– Четырнадцать.
– Господи, мне бы ваши проблемы! Через пять-шесть лет вы и так прекрасно обеспечите свою матушку. И, заметьте, без риска для свободы и здоровья!
Атаманов в ответ проворчал, что пять-шесть лет еще нужно как-то жить, а у матери единственные сапоги в ремонте. Но тут Натэла толкнула его в плечо, и Серега заткнулся.
– Соломон Борисович, а вы помните, на каком сайте общались с э… графом Радзивиллом? – спросил Пашка.
– Легко можно найти. А что, вы намерены его вычислить?
– Попытался бы, – скромно кивнул Пашка. – И, если возможно, с вашего компьютера, мой остался дома.
– И много времени займут поиски?
– Не знаю. Если дело затянется, я продолжу ночью у себя. Но не думаю, что у Радзивилла стоит сильная защита.
– Павел, вас не пыталась купить сицилийская мафия? Или американская? – серьезно поинтересовался антиквар, хотя в его глазах скакали чертики. – Вы – незаменимый человек для разного рода джентльменов удачи.
– Я патриот, – гордо сказал Пашка. – А родная мафия пока не обращалась. Будем включаться, Соломон Борисович?
– Что ж… Рискнем. Это становится интригующим.
Соня тем временем медленно бродила по комнате, с интересом рассматривая старинные вещи и то и дело возвращаясь взглядом к портрету матери.
– Какой у вас прекрасный рояль, – заметила она, остановившись рядом с инструментом. – Соломон Борисович, вы напрасно ставите на него… тяжести. Они могут ему повредить, и звучание искажается.
– Вы правы, Сонечка. Но… сами видите, места в моих апартаментах не так много, я даже пиратски захватил соседнюю комнату, где сейчас никто не живет. А рояль хороший, беккеровский, начала прошлого века… Вы играете?
– Разумеется. И Бэлла тоже.
– А вас не затруднит… Помните, у Шопена есть мазурка в четыре руки… Дай же бог памяти…
– Номер три до-минор?
– Кажется, да. В ней, знаете ли, столько недоговоренности… Вон там, под подсвечником, лежат ноты. Рахиль очень ее любила.
– И сейчас любит. – Соня решительно подняла крышку рояля. – Мы сыграем вам ее, Соломон Борисович. Бэллочка, поди сюда. Первая партия сложнее, ты поведешь вторую.
Сестры Гринберг уселись за рояль, одновременно кивнули друг другу – и заиграли. Легкая, чуть печальная мелодия поплыла по захламленной полутемной комнате. Полундра и Атаманов посмотрели друг на друга, вздохнули и приготовились не дать друг другу невоспитанно заснуть в чужом доме. Натэла слушала, положив подбородок на кулаки. Старый антиквар слушал тоже, откинувшись на спинку своего кресла и закрыв глаза. Пашка ожесточенно двигал мышью, и в его глазах отражался голубой свет монитора.
Юлька не любила классическую музыку, и все попытки Белки привить ей удовольствие слушать «хотя бы Чайковского!» оканчивались неизменным крахом. Многоступенчатые пассажи и виртуозные тридцать вторые, исполняемые подругой, изрядно ее утомляли, а в больших дозах просто выводили из себя. Но сейчас музыка, к счастью, не особенно напрягала Юлькин слух и даже слегка напоминала Петровичевы романсы, иногда, под хорошее настроение, исполняемые дедом по утрам в ванной. Поэтому она вздрогнула от неожиданности, когда прозвучали последние аккорды и наступила тишина. Но почти сразу же ее нарушил Пашкин радостный голос:
– Готово!
– Что, что, что?! Получилось?! – кинулись к нему Атаманов, Юлька и Натэла. Даже Белка выскочила из-за рояля.
– Босота гаешная… – вздохнул антиквар, открывая глаза, глядя на ребят. Затем повернулся к Соне: – Спасибо вам неописуемое, девочка.
Соня улыбнулась, пожимая плечами: мол, не за что. И лишь после этого снисходительно посмотрела через головы толпящегося возле компьютера молодняка:
– Пашка, что там у тебя?
– Есть наш графуля Радзивилл… Вот, пожалуйста, – Модзалевский Антон Владиславович. Та-а-ак…
– Что – так? – подозрительно спросила стоящая рядом Полундра, которую весьма насторожило довольное выражение Пашкиного лица. – Ты его знаешь?
– Ты помнишь парня, которого вчера Атаман до дома на Арбате вел? Натэла, на кого, ты сказала, он похож?
– На… первого бабушкиного мужа… То есть на Джорджа Клуни.
– Я ночью пробивал этот адресок – Кисловский переулок, дом два. Угадай, кто там прописан?
– Модзалевский?! – завопила на всю квартиру Юлька.
Рояль загудел, хрустальные подвески на люстре закачались, Соломон Борисович слегка поморщился.
