— Гермиона, я остаюсь здесь, а вы — как хотите.
— Я тогда тоже, — сказала Джинни бодрым тоном. — Рон с Гермионой наверняка сумеют что‑нибудь изобрести, чтобы тебя отмазать.
— Вот еще глупости, Джинни! — гневно возразила Гермиона. — В таком случае я тоже остаюсь, не могу же я вас, ребята, оставить без присмотра, да еще в таком обществе.
— Ну, тогда мое решение вы знаете, — ухмыльнулся Рон.
Они решили, что оставят учебу только до следующих выходных. Фульменгард — это не Хогвартс, там учет посещаемости не такой строгий. Гарри решил посетить все известные ему библиотеки и заодно разузнать, где находилась Нарцисса Малфой. Знала ли она, что ради нее делал ее сын и во что он ввязался? И чем она, интересно, была больна?
Ответ был частично получен на следующее утро. Дрейко пришел в себя и тут же попросил еды, толком еще не понимая, где очутился. Потом он увидел Гермиону с подносом, на котором лежал хлеб, молоко и немного овощей, и чуть снова не потерял сознание. Голод все же возобладал над менталитетом аристократа–националиста, и он поел с большим аппетитом. Потом Джинни сотворила нечто вроде куриного бульона, который не только вкусно выглядел, но и в действительности был съедобным. Гарри все это время наблюдал за своим бывшим врагом и нашел, что тот постоянно избегает его взгляда. Потом остальные предупредительно испарились, и они остались вдвоем. Вдруг Малфой пожал плечами, встал и направился к выходу. Гарри, вовремя заслонив ему путь, сильно толкнул его назад.
— Минуточку, — сказал он с нажимом, — кто велел тебе следить за мной?
— Не твоего ума дело, Поттер, — огрызнулся Малфой, зло, но неуверенно.
Гарри понял, что в душе тому хотелось высказаться, и продолжил натиск.
— Если ты думаешь, что я выдам тебя кому‑нибудь из Министерства, ты глубоко ошибаешься. Ты можешь не верить, что я хочу помочь, но, я думаю, тебе будет легко поверить в то, что мне очень хочется узнать, кому это я так сильно понадобился, что он привлек тебя!
— Этого я не знаю, — ответил Дрейко каким‑то несчастным голосом. — Мне просто нужны были деньги или что‑нибудь из еды. Я не знаю, кто они были, почти не помню, как они выглядели. Но мне было поручено тебя найти, понаблюдать за тобой и сообщить куда следует.
— Кому?
— