— Неужели главный агроном не подумал, не укрепил другими кадрами?
— Подумал, укрепил! На него как найдёт. Одному прямо ковровую дорожку стелет, а другому-кукиш с маслом, прости меня, господи… А футбол теперича — тю-тю, плакали наши награды. — Я вспомнил про вымпел за первое место в районных соревнованиях, красующийся в кабинете директора. — Говорили Емельяну Захаровичу: круто берет наш главный. Что об стенку горох…
— А урожай как?
— Это ещё посчитать надо будет. Ильин-то без году неделя, а уже командует, будто век тут прожил,., И никаких возражениев не терпит.
В том, что он резок и крут, я убедился сам. А Савелий Фомич продолжал:
— Как с цепи сорвался. Все ему не так, все не этак. — Он покачал головой. — Ничего. Укатают Сивку крутые горки. Мы вс„ видывали…
Что они видывали, он так и не досказал. В коридоре послышались шаги. Я был единственный обитатель совхозной гостиницы. Значит-ко мне.
С тех пор как за моё питание взялась Серафима Карповна, каждый вечер в это время обычно приходила голенастая, нескладная девочка Настя, укутанная в мамкин платок. «Сноха», — отрекомендовала её Ищенко. Это юмор.
Настя приносила судок с нехитрым обедом. Всегда обильным и по-деревенски добротным. Серафима Карповна считала, что хорошая работа может и.меть место только при создании соответствующих условий.
Постучали. На пороге появилась сама Ищенко. Сторож ретировался.
Серафима Карповна поставила судок на стол, сняла плащ.
— Хвораете?
— Немного.
— А вы поешьте. Для здоровья лучше…
Горло болело, и есть совсем не хотелось. Но, чтобы не обидеть оперативника-хозяйку, я налил в тарелку горячего душистого борща.
— А Ильин действительно был вместе с Залесской в Североозерске, — вдруг сказала Серафима Карповна. Я прекратил есть. Вернее, попытку проглотить хоть несколько ложек. — Только он был с ней не в ресторане, а в кафе.
— Это могут подтвердить?
— А как же. Буфетчик и уборщица. Там самообслуживание, официантов нет. По фотографиям признали.
— И часто их там видели?
— По крайней мере два раза.
— Жаль, что я узнаю об этом только сейчас, — сказал я в сердцах.
— Стараюсь, Игорь Андреевич. — В голосе Ищенко послышалась обида.
Лично я был недоволен темпами расследования. Ищенко это чувствовала. Иной раз моя верная и (я в этом убедился) невероятно работоспособная помощница успевала за день дважды побывать в райцентре. Ъоюсь, что в Североозерском РОВДе её уже встречали со страхом. Во все концы летели запросы, требования, телефонные звонки… Это помимо тех сведений, которые она собирала здесь, в Крылатом.
— Знаю, знаю, — поспешил я успокоить её. — Понимаете, хотя бы вчера… Разговаривал я днём с Ильиным. Мне бы очень пригодилось то, что вы сообщили.
— Может, не велика беда? Встретитесь ещё.
— Может, и не велика… — Я подумал, что факт однойдвух встреч в кафе Североозерска ещё ни о чем не говорит.
Случайно встретились. Не совсем они чужие-земляки вроде. — А подробностей не помнят?
— К сожалению, нет. На бойком месте это заведение, у автовокзала. Всегда народу много.
— Но вс„ же запомнили. Почему?
— Ильин там до сих пор частенько обедает.
— Ещё хуже, — сказал я почему-то вслух. — Тем более встреча может выглядеть правдоподобно случайной…
Ищенко меня поняла:
— Трудно было с ним?
— Я, Серафима Каргювна, присочинять не умею. Да и не подобает, как в-ы сами знаете…
Она улыбнулась:
— Придумка придумке рознь. Но в отношении Ильина у нас с вами действительно пока ничего существенного нет.
— Будем искать, — сказал я.
Итак, Ильин скрыл, что встречался с Залесской в районе. Впрочем, я у него об этом не спрашивал. Но он вообще отрицал дружеское, приятельское общение с обоими супругами…
Серафима Карповна приняла мою задумчивость за желание остаться одному. И собралась уходить.
— Ну, отлёживайтесь, Игорь Андреевич. С такими болячками не шутят. Вон в журнале «Здоровье» пишут, какие пошли осложнения от всех заболеваний. Жена небось далеко, приказать некому…
— Приказчиков хватает. Жены — нет. И между прочим, не было…
— Как же так? — Она непроизвольно снова опустилась на стул.
— Да так. Не пришлось.
— Нехорошо, — сказала Ищенко. Я ждал обязательной в таком случае народной мудрости, пословицы или поговорки, но Серафима Карповна повторила: — Нехорошо одному.
Тоскливо.
— Зато работе не мешает, — отшутился я.
