Таким человеком, безусловно, мог стать Наполеон – герой, молодой генерал, глаза которого горели желанием принести Франции не просто пользу, а славу, вернее, вернуть ей ту, которую она заметно растеряла то при развратниках-королях, то по милости рьяных революционеров.
Наполеон становился опасной фигурой, войны больше не имелось, и директора ломали голову, куда бы применить энергию неугомонного генерала и на что бы обратить его популярность, чтобы она не повернула против них самих. Пока ничего не находилось, а Наполеона встречали на улицах, как национального героя, ему приходилось пробиваться через восторженную толпу, где бы он ни появлялся.
Однажды свидетельницей такого затора движения оказалась Жозефина. Наполеон провожал их с Терезой карету, двигаясь верхом. Просто в карете, кроме Жозефины и мадам Тальен, сидел еще и Баррас, у кареты которого сломалось колесо. Уступив ему место, Наполеон сел в седло.
Через пару улиц собравшаяся поприветствовать любимого генерала толпа попросту оттеснила его от кареты. Отовсюду доносились приветственные крики, женщины стремились хотя бы дотронуться до стремени героя, словно это могло принести удачу… Баррас кивнул Жозефине:
– Ваш муж становится неприлично популярным.
Та едва заметно поморщилась:
– Лучше бы он стал столь же состоятелен.
– Не жалуйтесь, дорогая, генерал немало заработал на итальянской кампании.
– Все деньги уходят на содержание его семьи! Братьям нужны новые мундиры, сестрам новые платья… нужно приданое, обеспечение его матушки… При этом все дружно меня ненавидят! А счета за отделку дома на Шантерен до сих пор не оплачены. И на Мальмезон денег не дает.
Баррас усмехнулся:
– Значит, пора в новый поход. Намекните…
– Я бы с удовольствием, только куда?
– Мы подумаем. Славу Франции можно принести и за ее пределами, а популярность от этого только увеличится.
Баррас говорил еще что-то, но Жозефина уже не слушала, она наблюдала за мужем. Наполеона действительно приветствовали, как национального героя. За последние годы она хорошо поняла, что любой герой в мгновение ока может быть не просто свергнут с пьедестала, но и казнен, а следом пострадает и семья. Семье Богарне пришлось через это пройти.
Но на сей раз восторг толпы был чем-то иным, Жозефина вдруг сама почувствовала, что перед ней человек, у которого великое будущее. Пусть он мал ростом, пусть почти неказист, но от этой щуплой невысокой фигуры веяло такой силой, что хотелось… встать на колени.
Жозефине пришлось потрясти головой, чтобы избавиться от такого наваждения.
– Баррас, он действительно на что-то способен?
Директор попытался свести все к пошлой шутке:
– В постели? Дорогая, это вам лучше знать.
Жозефина смотрела на бывшего любовника серьезно.
– Он действительно чего-то стоит?
Теперь директор вздохнул:
– Стоит, только как бы это не вышло нам всем боком.
ЕГИПЕТ И ДРУГИЕ ПОДВИГИ
Директория могла еще долго ломать голову, куда девать энергичного генерала, если бы тот не предложил сам:
– Египет!
– Зачем Египет?
– Воевать с Англией на ее земле бессмысленно, нужно перекрыть ее морские пути в Индию, значит, нужно отсечь Египет.
Тот же Баррас с трудом сдержался, чтобы не воскликнуть:
– А вот это пожалуйста!
Египет – это хорошо, Египет – это замечательно, главное – далеко от Парижа и достаточно опасно, чтобы свернуть там шею. Во всяком случае, быстрого и неожиданного возвращения во Францию можно не ждать. Это давало время Директории прибрать к рукам то, что еще не было прибрано, а Жозефине возобновить встречи с Ипполитом Шарлем.
Директория план генерала Бонапарта по захвату Египта одобрила, но помогать что-то организовывать не стала. Вернее, Наполеону были предложены в помощь люди вроде Ипполита Шарля, с которыми он мог быть уверен, что корабли рассыплются, не доплыв до Александрии, а вместо продовольствия в трюмах окажутся лишь бумажки с обещаниями. Он занялся подготовкой операции сам и людей взял своих.
Одним из адъютантов стал Эжен Богарне, который поступил на службу к отчиму с великой радостью, снедаем жаждой покрыть свое имя такой же славой, как у Наполеона. Ну, пока, конечно, не столь яркой, но всему свое время.
Какой бы кукушкой ни была Жозефина, за сына она переживала и надеялась только на Наполеона. Бонапарту очень нравилось вот это материнское доверие, казалось, оно свидетельствует о любви Жозефины не только к сыну, но и к нему самому. Его обожаемая Жозефина доверяла ему самое дорогое – своего сына, конечно, это могло означать только одно: она любит своего мужа и ценит его как генерала.
