Полину Федоровну все чаще тянуло на улицу, в театры, в кино. Тем более, что Антон Софронович почти в каждом письме напоминал, чтоб она не скучала, а сходила посмотреть новую постановку и после написала ему о своем впечатлении. И Полина Федоровна, когда одна, а чаще с Викторией Аркадьевной, посещала и театры, и музеи, и кино. Сколько она находила тут нового и интересного! С какими людьми только не знакомила ее Виктория Аркадьевна!
Ей дружески пожимали руку лауреаты - творцы новых сложных станков и оружия, новых сортов зерна и замечательных книг.
"НАШ ТАТА ОСТАЛСЯ В ПАРТИЗАНАХ"
22 июня 1941 года, когда радио сообщило о нападении гитлеровских войск на Советский Союз, Полина Федоровна никак не могла опомниться. Чудесный мир, куда она вошла вместе с Антоном Софроновичем, затягивался черными тяжкими тучами.
События развертывались так стремительно, что их не мог бы, как казалось Полине Федоровне, объяснить и Антон Софронович. Вражеские танковые армии захватили Брест, Барановичи, Минск, Оршу и текли далее на восток. Беженцы из Белоруссии, Украины и Прибалтики, спасаясь от оккупантов, запрудили Москву. С запада шли без конца эшелоны, нагруженные оборудованием фабрик и заводов, переполненные стариками и женщинами с детьми. Вражеский удар был так стремителен, что многие из них не успели захватить с собой самых необходимых вещей. А радио ежедневно передавало все о новых и новых направлениях, по которым катилась на восток, казалось ничем не сдерживаемая, лавина войны. Беженцы, с которыми встречалась напуганная грозными событиями Полина Федоровна, рассказывали про зверские бомбардировки знакомых ей городов и сел, про массовые расстрелы гитлеровцами мирного населения. В захваченных врагами областях творилось что-то неслыханно жестокое, такое, что Полине Федоровне даже трудно было поверить.
Утром 13 июля 1941 года Полина Федоровна услышала в коридоре взволнованные голоса, а потом стук в дверь. Она отперла и увидела перед собой низенькую, со страдальческим лицом женщину, возле которой стояли два хлопчика с узелками в руках. Одежда и на женщине и на детях измятая, глаза запалые и красные, видимо от бессонницы.
- Что, не узнала? - прошептала женщина.
Только теперь Полина Федоровна разглядела, что перед нею жена Василя Каравая с Мечиком и Колей.
- Верочка, милая! - обнимая подругу, вскрикнула Полина Федоровна. Скорей заходите! Ой, какие вы измученные!.. А где Василь?
- Ничего мы про него не знаем, - тяжело садясь, ответила Вера. - Он, видать, остался под немцами.
- Как? Что ты говоришь?
- А что я сказала? - словно спросонья, в свою очередь переспросила Вера и удивленно оглянулась. - Про что это мы с тобой говорим?.. Мы, Поля, трое суток не спали. Наш эшелон бомбили и обстреливали с самолетов, может, десять раз.
Вера чуть шевелила запекшимися губами. Потом голова ее бессильно упала на стол.
Полина Федоровна тотчас же развернула раскладушку, кинула на нее подушку и уложила Веру спать. Потом раскрыла свою кровать и приказала Мечику и Коле ложиться. Мечик, который тоже чуть держался на ногах, успел сообщить то, чего не успела досказать его измученная мать:
- Наш тата, тетя Поля, остался в партизанах...
На дальнейшие разговоры у него также не хватило сил.
Полина Федоровна, чтоб не помешать отдыху истомленных гостей, отправила Надейку и Анечку гулять во двор, а сама, схватив кошелку, пошла в магазин.
Как хорошо, что они с Антоном Софроновичем перебрались из Минска в Москву!.. "Мечик сказал, что батька остался в партизанах. Но что они могут сделать с этими армиями, натиск которых сдержать даже наша Красная Армия не может", - рассуждала Полина.
Вера и ее дети спали как убитые до самого вечера. Полина Федоровна сочувствовала Вере и понимала ее. Она входила в комнату на цыпочках, прислушиваясь к глубокому дыханию подруги и ее детей. Вера выглядела такой маленькой, что казалось, под одеялом лежит не взрослая женщина, мать двоих детей, а какой-то подросток.
Когда-то Антон Софронович шутил над Караваем при Вере:
"Ну, брат Василь, и выбрал же ты себе жену, что на одной своей ладони ее подымешь! Моя графиня хоть вровень со мной и солидная. А это ж дитятко несчастное!.. Заморыш!.."
Не торопясь поглаживал свои пышные усы Василь Каравай и добродушно отвечал:
"Дело, друже, было несколько иначе. Не я, а она меня выбрала. Поглядела, что мой характер - кремень, ну и отважилась пойти за такого головореза. Правда, Верочка?"
