— Спать? — вспыхнула она, заливаясь краской. — Уверены? А колыбельную на ночь не хотите?
— Лично я собираюсь спать. Вы, впрочем, можете найти себе иное занятие. Чувствуйте себя, как дома.
Максим поднялся, собрал со стола грязную посуду, кастрюлю с макаронами и остатками соуса отправил в холодильник.
— Спокойной ночи, Мара! — сказал с порога и вышел в коридор.
Она собралась, было, кинуться за ним, чтобы, по меньшей мере, спросить, в какую комнату ей-то идти. Но вдруг замерла. Сообразив одно-единственное. Мара… Он назвал ее этим именем так просто, будто бы знал, что только так она саму себя и зовет. А об этом никому известно не было, даже деду.
Неожиданно для самой себя, она поняла, что улыбается. Встала со стула и отправилась искать, где можно устроиться на ночь. Комнат-то в доме было много.
* * *Прижавшись щекой к плечу Блеза, счастливая Дейна шла с ним по узкой улочке, ведущей в гору. Они возвращались с пляжа, где провели вместе несколько часов. Купались, лежали на песке и целовались. Целовались так, словно не могли нацеловаться. Но они и вправду не могли. Дейна таяла в крепких объятиях своего Блеза и мечтала лишь о том, чтобы так держал он ее всю ее жизнь. И целовал так, чтобы кружилась голова и болели губы, как теперь.
— Ах, Блез, — мечтательно протянула Дейна, — как же я хочу, чтобы этот гадкий Браер утонул где-нибудь посреди Атлантики. И тогда тебе не пришлось бы никуда уезжать. Что может быть ужаснее разлуки с тобой!
Капитан Ратон задумчиво посмотрел в небо и проговорил зловещим голосом, какого она никогда не слышала от него:
— Нет, этот пройдоха так просто не погибнет. У меня с мерзавцем старые счеты, Дейна. И если он умрет, то умрет от моей руки.
Она обиженно надула губки и вздохнула.
— Но ты же пока не уезжаешь? Его же пока не нашли?
— Не знаю… Я жду вестей, сегодня прибывает «Белая черепаха», а на ней должен быть посланник… Может быть, что-нибудь теперь известно.
Дейна кивнула. И лишь теснее прижалась к своему капитану. Таверна уже была видна, и пришла пора расставаться.
— Ты не ходи дальше, — шепнула девушка Блезу, — мама увидит, скандал на всю улицу устроит. Ни к чему это.
— О, как бы я хотел, любовь моя, — стоном вырвалось у него, — чтобы нам больше не приходилось скрываться… И расставаться… Но ты права, теперь нам ни к чему скандал. Все устроится, даю тебе слово!
Он снова прижал ее к себе и крепко поцеловал. А после разомкнул их объятие и пошел прочь, скоро скрывшись в толпе.
Проводив Блеза долгим печальным взглядом, Дейна сделала несколько шагов к таверне, подняла глаза и увидела мать. Та стояла на пороге, уперев руки в пышные бока, и выражение ее лица не предвещало ничего хорошего. Но разве может быть что-то хуже того, что ей приходится постоянно расставаться с Блезом?
Мамаша Жасинта глядело сурово из-под темных густых бровей. Она покраснела, как рак. И, казалось, даже из ноздрей ее идет дым.
— Непутевая! — провозгласила Жасинта. — Сказано же, как паршивую девку ни воспитывай, она паршивой девкой останется! Не я ли давала тебе все, что могла? Не я ли лучшее для тебя берегла? Не я ли ценила тебя выше даже самой себя? Да благородные не все на наших островах могут похвастаться таким приданым и такими манерами, как я дала тебе! Сохранить тебя в чистоте я хотела, коли самой не довелось. Чтобы не знала ты тех же унижений и страданий! А что ты взамен? Честь свою измазать вздумала с этим проходимцем? Отвечай, Дейна, ты уже легла с ним или нет?
Глаза дочери округлялись тем сильнее, чем дольше говорила мать. А услыхав ее вопрос, Дейна вспыхнула до корней своих огненных волос, и возмущенно прошипела:
— А это не ваше дело, матушка!
— Ах, не мое дело? Ах, не мое?! — возмущенно заверещала Жасинта. — А что же тогда мое? А как я вручу тебя твоему будущему мужу, который потребует от тебя чистоты и непорочности! Да какой матерью меня назовут люди, коли узнают, что ты опозорила имя своего супруга?
