— Охо-хо-хо-хо… — невесело промычал я, садясь на деревянный стул около стола.
Похудел, осунулся, но ничего критического не увидел. Даже ногти на руках стали выглядеть, как здоровые и только что подстриженные. Жалко зеркала нет. Хотелось бы взглянуть на себя со стороны, а особенно на лицо и волосы посмотреть. Растительность на голове ощущалась как-то странно, на ощупь я как будто солому трогал. Помыть наверно их надо бы.
Но сидеть без дела я не стал. Ночной Мондштадт всё так же сиял огнями, свет которых доносился и до моего окна. В моей комнате было довольно светло. Можно было попробовать как-нибудь зажечь лампу на стене, но от греха подальше я не стал лезть, куда не велено. Вдруг ещё поломаю чего. Здесь и так было хорошо.
Первым делом я подтащил к себе сумку, в которой начал искать те самые письма, роясь в куче книг.
Всё равно не перестану удивляться, почему у меня до сих пор не забрали оружие? Да и не только оружие, а вообще все имеющиеся у меня вещи? Слишком уж это любезно и добросердечно со стороны местных властьимущих по отношению к иностранцу и чужаку. Англичане подобными качествами не отличались…
Достав нужную кипу писем, перевязанную верёвочками, я положил их на стол и пододвинул стул ближе. В груди подымалось неприятное волнение, но я продолжил своё дело и чуть подрагивающими руками развязал узелок. Скользящим движением расположил все запечатанные письма в ровную вытянутую линию, уже в душе понимая, что я там могу увидеть.
Речи о том, чтобы отдавать письма той красивой женщине во фраке или же просто продолжать держать письма при себе, не было. Прошедший день мне много показал и рассказал. Нести эти письма уже было некому. Ни царю Александру, ни главе эвакуационной миссии в Петербурге, ни русским дипломатам в Лондоне… Понятное дело, это всё уже не имело никакого смысла. Я уже либо мёртв и попал в странный Рай, либо вижу сны, находясь под грудой снега, либо пролежал под снегом столько времени, что сам мир изменился до неузнаваемости. Этих «либо» очень много можно придумать, но факт остаётся фактом — я до Петербурга никогда не дойду.
Осторожно сорвав сургучную печать, я развернул первое письмо.
Отложил его в сторону и принялся за следующее.
За ним ещё одно и ещё.
Печати срывались быстро, и ещё быстрее письма откладывались в сторону.
В один момент запечатанные письма просто закончились.
— Эх, — глубоко выдохнул я, откидываясь на спинку стула и продолжая держать последнее письмо.
Никогда не подумал бы, что будет настолько пакостно на душе, когда оказываешься прав в своих суждениях. Все эти письма — это пустышка. Просто чистые листы бумаги, сложенные конвертом, и только последнее письмо содержало в себе текст. На русском языке слегка выцветшие чернилами был написан аккуратный текст, который я прочитывал снова и снова.
Господь Иисус, я вижу, что грехи мои отделяют меня от Бога. Как бы я ни старался, никакие усилия и жертвы с моей стороны не преодолеют эту пропасть. Но я также понимаю, что твоя смерть — это жертва, смывающая все мои грехи. Я верю, что ты, принеся себя в жертву, воскрес из мертвых, и потому знаю, что этой жертвы более чем достаточно для моего спасения. Прошу, очисти меня от моих грехов и позволь воссоединиться с Богом, чтобы мне иметь вечную жизнь. Я не хочу прожить жизнь в рабстве у греха и прошу тебя, очисти меня. Благодарю тебя, Господи, за всё, что ты сделал для меня. Прошу тебя и далее направлять меня, чтобы я следовал за тобой как за Господом своим.
Аминь.
Изначально было понятно, что меня одного отправили в заснеженные суровые просторы не просто, как курьера. Сама по себе задача звучала дико, но я тогда был слегка не в себе, чтобы анализировать информацию. Уже, стоя посреди промёрзших земель, я стал осознавать, что это была ложная причина, чтобы просто спровадить меня куда подальше… Не знаю, чего и думать. Мыслей не было. Наверное, это было верным решением, но… Не знаю.
