P.S. 1997. В конце 1947 года мы сдали курсовую работу "Спутники", поставили ее со студентами Пыжовой и Бибикова, и она получила одобрение. Вскоре мы поехали на практику в Ленинград и там я позвонил Пановой, рассказал, что работа получилась, и она поздравила нас. "А идею вам удалось обнаружить?" - спросила она смеясь.
14 января. У нас читает лекции С.М.Эйзенштейн, "теория режиссуры". Интересно, очень остроумно, я все записываю и зарисовываю в особую тетрадь.
12 марта. Ночью в павильоне с Тамарой Феоктистовой снимали отрывок из "Спутников" - воспоминание Данилова о Фаине (играли Женя Ташков и Наташа Птушко). Сняли 11 планов, по-моему, благополучно. Снимать было интересно.
Сессия трудная, один диамат чего стоит! Из 12 человек сдали только Рязанов и Лятиф, причем Лятиф после этого стал заикаться. На других курсах тоже полные завалы. Дело в том, что наш институт прохватили в газете за плохое преподавание наук марксизма, новый завкафедрой Степанян ввел жуткие строгости. Когда ходили пересдавать, то девчонки от страха заперлись в уборной, мы пытались открыть дверь, поднялся крик, и сдавать пошли первыми мальчишки. Половина снова засыпалась, я, конечно, тоже. Пойдем третий раз. Женская уборная не помогла, и три девчонки тоже получили незачет.
У нас часть ребят уезжает на практику к Козинцеву на "Ленфильм" ("Лекарь Пирогов"). Мы же должны закончить постановку "Спутников" и тоже поехать в Ленинград.
20 мая. Только что привезли материал снятых "Спутников". Как долго. Впечатление у нас плохое. Актеры играют беспомощно, что особенно видно на крупных планах. По свету снято в разных тональностях, и каждый монтажный стык бьет по глазам. Сделал для себя ряд выводов.
Степанян нас казнит и не хочет принимать зачет! Что же будет? Ира советует пойти в Елоховский собор и поставить там свечу святому Науму - покровителю наук. Но победит ли святой марксистское учение? А Ирка резонно заметила, что он не должен побеждать, а наоборот, марксизм его победит, и Степанян даст зачет.
22 мая. Мучаемся с проклятыми "Спутниками", иной раз не знаешь, как поступить с актером. Азаров все время спорит и с нами, и с артистами и бесконечно говорит.
Сегодня смотрели прогон Пыжова и Бибиков, похвалили работу, а на следующий день Бибиков почти все перепоставил на свой вкус. Я не стал спорить и уговорил Вилю с Томой, так как Бибиков все равно сделает, как захочет, а во-вторых, это получается лучше.
Бибиков очень энергичный, быстро все решает, все ребята его слушаются и моментально делают так, как он предлагает. Курс у него способный - Мордюкова, Савинова, Тихонов, но они у нас не заняты. А Пыжова сидит величественно (так и чувствуются у нее под кофтой роскошные плечи Огудаловой), внимательно смотрит, ничто от нее не ускользает, говорит тихо, мало, всегда в самую точку, и все замирают. Она мне очень нравится.
20 июня. Сдали сессию, даже марксизм с Божьей помощью - буквально. Я поставил свечу святому Науму. Еле нашел его в Елохове, оказалось, что он не отдельно, а на иконе "Всех святых", их там написано много. И тем не менее!
Скоро поедем в Ленинград! Выясняем, как быть с продуктовыми карточками, там дадут или брать с собою?
25 сентября. За постановку "Спутников" Азарову, Феоктистовой и мне в конце семестра поставили пятерки. Июль, август были на практике у Козинцева на "Ленфильме".
О, сколько значенья придано
Походке, улыбке, взору!
Мих. Кузмин
В то время как мы жили в Ленинграде, туда приехал на гастроли Камерный театр Таирова. Там служила пианистка Сильвия Горовец, мамина аккомпаниаторша, друг нашей семьи. И она-то мне оставила контрамарку на спектакль "Мадам Бовари" с Алисой Коонен. Она еще давным-давно волновала мое воображение красивым необычным именем, славой, слухами, амплуа femme fatale*. До войны в "Правде" печатался репертуар московских театров на текущий день и против спектакля Камерного театра стояло "С уч. Алисы Коонен". "Негр", "Адриенна Лекуврер", "Мадам Бовари"... Кто участвовал в спектаклях ГАБТа или МХАТа, не писали, а тут - пожалуйста.
В те годы я следовал театральным вкусам родителей, у которых Камерный театр был не в чести. Про Таирова какой-то остряк сказал, что он "фиолетовое дерьмо. Хоть и дерьмо, мол, а мимо не пройдешь, приглядишься - все-таки фиолетовое!" Но в 1940 году я увидел "Оптимистическую трагедию". с Наталией Эфрон. Фиолетовое оно там или нет, но мне понравились и декорация Рындина, и занавес в виде раздвигающейся стены, и вообще мне было интересно, хотя пьесу я плохо понял, только понял, когда комиссарше приказали "ложись!". Подумал: "Ну и ну..."
