуть оливковым маслом и уксусом.
Я аж причмокнул в щепоть, показывая, как это может быть вкусно. Даже для королевского стола. Эх, картошки бы еще к селедочке…
— И сушат и коптят они рыбу, сир. И увозят купцы из Кастилии и Леона от нас сушеную рыбу к себе возами, только это не решает проблемы мелких расчетов в самих наших городах. Мы бы не поднимали так настойчиво этот вопрос, сир, если бы сами рыбаки не изобрели глиняные тессеры для расчетов с постоянными покупателями. А за ними и остальные торговцы потянулись. Если не ввести сейчас медную монету ее вытеснит глиняная. И не наша, и не ваша, а их.
— Они что же, общегородскую тессеру у вас выпускают?
— Нет, сир, каждый — свою. Со своей эмблемой. И принимают в расчет только опять-таки каждый только свою.
— Тогда никакого вытеснения монеты не произойдет, — успокоился я. — Это всего лишь взаимные расчеты продавца и постоянного покупателя. Можно под запись продавать в кредит, а можно заранее тессер продать, обязательных к приему.
— Все равно это не дело, сир, когда начинают ходить денежные суррогаты по городу. Мелкая медная или оловянная монета нас бы выручила.
— Оловянная… — задумался я. — Оловянная… нет. Олово, во-первых, дешевле меди и легче ее. Во-вторых, оно привозное из-за моря, его придется покупать за то же серебро. В третьих этот металл мне нужен в больших количествах, чтобы его тратить на что-либо на сторону. Олово не пойдет. Чистая медь также, потому как она плохо чеканиться, а литые монеты слишком просто подделывать. Обернуться не успеете, как город ваш будет наводнен подделками. Господь наш Живой призывал нас не искушать малых сих. Наверное, надо пойти по пути древних римских императоров, которые чеканили монеты из латуни — сплава меди и цинка. Этот металл великолепно держит штамп, так что фальшивомонетчикам нелегко будет найти в свою банду хорошего гравера, который обеспечит им качественную подделку штампа.
— Значит ли эти ваши слова, сир, что вы согласны дать нашим городам свое разрешение на чеканку медной монеты? — спросили они, чуть ли не хором.
— Вы хотите, чтобы эта медная монета имела хождение по всей стране басков?
— Нет, сир, так далеко наши претензии не распространяются. Каждый город будет ее чеканить сам для себя, если на то будет ваше позволение и решение городской хунты.