— Семья работе не помеха. Наоборот. Уж сколько я мотаюсь. Иной раз детей и мужа по месяцам не вижу. Все равно знаю, в Барнауле они, и душа спокойна. Что они есть. Не представляю, как так можно…
— Много у вас детей?
— Четверо. — В её словах прозвучала нескрываемая гордость. И нежность.
— Большие, наверное?
— Старший уже семью имеет. Младшенькой-тринадцатый пошёл. Правда, трое не мои, мужа. Разве в —этом дело? Я считаю, кто воспитал, тот и родитель.
— Это так родители считают. А дети?
— Вырастут, ответят.
Я подумал о Кешке. Интересно, сможем ли мы стать родными друг другу?..
Ещё я подумал, как Ищенко удаётся сочетать службу с воспитанием детей. И не родных. Дело, по-моему, очень и очень деликатное. И я спросил об этом у неё. Осторожно.
К моему удивлению, Серафима Карповна отнеслась к этому с юмором.
— Решил посадить на чужую шею троих, а ему вместо этого ещё и четвёртую подкинули. Я почти все время на колёсах… Вот так-то получается иной раз в жизни, Игорь Андреевич. Но Гриша мой не в обиде. Он и сам детей любит. А мать нужна обязательно. Ой как нужна. Пусть даже такая приходящая, как я, — закончила со смехом Ищенко. — Я видел, Ищенко было приятно говорить о семье. И то, что я заговорил об этом, тронуло её.
Наверное, муж её теперешний из вдовцов. Конечно, трудно найти хозяйку на троих ребятишек. Как она сказала: «приходящая мать»… По инерции Серафима Карповна распространила свою опеку и на меня. Тоска по детям… И я сказал ей фразу, которую, видимо, говорят многие:
— Как это вы такую специальность выбрали? Неподходящую многосемейному человеку…
— Не я её выбирала, она сама меня нашла. А как же иначе, Игорь Андреевич?
— Конечно, что по душе, то самое лучшее. В одном американском институте открыли, все болезни человека идут от работы, которая ему не нравится. И сердечно-сосудистые, и алкоголизм, и наркомания, и ранняя старость…
— Мне моя работа нравится. Но я о другом. Из благодарности я пошла в милицию. Как матери, ей благодарна.
Э-эх, — она вздохнула. — Коли б не милиция, не знаю, кем бы сейчас была Сима Ищенко. Война, Игорь Андреевич, она сколько сирот да душевных калек оставила? Большинство людей, конечно, нашли свою дорогу в жизни. А я, глупенькая, напуганная девчонка, в пятнадцать лет осталась одна в чужом городе, без копейки, без хлебной карточки.
Поверите, единственное платьишко, кофтёнка да мужицкие драные сандалеты… Дело теперь прошлое, а я ведь чуть не сбилась, едва под откос не полетела. Заманили в одну компанию. Накормили. Помню, за сколько дней хоть раз досыта поела. И меня сразу на дело потащили. Видят, глупенькая, доверчивая. А должна я была «в дурку сыграть».
Сейчас поясню. Один из пацанов, какой пацан, дылда здоровая, Жиганом прозвали, по кинофильму, помните? Так этот Жиган выхватывает у кого-нибудь сумку, у женщины, конечно, — и тягу. Я, будто бы посторонняя, погоню на ложный след должна направить. «Сыграла я в дурку», да, видно, не так, как надо. Сцапали Жигана, а женщина, пострадавшая, показала милиционерам какую-то книжечку, взяла меня за руку и повела. А я реву, слезы по щекам размазываю. Смотрю, привела в дом. К себе… Оказалось, она сама старшина милиции. Короче, успокоила, расспросила обо всем. Конечно, у ней глаз намётан, наверное, был… Жизнь мне спас этот человек. На первое время она поселила меня у себя. Семья большая, да ещё эвакуированные… Ох, времечко было. Можно сказать, она мне вторая мать. Во всем хотелось походить на неё. Я выросла уже, стала самостоятельной, специальность рабочую получила. Говорю ей:
«Пойду в милицию, хочется очень». Она мне: «Сима, милая, работа наша трудная. Ты девушка симпатичная…» Это я не для красного словца, Игорь Андреевич, так она и сказала. Конечно, какие теперь мои годы, для женщины — солидные. Так вот: «…Милиция требует всего человека. Справишься ли?» Говорю: «Конечно». Молодость, все мне нипочём. «Тогда иди», — говорит. Пошла… А с ней мы переписываемся. Она на пенсии уже. В Перми живёт. Всю жизнь отдала милиции. Вот и я по её стопам пошла.
— Не жалеете?
— Сейчас посмотришь, как будто и нет другой работы, что пришлась бы мне по душе. И муж мой первый — тоже в органах внутренних дел работал. Погиб… При исполнении служебных обязанностей. Награждён посмертно.
— А второй? — не удержался я.
— Совсем из другого теста. — На её лице мелькнула весёлая усмешка. — Краснодеревщик. Вообще, золотые руки.