Про Коонен говорили разное: одним она очень нравилась, другие злословили: "Старушенция сошла с ума, играет любовные сцены, смеется, целуется... Как можно?" Оказалось, что можно. И даже незабываемо. И вовсе не "старушенция". Хотя Алисе Георгиевне в ту пору было за пятьдесят, на сцене была прелестная молодая женщина, пленительная, страстная, необузданная, страдающая, отчаявшаяся и страшная в своей смерти.
"Мадам Бовари" с "уч. Алисы Коонен" я потом смотрел несколько раз. Коонен играла не госпожу, а мадам Бовари. Она была приподнята над провинциалкой, это была элегантная парижанка - туалеты, манеры, позы... Но стремления, идеалы, мечты - все было удивительно по Флоберу: "В этот час тысячи таких женщин томятся в маленьких городках Франции, мечтая об избраннике с лицом ангела и душой поэта", - слышала Эмма таинственный голос неизвестного.
"Сценический вариант Алисы Коонен". Он был сделан ею блестяще, дух романа бережно сохранен, и зритель с тревогой следил за фабулой. Спектакль Таиров поставил изобретательно - и по музыке (Кабалевский), и по декорациям (Рындин), и по свету (Самойлов). Слева и справа стояли трехэтажные дома без передней стены, и жизнь семьи Бовари, их соседей вся была на виду. Действие подчас проходило в нескольких местах одновременно.
Каждое появление героини было в другом платье. По-моему, их были десятки. За кулисами стояли ширмы, где на Коонен набрасывались костюмеры - до гримуборной бежать было некогда. Я это видел, когда один раз, с помощью Сильвы, смотрел спектакль из-за кулис.
...Вот идет она из глубины сцены под руку с Шарлем, в розовом платье, в большой розовой шляпе - красивая, молодая, очаровательная. В улыбке есть что-то от Марлен Дитрих. Движется замечательно. Голос необычный, завораживающий, не похожий ни на чей. Незабываемый.
Она садится возле камина, какой-то разговор. Затем немного музицирует. В зале напряженная тишина. На протяжении всего спектакля - как только Коонен уходила - слышались шевеление, кашель, шепот. Как только она появлялась - зал замирал. Так весь вечер.
В каждой картине, сказав последнюю реплику, Коонен тут же исчезала. Или моментально наступала темнота. Или падал занавес - после нее ничего не оставалось. Это, разумеется, было рассчитано и давало нужный эффект. Мейерхольд говорил: "Чем ближе вы стоите к двери, тем эффектнее уход. В кульминациях все решают секунды сценического времени и сантиметры пола сцены. Эту алгебру сценометрии не презирали ни Ермолова, ни Комиссаржевская, ни Ленский".
Ей следовала и Алиса Коонен.
...Свидание с Родольфом. Она одета пейзанкой, в платочке - по моде тех лет. Цвета палевые. Эмма ведет диалог, медленно пересекает сцену слева направо, останавливается у самой двери, оборачивается к возлюбленному, шепчет "до завтра" и - моментально исчезает, слышится только шуршанье юбок за дверью. В зале спадает напряжение, и он разражается аплодисментами.
В сцене с Родольфом в лесу, где Эмма была в костюме амазонки, она так проникновенно объяснялась ему в любви, что волнение охватывало и нас. Коонен играла Флобера: "Она знала такие нежные слова, от которых у него замирала душа, а ее поцелуи доводили его до исступления... Где впитала она в себя почти бесплотную, глубокую и скрытую порочность?" Но в смятении уходила Эмма со свидания, чувствуя, что "у Родольфа уже не было ни тех нежных слов, от которых она когда-то плакала, ни тех яростных ласк, которые доводили ее до безумия. И когда он увидел, как она медленно исчезала в тени, у него так забилось сердце, что он чуть не упал", - писал Флобер. И мы были потрясены силой любви Коонен-Бовари.
...Вот она сидит окаменевшая, подавленная, сломленная, спустившись с чердака, где с ужасом прочла предательское письмо любовника. Идет обед, Шарль о чем-то болтает. За окном - звон бубенцов, это Родольф уезжает из Ионвиля, бросив Эмму... "Душно!!!" - вдруг кричит Эмма страшным голосом (именно страшным), стремительно вскочив, опрокинув посуду, вся вытянувшись вверх, словно пытаясь взлететь - и падает плашмя, без сознания, в полную темноту.
...Вот она в мужском костюме, в плаще и цилиндре, со слезами на глазах танцует в компании Леона на маскараде. Оставшись одна, Эмма вдруг слышит: "Мадам вспоминает монастырь?" Это обращается к ней незнакомец в маске, который читает ее мысли, говорит о несбывшихся мечтах, о притворстве и фальши. "Вся жизнь ее превратилась в ложь, - писал Флобер, - и если она говорила, что шла по правой стороне улицы, то следовало полагать, что это была левая сторона".