Разве, ощущая такое доверие, можно не выиграть египетскую кампанию? Нет, он довершит то, что не успел сделать Великий Александр, и сложит к ногам любимой женщины несметные богатства Востока (она ведь, как любая слабая женщина, в чем недавно призналась, любит драгоценные безделушки, на которые воин и внимания не обратил бы) и сделает царицей мира. А еще поможет ее сыну стать великим полководцем.
А сама Жозефина обязательно родит сына от него, и счастью не будет предела!
Жозефина вдруг с ужасом вспомнила собственное обещание отправиться вместе с мужем в Египет! Тогда она была вынуждена обещать что угодно, только бы спасти жизнь обожаемому Ипполиту Шарлю, но теперь…
Вдруг этот национальный герой потребует выполнить обещание?! Наполеон вполне мог потребовать от жены такого же героизма, какой проявлял сам, и заставить ее отправиться не только в прекрасную Италию, но и в пески Египта! Что делать? Снова отговариваться болезнями или беременностью, как она делала, чтобы не ехать в Милан? Не поверит… Нет, конечно, намекнуть на беременность на всякий случай можно, мало ли что будет у них с Ипполитом Шарлем, когда муж уедет… Но Жозефина опасалась, что этого окажется мало. Вдруг Наполеону придет в голову приставить к ней в качестве наблюдателей на поздних сроках беременности кого-то из своих ненавистных родственниц. Нет уж, если она и забеременеет от Шарля, придется скрывать…
Но пока этого опасаться не стоило. А вот позаботиться, чтобы и ее не потащили за собой в Африку, стоило.
Как всегда, Жозефина обратилась к Баррасу:
– Ты должен мне помочь!
На сей раз директор был резок:
– Ничего я тебе не должен! Справляйся со своим героем сама, сколько я могу помогать?
– Баррас, запрети ему брать с собой женщин в поход.
Кабинет в Люксембургском дворце огласил хохот хозяина:
– Ты… ревнуешь… своего мужа?! Впервые такое слышу от малышки Жозефины!
– Я не ревную никого! Просто не хочу, чтобы он заставил меня отправиться следом!
Баррас стал серьезен:
– А что, есть такая угроза?
Жозефина мрачно кивнула:
– Да.
– Откажись.
– Но я сама обещала.
– Зачем?!
– В Италии, когда он чуть не убил Шарля.
– Пусть бы убил, невелика потеря. Но по поводу женщин ты права, никого с собой брать действительно не стоит, иначе это будет веселая прогулка, а не завоевание. Я подскажу Наполеону. И все! – Он предостерегающе поднял руку, потому что Жозефина явно намеревалась потребовать еще что-то.
Но ту жест не остановил.
– Издайте указ.
И снова Баррас с удовольствием хохотал:
– Как ты это представляешь? Директория приказывает, чтобы генерал Наполеон не смел брать с собой свою супругу и других женщин?
– Запретите брать женщин на борт корабля! К армии Наполеона это вообще не будет иметь отношения, флот ему не подчиняется. А без кораблей они никак не смогут доставить женщин в Египет.
Баррас в очередной раз поразился сообразительности Жозефины, которая явно обострялась, когда дело касалось денег или ее безопасности. Это была хорошая мысль, не прилагая никаких усилий, Директория вроде даже позаботится о боеготовности армии. Конечно, никаких запрещений издавать никто не будет, но несколько раз громко произнести это, чтобы узнал весь Париж, можно и нужно…
Но глаза директора лукаво блеснули:
– А что, если наш герой именно для супруги сделает исключение?
– Запретите остальным, себя я сумею отстоять.
Запрещать не пришлось, Наполеон опередил Директорию, сам запретив брать на борт женщин. Баррас злился: неужели Жозефина подбросила эту мысль и мужу? О, коварная!
Директор зря подозревал Жозефину в двойной игре, если таковая и была, то не в том.
Мадам Бонапарт занимали совсем другие заботы. Она решила, что до отъезда Наполеона в Египет они обязательно должны приобрести Мальмезон.
Бонапарт, которому было вовсе не до подобных покупок, за неимением не только времени, но и денег, долго упирался, однако ласковые уговоры жены действовали расслабляюще. Жозефина ворковала и ворковала, убеждая, что поместье продается недорого, его перестройка произойдет в то время, пока они сами будут в Египте, а когда вернутся, найдутся и деньги. Неужели Франция пожалеет средств, чтобы оплатить скромный дом для своего героя?