"Оба вы мастера болтать, - отзывалась Вера. - Говорить есть что, да слушать нечего. Я его выбирала! Сам всегда напрашивался на свидания, бегал ко мне во всякую погоду".
"Отважный был хлопец", - примирительно гудел Каравай.
Однако Корницкие знали, что этот отважный хлопец был в подчинении у своей Веры. Гроза пилсудских жандармов, первый силач среди партизан, Каравай покорно выслушивал и исполнял различные приказания своей маленькой жены, ходил перед ней, как говорится, по струнке. Она же определила и его дальнейшую судьбу. Обком хотел направить его работать в органы милиции. Об этом ему сказал Корницкий. Вера, однако, решительно восстала против такого предложения.
"Только попробуй дать согласие, тогда и домой не приходи! предупредила она мужа. - Навоевался уже! Хватит!"
"Ты понимаешь, Верочка... - попробовал было что-то доказывать Каравай, которому не хотелось разлучаться с Корницким. - Я в этих делах старый воробей..."
Верочка устремляла на этого старого воробья долгий взгляд своих зеленоватых глаз - и тот сразу стихал и смирялся.
"Так я же не говорю, что пойду туда работать. Хватит для меня дела и на гражданке. Например, бухгалтером. Я когда-то немного учился этому делу... Ну, успокойся".
Его направили на работу в областной исполком в Полесье. Разъехавшись в разные стороны, Корницкий и Каравай все время переписывались. И вот эта проклятая война... И неизвестно, где теперь Василь Каравай, жив ли он...
Вера проснулась, когда стемнело. Вскочив с раскладушки, тревожно оглянулась; увидев на кровати взлохмаченные головы своих детей, слабо улыбнулась Полине Федоровне, которая потихоньку расставляла на столе тарелки.
- Видела бы ты, Поля, что творится на железной дороге, на шоссе, на большаках и на лесных стежках! - каким-то перетруженным голосом заговорила Вера. - Все забито людьми. Сказывают, что в старину так не убегали от чумы, как теперь от фашистов!..
- А ты их видала? - не удержалась Полина Федоровна.
- Они два раза нас задерживали и возвращали. На наших глазах расстреливали. Выхватили из толпы двух старых, молодую еще женщину и ее троих детей. Скомандовали им идти в Москву... Мечик и Коля тоже видели, как всех их скосила очередь из автомата... Это было около Бобруйска...
Вера с детьми пробыла у Корницких дня три и выехала в Свердловск, где жила ее сестра.
А с фронта тем временем приходили всё более грозные вести. В начале августа гитлеровские полчища были уже возле Смоленска. Вскоре начались налеты вражеских самолетов и на Москву. У Полины Федоровны все оборвалось в груди, когда она впервые услышала прерывисто-тревожный вой сирены. Не помня себя, она схватила детей и, не закрыв даже комнаты, помчалась в ближайшую станцию метро. Там они просидели до отбоя. Анечка все время тряслась как осиновый лист, Надейка держалась спокойно.
Полина Федоровна, оглядевшись, увидала, что в метро они примчались, как были, в то время как другие прибежали с узелками и кошелками.
Тревога в этот раз была непродолжительной. Гитлеровцы не смогли прорваться в Москву. Полина Федоровна слышала только приглушенные взрывы. Это, как впоследствии она узнала, били наши зенитки.
А потом были такие налеты, когда Полине Федоровне казалось, что настали последние минуты ее жизни. От пожаров небо становилось багровым. Все грохотало и тряслось вокруг, железные осколки зенитных снарядов барабанили по крышам, стрекотали на каменной мостовой... Затем десятки и сотни тысяч жителей столицы начали копать окопы, противотанковые рвы, возводить надолбы, чтобы перегородить врагу дорогу к столице. На окраинных улицах спешно строились баррикады. И Полина Федоровна уже жалела, что не уехала с Антоном Софроновичем на Дальний Восток, что не выехала вместе с Верой на Урал. Правда, вскоре налеты бомбардировщиков сократились. Только изредка и на большой высоте прорывались одиночные самолеты. Поползли слухи, что гитлеровцы подтягивают силы и готовятся к решающему штурму. Рассказывали про шпионов, которые под видом беженцев пробрались в Москву. Все вокруг резко изменилось, стало неузнаваемым, и в первую очередь изменились люди.
Виктория Аркадьевна рыла окопы. Сразу после возвращения в город она зашла к Корницким.
В этой женщине, одетой в синий ватник, в грубых, залепленных глиной сапогах, с серой шерстяной косынкой на голове, уже трудно было признать законодательницу мод. Она очень похудела, на ладонях появились жесткие мозоли, черты лица погрубели, только, казалось, глаза стали более быстрыми и подвижными.
