– Ты все делал правильно, – отвечает Танцор. – Тебя сдала Гармони.
– Гармони?! – шепчу я. – Быть того не может… Она же ненавидит золотых! – произношу я и тут же понимаю, что просчитался.
Гармони беспощадна в своей ненависти. Я не взорвал бомбу, которую она дала мне, чтобы убить верховную правительницу и всех остальных на Луне, вот она и решила отомстить мне…
– Она решила, что мы предали наши идеи и продались золотым, – рассказывает Танцор, – что слишком часто идем на компромисс. Поэтому просто пошла к Шакалу и все ему рассказала.
– Значит, когда я приехал к нему с подарком, он уже обо всем знал…
– Да, – устало кивает Танцор. – Твой приезд лишь подтвердил, что Гармони говорит правду. Поэтому Шакал позволил нам спасти ее и остальных. Мы отвезли ее на базу, но она сбежала за час до того, как туда прибыл убойный отряд Шакала.
– Фичнер погиб из-за нее! А ведь он объяснил ей, в чем смысл жизни… Понимаю, почему она заложила меня, но как она могла предать Ареса?!
– Она узнала, что он золотой, и выдала его Шакалу. Сообщила координаты базы.
Арес был ее героем, ее божеством. После того как дети Гармони умерли в шахтах, она сломалась, а он спас ее, научил бороться. Но Гармони узнала, что он из рода врагов, и помогла убить его. Мне больно думать о том, что причиной смерти Фичнера стало предательство.
Танцор молча смотрит на меня оценивающим взглядом. Он явно не ожидал увидеть такое. Мама и Нэрол наблюдают за ним так же пристально, как он за мной, понимая, о чем он думает.
– Я уже не тот, что прежде, – медленно говорю я.
– Нет, парень. Ты прошел через все круги ада. Дело не в этом.
– А в чем?
– Ты уверена? – спрашивает он у моей матери.
– Скажи ему, он должен знать, – отвечает она.
Нэрол согласно кивает, но в глазах Танцора – неуверенность.
Он оглядывается по сторонам, ищет, куда сесть. Нэрол тут же приносит ему стул и ставит рядом с моей кроватью. Танцор благодарно кивает, а потом наклоняется ко мне, крепко переплетая пальцы рук в замок.
– Дэрроу, всю твою жизнь люди много чего скрывали от тебя. Поэтому отныне я хочу быть с тобой предельно откровенным. До недавнего времени мы считали тебя погибшим. Узнали, что это не так, всего пять дней назад.
– Так я и правда почти что умер.
– Нет, не в этом смысле. Девять месяцев назад мы просто перестали искать тебя, – произносит он, и мама крепко сжимает мою руку. – Через три месяца после того, как тебя взяли в плен, золотые казнили тебя за измену. Казнь транслировалась по голографической сети. Они выволокли на ступени цитадели Эгеи какого-то парня, похожего на тебя как две капли воды, и зачитали список твоих преступлений. Все до сих пор думают, что ты золотой. Мы пытались освободить тебя, но это была ловушка. Мы потеряли тысячи людей, – продолжает он, переводя взгляд то на мой рот, то на волосы. – Такие же глаза, шрамы, то же лицо, черт возьми! Мы ничего не могли сделать, стояли и смотрели, как Шакал отрубает тебе голову, а потом сносит твой обелиск на Марсовом поле.
Я в шоке смотрю на них, не в силах осознать, о чем они говорят.
– Мы оплакали тебя, малыш, – едва слышно произносит мать. – По тебе скорбели весь клан, весь город. Я лично возглавила погребальную процессию, и мы похоронили твои ботинки в глубоких тоннелях в недрах Тиноса.
– Он выглядел точь-в-точь как ты. – Нэрол, скрестив руки на груди, вздыхает, с болью вспоминая тот день. – Такая же походка. Одно лицо. Я думал, что снова увидел, как ты умираешь.
– Скорее всего, народу показали биомаску, а может, ваятели потрудились или были использованы какие-то новые цифровые технологии, – объясняет Танцор, – но это, в общем-то, уже не важно. Шакал убил аурея, а не алого. С их стороны было бы очень глупо рассказать всем, кто ты такой на самом деле, это сыграло бы нам на руку. Так что вместо тебя, чтобы другим неповадно было, казнили очередного золотого, возомнившего себя претендентом на трон.
Шакал говорил, что причинит боль тем, кого я люблю, и теперь я вижу, что ему это удалось. Моя мать выглядит совершенно разбитой. Все это время она скрывала тяжкое горе, а сейчас оно сквозит в ее взгляде. Мамино лицо искажается от чувства вины.
– Я потеряла надежду. Сдалась, – тихо говорит она надтреснутым голосом. – Я сдалась.
– Ты ни в чем не виновата, – утешаю ее я, – откуда тебе было знать?
– А вот Севро не сдался, – произносит она.
