с ним? — Её взгляд загорелся интересом.
Я вздохнула.
Конечно, доверять не стоит, но есть некоторые вещи, которые ценности не представляют. Ими поделиться можно.
— В библиотеке.
Мэрви округлила глаза.
— Где?!
— В библиотеке, — повторила я. — Можешь не верить, но я серьёзно. Я там работала какое-то время после школы. Там он меня и увидел. Мне было двадцать, если что.
…и после этого у меня появилась стойкая неприязнь к библиотекам из-за постоянно всплывающих навязчивых воспоминаний. В последнее время, правда, эта неприязнь стала меркнуть, и хорошо.
— Вы любили друг друга?
Я чуть не расхохоталась в ответ. Да уж, обожали просто!
— Нет. Мы не ладили. Этот брак был полезен нам обоим, мы получили, что хотели, но… Он погиб в кораблекрушении, и я почувствовала облегчение. И вот я здесь.
— Понятно, — тихо ответила Мэрви, покраснев. Кажется, она сама укоряла себя за проявленный интерес.
— Вас можно принять за шпионок, — сказала я. — Тебя и Оринни. Очень уж тихие.
Выражение лица Мэрви было неподражаемым.
— Мы не шпионки! — выдохнула она. — Нас бы сразу поймали!
— Да, — кивнула я. — Потому что слишком тихие.
Мы обе замолкли — приближались чьи-то шаги. Твёрдые, размашистые, даже чересчур уверенные.
— О, Лалли! — воскликнула Мэрви, завидев нашу красавицу с самым болезненным самолюбием в мире. — Тебе тоже не спится?..
— Замолкни, — процедила она и плюхнулась на диван. Несколько подушек упали на пол.
— Не очень-то вежливо, — заметила я.
— А ты не смей меня учить! — накинулась Лалли уже на меня.
— Я и не собиралась. Только этого мне и не хватало для полного счастья.
— Вот и сиди молча!
Я фыркнула. Ну что за человек!
Даже в неверном свете тусклых светильников, со следами недосыпа, в халате Лалли была очень хороша. Пожалуй, усталость даже наложила на её облик печать какой-то особой прелести. И почему такая внешность досталась эдакой стерве?..
Лалли очень походила на тех заводил из моей школы, которые со своей «свитой» из рыб-прилипал пытались меня травить в разное время. Так уж вышло, что я училась в обычной городской школе для девочек, потому что денег на домашнее обучение, положенное детям из высоких семей, не было. Все знали, кто я и какого рода — такова сущность народной молвы. По понятным причинам надо мной издевались. Точнее, пытались. Недостаточно крепкими оказались зубы!
Впоследствии, правда, мне пришлось снять этот панцирь, за что и расплатилась сполна.
— Я скоро вернусь, — тихо сказала Мэрви и, отставив пиалу, поспешила скрыться от тяжёлого взгляда Лалли.
Я же, назло ядовитой прелестнице, осталась сидеть в гостиной с самым невозмутимым видом. Лалли угрюмо теребила чёрную кисточку на одной из подушек. Тишина стояла такая, что ещё чуть-чуть — и кровь пойдёт из носа, изо рта и глаз.
— От твоего взгляда фрукты сейчас заплесневеют, — заметила я. — Лучше возьми персик. Глянь, какой спелый!..
— Ты мне не нравишься, — вдруг выдала Лалли.
— О, поверь, это взаимно. О нашей ненависти можно слагать легенды — такие же красивые, как и о чьей-то любви!
— Ты жалкая, — продолжала Лалли. — Ты — и все, кто мечтает вернуть себе положение. Раз ваши семьи позволили себе исчезнуть из истории Уровня, значит, выродились, и больше вы ни на что не годитесь. Твои попытки всё вернуть через этот отбор — жалкие! Очень скоро ты отсюда вылетишь. Я позабочусь об этом.
Я засмеялась.
Лалли вовсе не опасна. Она простодушна, прямолинейна и предпочитает давить соперников лицом к лицу — в этом она сильна. Скрытое поле битвы вовсе не для неё. В ней скрыта невообразимая мощь, и хорошо, что она её ещё не осознала в полной мере.
— Очень жаль, что юные, восходящие на небосвод истории Миддуны семьи озаботились покупкой титула, а вот надлежащим воспитанием своих детей — нет. Твоим родителям — а уж тебе тем более! — следует помнить, что с таким подходом далеко вы не уйдёте, и те, кто жаждет возвращения, быстро перехватят у вас все возможности до единой.
…ведь многие древние семьи угасли как раз по этой причине. Они слишком полагались на своё имя, всё меньше и меньше подкрепляя его словами и действиями.
Ведь имя — это просто пустой звук, если нет никого достойного из его носителей.
Я думала, Лалли после этих слов опрокинет стол и ринется на меня разъярённой кошкой, но нет — её лицо на миг исказилось, но всего лишь на миг.
— На отборе манеры не оцениваются, — сказала она на удивление спокойно. — Когда я выиграю, я быстро поправлю их. Признаюсь, они у меня страдают.
Ничего себе! Она признала собственный недостаток! Вот это да! Что же будет дальше?!
— Главное, чтобы тебя не стёрли в порошок до того, как ты их поправишь.
— Не сотрут, — самодовольно заявила Лалли.
Конечно, нет. Потому что ты не выиграешь и окажешься дома, в безопасности.
Но всё же она красивая. Настолько, что даже меня зависть берёт. Она красивая — и, что называется, без прошлого. Полная сил, уверенная в себе, не знающая мужского предательства и мужской жестокости, зато знающая только мужское восхищение. У неё всё впереди: и хорошее, и плохое.
— Что тут творится? — раздалось недовольное бурчание. — Доброе утро, кстати…
Эби-Ши.
У ныряльщицы тоже выдалась бессонная ночь. Выглядела она изрядно помятой.
Лалли при её виде скривила губы и поспешила уйти, что заставило нас с Эби-Ши обменяться полными недоумения взглядами. Я пожала плечами.
Так сложилось на нашем Уровне, что место в круге аристократии можно купить, отвалив в казну триста тысяч золотых солнц. Немыслимая сумма! Как я поняла, отцу Лалли удалось её выплатить, и вот теперь Лалли кичится, как только может, своим новым положением.
У моего благоверного тоже была такая мечта, и он много работал, чтобы её достичь. И он пошёл другим путём — он женился на так удачно подвернувшейся мне. По законам Миддуны, муж может рассчитывать на вхождение в аристократию, если его жена обладает высоким происхождением. Ему в этом случае нужно подать прошение и заплатить всего лишь сорок тысяч солнц, что он и сделал, получив желаемое в итоге.
Расчёт во всей красе.
Эби-Ши заняла место Лалли и, казалось, забыла обо всём на свете, вяло покусывая медово-жёлтое яблоко. Заговаривать со мной она не пыталась и очень скоро начала клевать носом. Я за это время успела переодеться и переплести растрёпанную косу. Сна не было ни в одном глазу.
За окном начало сереть, когда подтянулись остальные девушки. Мэрви тут же подсела ко мне, Оринни же, смерив сестричку странным взглядом, села на самый краешек дивана подальше