Ее молчание, взгляд, упертый в чашку с нетронутым кофе, подстегивают Алену. Она рассказывает подробно, с деталями, буквально по дням, как развивался ее роман на стороне. Бесконечные “он сказал”, “я сказала”, “он посмотрел”, “я почувствовала…”, радостный смешок, волны счастливой влюбленности, которые Алена источает, как лампа накаливания свет, — все это ранит Лену. Будто ей дают оплеухи, щеки уже онемели, а по-прежнему больно и очень-очень стыдно.
Алена дошла в своем повествовании до момента, когда она: впервые переспала с любовником:
— Мы приезжаем в его загородный дом. Там два охранника и горничная. Вышколенные!
Только “ваше сиятельство” не говорят. Выпили шампанского, потом он взял меня за подбородок и говорит…
— Не надо! — просит Лена.
— Что “не надо”?
— Не рассказывай мне о постельных, сценах.
Алена пожимает плечами. Ей досадно, потому что она собиралась описать и роскошную спальню, и кровать, и что в кровати происходило.
— Это было три месяца назад, — уточняет она, — накануне нашей поездки на Дикое озеро.
Лена хорошо помнит ту поездку. Последние теплые дни лета: В воздухе уже прохлада, а вода не успела остыть, как парное молоко. Она, Борис, Глеб, Алена и маленькая Настя едят арбуз, хохочут и стреляют друг в друга косточками. Глеб дурачится с Аленой в озере. Легко подбрасывает ее, она с визгом кувыркается в воздухе, шлепается на воду, Глеб не дает жене нырнуть, снова подхватывает.
Настя тянет Бориса в озеро:
— Папа! Я тоже так хочу! Ты меня тоже так!
Лена сидит на берегу, со счастливой улыбкой смотрит на фонтаны брызг.
“У Глеба, — подумала тогда Лена, — наверно, еще не скоро появятся дети. Потому что Алена не захочет уступать место ребенку”.
Алена по-детски надувает губки и протягивает мужу пальчик:
— У меня бо-бо! Подуй! Поцелуй!
Глеб с готовностью дует и целует, сначала мизинчик, потом все пальчики по очереди.
“Бо-бо! Подуй! — кипятится Лена. — А сама уже переспала с другим мужчиной и далее собиралась! Дрянь! Последняя дрянь!”
— Ты меня не слушаешь! — обрывает свой рассказ на полуслове Алена. — Что ты молчишь?
— Не умею разговаривать с убийцами.
— Это я убийца? — изумляется Алена.
— Ты! Ты убьешь Глеба. А Борис, их мать, я — все мы будем страшно ранены.
Лена поднимает голову, смотрят в глаза Алене. У той на лице прежнее выражение мечтательной влюбленности борется с новым, кислым — девочку обидели.
— Глупости! — говорит Алена капризно. — Глупости, глупости, глупости! Люди сплошь и рядом разводятся. Никто от этого не умирал. Я тебе два часа толкую: это чувство сильнее меня, рок, судьба! Разве честно было бы по отношению к Глебу, если бы я жила с ним, а любила другого?
— Бесчестно было заводить шашни с другим. Ты дала слово Глебу, а потом предала его. Ты предательница.
И вслед за Аленой, которая четыре раза проговорила “глупости”, Лена монотонно повторяет: “Предательница!”
— Заткнись! — шипит Алена, вдруг ставшая похожей на злобного мелкого зверька. — Ты ничего не понимаешь! Живешь по монастырскому уставу. Рыба! Холодная рыба! С мужем, наверно, только в темноте и только под одеялом — быстренько и скромненько. А у меня!.. У меня; такие оргазмы, что стены ходуном ходят!
Мимо их столика проходит мужчина с подносом. Услышав последние слова Алены, едва не опрокидывает чашки с кофе. Присвистнув, смотрит на Алену е восхищением. Она тут же закусывает губку, кокетливо потупившись.
Прежде они никогда не ссорились. Лена видела, что Алена не врастает в семью так, как вросла она, Лена. Чужие проблемы не задевали Алену, скатывались с нее, как дождевая вода се стекла. Свекровь болеет, у Глеба трудности на работе, Борис машину разбил. Все переживают, как-то участвуют, кроме Алены и Насти. Их невольно объединили в одну группу, младшую возрастную, с детскими правами и без обязанностей взрослых.
Но сейчас Лена испытывает к Алене сильнейшую, до слез, бессильную ненависть. Так было в детстве, когда плакала в кино. Там плохие герои прикидывались хорошими, а хорошие не ведали об их коварстве и обращались с плохими по-человечески. Лене хотелось встать и закричать в экран: “Не слушайте его! Не делайте! Он плохой!” Но она только бессильно плакала.
— Почему у тебя руки дрожат? — спросила Алена.
“Потому что мне хочется тебя задушить!” — был бы честный ответ. Лена не могла задушить Алену, как не могла кричать в кино, водворяя справедливость. И то и другое бессмысленно. Но хотя бы плюнуть в лицо? Ну, не плюнуть, так правду сказать?
— Сучка!
— Даже если так? — пожала плечами Алена.
Она не обиделась. Переглядывалась с мужчиной, который едва не уронил поднос. Заинтересованные мужские взгляды — лучшая броня от любых нападок. Пока на тебя смотрят с восхищением, стрелы оскорблений летят мимо, не раня и не царапая.
Спутница мужчины нервно оглянулась, чтобы проследить за его взглядом, понять, на кого он уставился. Алена победно улыбнулась.
— Сучка — это собака женского пола, — сказала она Лене. — Собака всегда любит того, кого уважает и боится, то есть самого сильного. Ты будешь кормить ее, лечить, сюсюкаться — собака привяжется к тебе. Но настоящая страсть — это когда она подчиняется со сломленной в экстазе волей. Только к тому, за кем она чувствует право и способность пинком отбросить ее в сторону. Глеб меня кормил и ласкал за ушком. Всё у нас было мило и пресно. А перед новым мужем я готова день и ночь стоять на задних лапках, и ползти за ним, и руки лизать…
— Потому что он богат. Если бы он был простым инженером, ты бы в его сторону не посмотрела.
— Мне очень нравится, что он богат! — с вызовом ответила Алена. — Это свидетельствует о его выдающихся способностях. Знаешь, как говорят американцы? Если ты такой умный, почему ты такой бедный?
— Потому что умный.
— Как? — не поняла Алена.
— Я такой бедный, потому что я умный. Отвечают русские американцам. Счастье не в золотых слитках, не в деньгах, машинах и дачах! Оно в человеческом сердце…
— Ла-ла-ла! — издевательски пропела, перебивая, Алена. — Не надо со мной разговаривать тоном коммунистки-пенсионерки! Ты еще про любовь к родине вспомни! Просто ты боишься признать, что твоя цена — Борис, старенький “Москвич” и штопаные колготки. А моя цена — миллионер, “мерседес” и Монте-Карло.
— Все на “м”, — усмехнулась Лена, — МММ, грандиозная афера и надувательство.
— Просто ты мне завидуешь! Большая Лена! Когда женщину называют большой, ее сравнивают с сундуком или танком, или с сундуком, помноженным на танк. У тебя размер ноги меньше моего и талия тоньше, а кто-то из нас Маленькая? Маленькая, удаленькая?