— А вы меня замуж не отдавайте — вот и не будет у людей повода говорить о вас плохое, — рассмеялась Дейна, — коль уж вы так о своей репутации печетесь.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Да не о своей, а о твоей, дурная! — заорала мать. — И как не отдавать, когда тебя-то поскорее и надо замуж! Иначе будешь таскаться со своим висельником, пока не понесешь от него. А он твоих детей не признает! Да и сомнительное благо — его имя твоим ублюдкам!
— Вы не знаете его совсем! — зло вскрикнула Дейна, глядя матери прямо в глаза. — Не знаете, а болтаете, — и снова покрывшись румянцем, мечтательно проговорила: — Он будет очень хорошим отцом.
Вид ее был настолько трогательным и влюбленным, что даже мамаша Жасинта печально села на скамью и молча наслала проклятия на голову красивого рыжего ирландца из ее бурной юности. Тот тоже мечтал о том, какой она стала бы матерью его детям.
— Бесстыжая дура! — горько сказала несчастная женщина и тут же добавила: — Да у него таких подстилок, вроде тебя, в каждом порту. Он по всем морям плавает, все острова знает. Таскается со всеми шлюхами. А ты влюбилась, глупая. Да тебе от него бежать надо, как от чумы. Он же даже здесь, в Рэдбее, не одну тебя обхаживает! Ты и не видишь ничего за своей любовью!
Не сразу смысл повисших в воздухе слов стал ясен Дейне. Она долго смотрела на мать, и брови ее все сильнее хмурились.
— О чем вы? — тихо спросила она.
Мамаша Жасинта грустно пожала плечами и покачала головой.
— Все говорят! За Синей бухтой дом стоит, принадлежал он когда-то донье Селесте. Она из благородных была. Ни с кем из города не водилась. Я ее молодой еще помню. Мы девчонками бегали смотреть, в каких платьях она на прогулку выезжает. Все нам из какого-то другого, особенного мира казалась. Мы даже прически, как у нее, делать себе пытались. А потом пропала. Говорили, замуж ее отдали за богатого плантатора. Много лет ее не было. А потом вернулась с маленькой девочкой на руках, назвалась вдовой. Девочка эта, сама понимаешь, взрослая теперь девица. И тоже сразу видать — знатная, от людей нос воротит и все прячется в своем доме. Туда твой Ратон и ходит. И вот, что я скажу тебе, глупая, если на ком и женится, так на ней — там и деньги, и связи. Не то, что ты — дочь шлюхи, которая только лишь немного преуспела.
И снова долго молчала Дейна. Мать многое знала. В таверне кого только не встретишь, а люди все видят, обо всем рассказывают. А уж кто как не мамаша Жасинта лучше умела слушать.
— Этого не может быть! — упрямо заявила Дейна. — Вы это все специально говорите. А Блез не такой.
— Все они не такие, пока у девки брюхо не нарисуется, — вздохнула мать. Потом мысленно попросила прощения у святого Иакинфа за свою ложь и продолжила: — Вот и отец твой! Казался мне самым лучшим из всех людей на земле. Я ведь свадьбы ждала, молилась на него. А он… едва узнал, что я понесла, так и сбежал от меня. Почему я, по-твоему, в продажные пошла? Кто бы меня замуж взял после такого? Да и я честного человека ни за что не стала бы позорить. А зарабатывать, чтобы тебя прокормить, как-то ведь надо было. И ни разу за всю жизнь он не поинтересовался, как мы живем. Ни разу не помог. Хотя судно его, где он теперь капитаном, по-прежнему заходит на Исла-Дезесператос дважды в год.
— Говорите, что хотите, — отмахнулась Дейна. — Не верю я вам. То, что нас отец бросил, совсем не означает, что Блез поступит так же.
— Что ж, — вытирая слезы, проговорила Жасинта. — У всех ожоги свои. Я тебя уберечь хочу. А ты меня врагом делаешь.
— И вовсе нет, — Дейна пожала плечами. — Я всего лишь замуж не хочу.
— А я не хочу, чтобы ты виделась с капитаном Ратоном! Погубит он тебя!
Дейна фыркнула и промчалась мимо матери к себе в комнату.
6. Девушка из Ипанемы
Солнечный луч забрался в комнату через окно и пробежался по полу, добравшись до кровати. По кровати он полз очень осторожно, чтобы не сильно беспокоить девушку, спавшую на ней. Но, в конце концов, понял, что лица ему никак не миновать, и самым нахальным образом расположился прямо на ее сомкнутых веках.