Сложив пополам последнее письмо с молитвой, я его спешно убрал в сумку, положив в одну из первой попавшейся книги, как закладку. А сам я отправился в кровать, желая поскорее уснуть.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
В смешанных чувствах я быстро переложил всё с кровати на стол и улёгся в постель, укутываясь под одеяло, ведь в комнате было довольно прохладно в одних трусах сидеть. Уткнувшись лицом в мягкую подушку, я старался ни о чём не думать.
***
Утро следующего дня
Следующий день начался для меня с раннего утра, когда утренние лучи солнца начали проникать в комнату. Я поспал, хоть и не очень спокойно. То снились очень тяжёлые сны, то я просыпался от холода и приходилось спросонья одеваться хоть во что-нибудь. Ну, я и оделся. Во всё сразу, то есть что снял с себя поздним вечером, то и одел на себя ночью. Даже сапоги напялил на ноги, правда перепутал ноги, но окончательно проснувшись я поменял их местами. И мне было комфортно во всём этом спать, к тому же укрывшись сверху одеялом. Хех, вот это я циркач, даже толком и не помню, как всё это делал… Эх, вроде бы полегче на душе, чем вчера.
Встав с кровати, я первым делом заправил всё, чтобы внешне выглядело всё, как новенькое, а уже после я неспешно принялся убирать со стола разбросанные пустые письма. И чтобы отвлечься от этого монотонного занятия, я размышлял о других не менее важны вещах. Что делать дальше?
Понятное дело, что нужно ждать, пока за мной придут, но когда именно?
Мне, наверное, не помешало бы привести себя в порядок. Да, я заметил ещё одну странность со своим организмом. Во-первых, я совершенно не чувствовал позывов в туалет, что очень странно, ведь грязными делами я не занимался уже длительное время. А также, я совершенно не чувствовал голода, что тогда в пещере, когда ел пресный суп, что сейчас после сна. Чувствуется какая-то пустота в животе, но вот есть не хочется вовсе. Что за дела такие? Это из-за того, что я в снегах много времени пролежал? Но уже столько времени прошло, да и мой дар меня уже исцелил всего с головы до пят. Я же чувствую себя неплохо, точнее, как обычно, но всё равно есть странности.
Да и ещё про ночные мои переодевания не стоит забывать. За окном не пекло, конечно, но понятное дело, что тепло и лето в самом разгаре, а мне холодно. Тц, неспроста всё это.
Собрав всё в сумку, я решился всё-таки проверить, что находилось за второй дверью в этой комнате, которую приметил ещё вчера. Но, подергав несколько секунд металлическую ручку, стало понятно, что дверь закрыта на ключ. Ключа у меня не было, а потому я отправился к окну, прихватив с собой стул. Открыть оконные створки, в отличие от двери, у меня получилось легко.
В лицо тут же ударил приятный тёплый ветерок. Выглянув из-за окна, я смел наблюдать довольно скромную картину: часть небольшого сквера, мощённого бежевым камнем с работающим фонтаном по центру, часть мощной городской стены с рядами зубцов и соседний дом, где мельтешили уже знакомые люди в зелёном. Интересная у этих людей форма. Они принадлежат какой-то государственной структуре, раз они ютятся в этом районе?
В общем, я сидел и ждал кого-нибудь, кто придёт за мной, умиротворённо глядя в окошко и высматривая что-нибудь интересное. Хорошее занятие, жалко вид не самый удачный.
***
Спустя сорок минут
Библиотека Ордо Фавониус
— Книга. Стол. Стул, — вновь произнесла Елизавета, смотря мне прямо в глаза, тем самым не позволяя подсматривать в конспект.
— Книга. Стол. Стул, — ответил я спокойно, сопровождая каждое произнесённое собой слово указанием ладони на названый объект.
Подсматривать в исписанные листки бумаги на столе строго-настрого запрещалось. Бить меня за такое конечно же не будут, да и не дам я себя бить никому, но меня предупредили, что за сим последует наказание. И что-то мне подсказывает, что шутить со своей новой учительницей не стоит. Это не греческий учить, где мне в своё время приходилось изворачиваться на уроках. Долго мне язык не давался. Жаль, что напрасны были усилия. В Грецию меня никто не повезёт, а в нынешних реалиях я пока слабо представляю где можно было бы неизвестный язык использовать.