– Точно так, – с удовлетворением кивнул Пашка. – Вернее, Модзалевские – Владислав Стефанович, Мария Станиславовна и их сын Антон, студент исторического факультета моего родного универа.
– М-да-а, – пробормотал Соломон Борисович. – Маме этого юноши дом престарелых не грозит…
– Ура-а-а!!! – заголосила Юлька, вскочив. И тут же заговорила с интонациями любимого агента Тайгера: – Что ж, горизонт проясняется, господа. Мы теперь, выходит, знаем, кто все украл.
– Или кому все отдали добровольно, – заметила Соня. – Натэла, ты вроде говорила, что у них было любовное свидание?
– Мне показалось, да, – сдержанно сказала Натэла. И тут же добавила: – Но они не целовались! Кажется, он сердился, а она потом плакала.
– Кто – он? Кто – она? – возмутился из своего кресла забытый всеми антиквар. – Дети, требую объяснений! Сонечка, вы тут…
– …единственный здравомыслящий человек, – ехидно подсказал Пашка.
– Да! – не заметил иронии антиквар. – Введите же меня в курс дела! Неужели я на самом деле упустил золотую чашу четырнадцатого века?
Соня коротко рассказала о вчерашнем задании Натэлы и Атаманова, присовокупив:
– Может быть, и хорошо, что вы ее упустили, Соломон Борисович. Ведь мы до сих пор не знаем, как клад попал к Модзалевскому. И почему чаша осталась у него, а мечи оказались в огороде у Пантелеича.
– Чего тут непонятного? – хмыкнул Атаманов. – Чаша золотая, он ее себе оставил – загнать, наверное, хотел, да не получилось. А мечи ему зачем? Выбросил…
– Не может быть, – твердо заявила Соня. – Паша, ты, кажется, сказал, что Модзалевский – студент истфака? Значит, он должен понимать, что за вещи попали ему в руки. Как он мог их выбросить?!
– Лично меня больше интересует Таня, – задумчиво произнес Пашка. – В каких она отношениях с Модзалевским?
Атаманов шепотом, чтоб не слышала сидящая рядом Натэла, предположил – в каких.
– Возможно, – согласился Пашка. – Но слабо верится, что они организовали кражу вместе. Тогда бы она просто не пошла на контакт с нами.
– Надо с ней поговорить, – решительно предложила Полундра.
– Прижать по-настоящему! – зарычал Атаманов.
– Мы не можем ее прижимать! – рассердился Пашка. – Мы не милиция, и доказательств у нас никаких. Если она не совсем кретинка, то рассмеется и скажет, что нам дурацких сериалов надо меньше смотреть. Про агента Тайгера.
– Ничего он не дурацкий! – вскипела Юлька. – А вот я сейчас как расскажу, ЧТО ТЫ по телику включаешь, когда думаешь, что я сплю…
Пашка дернулся. Соня смотрела на него с растущим подозрением. Соломон Борисович тихо смеялся в своем кресле. Белка решила, что пора спасать положение, и торопливо спросила Павла:
– А номер мобильного телефона Тани ты не вычислил? Помнишь, обещал вчера, по адресу…
– Вычислил, конечно, – поспешно отозвался тот, исподтишка показав хихикающей Юльке кулак. – И что толку? Если она не захочет с нами общаться, то после первого же моего звонка сменит «симку». И все!
– У нас еще Нютка осталась… – напомнила Натэла.
– Можешь про нее забыть, – отмахнулся Пашка. – По домашнему говорят, что там такой нет, а мобильный молчит. Перепутала что-то Васильевна.
– Может, сгонять в выходной в Михеево, еще раз спросить? – предложил Атаманов.
– Лучше не надо, – решил Пашка. – Еще перепугается бабка до смерти! Истфак, истфак… Есть у меня один человечек… В общем, шелупонь, пора и честь знать. Мы и так уже злоупотребили… всем, чем можно.
– Ну что вы, – вежливо отозвался Соломон Борисович. – Был счастлив познакомиться. Павел, у вас великое будущее.
– Спасибо, мне это уже говорили.
– Сонечка, боже вас упаси с ним связываться!
– Мне это тоже говорили, – улыбнулась Соня. – Всего хорошего, Соломон Борисович.
– И вам также. – Антиквар пошел проводить гостей до прихожей. – Передайте привет Рахили… если она меня вспомнит. Соня… вы не могли бы задержаться на секунду?
Соня, уже стоящая на пороге, с недоуменной улыбкой вернулась в квартиру. Пашка шагнул было вслед за ней, но был остановлен вежливо закрывшейся перед его носом дверью.
– Чего ему надо, бандиту старому? – проворчал он.
– Про маму будет спрашивать, – уверенно заявила ничуть не удивленная Белка, садясь на перила лестницы. – Подождем здесь.
Белка не ошиблась. Едва они с Соней остались одни, Соломон Борисович смущенно спросил:
– Скажите, девочка моя… Я понимаю, что, может быть, перехожу все рамки приличий, но я слышал… Верно ли, что ваши родители больше не вместе?