– Он ни на день не прекращал поисков, – объясняет Танцор. – Он будто сошел с ума, все повторял, что ты жив. У него это не шло из головы. Дескать, он почувствовал бы, если бы ты умер. Я даже просил его отдать шлем кому-нибудь другому, потому что он бросил на твои поиски все силы.
– И маленький засранец таки нашел тебя! – восклицает Нэрол.
– О да, – продолжает Танцор, – нашел! Я ошибался. Мне надо было верить в тебя. Верить в него.
– Но как же вы отыскали меня?
– Операцию спланировала Теодора.
– Она здесь?
– Работает в нашей разведке. У этой дамы повсюду уши. Кто-то из ее информаторов в клубе «Жемчужина» подслушал разговоры о том, что всадники-олимпийцы прибыли с Луны на Аттику, чтобы забрать какую-то загадочную посылку для верховной правительницы. Севро решил, что ты и есть эта посылка, поднял почти все наши резервы на атаку, рассекретил два ценных источника…
Он все говорит и говорит, а я смотрю на мать. Та отстраненно уставилась на потрескивающую под потолком лампу дневного света. Что мама сейчас чувствует? Каково матери глядеть на искалеченное врагами тело своего ребенка? Видеть, как ему больно, пересчитывать его шрамы, внимать безмолвным страданиям, пытаться прочесть мысли в опустошенном взгляде? Сколько матерей молились, чтобы снова увидеть своих сыновей и дочерей, но, когда те возвращались с поля битвы, понимали, что война забрала их, отравила их душу и они уже никогда не будут прежними?
Девять месяцев мать оплакивала меня. Теперь она охвачена чувством вины из-за того, что сдалась. Ее терзает отчаяние – ведь война вот-вот поглотит меня, и материнские руки бессильны удержать сына. Я слишком часто пренебрегал желаниями других, чтобы добиться мнимой цели. Если жизнь дает мне второй, а может, последний шанс, то я должен все сделать правильно. По-другому.
– …Но самая большая проблема даже не в материальных ресурсах – нам нужны люди…
– Танцор… Подожди, – перебиваю его я.
– Подождать? – недоуменно хмурится он, поглядывая на Нэрола. – А что не так?
– Все так. Но мы обсудим все эти дела завтра утром.
– Завтра утром?! Дэрроу, да у нас земля из-под ног уходит! Мы не контролируем другие отряды алых! Сынам не продержаться и года! Я должен ввести тебя в курс дела! Ты должен вернуться и…
– Танцор, я жив, – говорю я, стараясь не думать обо всех вопросах, которые мне хочется задать о войне, о моих друзьях, о том, как я чуть не умер, о Виргинии, – это все не срочно. – Ты хоть понимаешь, как мне повезло? Я снова вижу всех вас в этом мире, а не в загробном! Я не виделся с братом и сестрой шесть лет. Так что дебрифинг подождет денек. Завтра я снова уйду на войну, а сегодня вечером я хочу побыть со своей семьей.
* * *Из-за двери доносятся детские голоса. Мне кажется, что я незваный гость, без приглашения явившийся в чужой сон. Гость, которому нет места в мире детства. Но у меня нет выбора: мать толкает вперед мое инвалидное кресло, и я оказываюсь в крошечной спальне. Повсюду металлические тазы, дети, запах шампуня, шум. Пятерых ребятишек, моих родных племянников, только что искупали, судя по влажным волосам и стоящим на полу маленьким сандалиям. Двоим – около девяти, еще двоим – лет по шесть. Девочка-ангелочек уткнулась головой в ногу старшему мальчику, но тот не обращает на нее внимания. В комнате есть и еще один ребенок. Девчушка, которой не спалось в ту ночь, когда я пришел к матери в Ликосе, одна из дочерей Кирана. Она наблюдает за остальными детьми, выглядывая из-за яркой книжки со сказками, и замечает меня первой.
– Пап! – кричит она, широко распахнув глаза. – Папа!
Киран играет в кости с Лианной. Обернувшись, он вскакивает и бросается ко мне, Лианна не поспевает за ним.
– Дэрроу! – восклицает он и останавливается прямо перед моим креслом.
Киран отрастил бороду, ему лет двадцать пять или около того. Плечи стали широкими, расправились. Глаза светятся добротой, которую я раньше принимал за глупость, а сейчас считаю безрассудной смелостью. Придя в себя, он подзывает к себе детей:
– Риган, Айро, детки, познакомьтесь с моим младшим братом! Это ваш дядя!
Дети смущенно выстраиваются в ряд. Из дальнего угла комнаты разносится детский смех, молодая мать встает с кровати, на которой кормила малыша.
– Эо? – шепчу я.
Эта женщина похожа на призрак из прошлого. Личико сердечком. Копна густых спутанных волос. В дождливые дни волосы вьются мелкими кудряшками, совсем как у Эо. Но глаза не такие большие, нос изящный, словно у эльфа. В ее взгляде больше нежности, чем огня. Она женщина, а не девочка, какой была моя жена. По моим подсчетам, ей сейчас должно быть лет двадцать.
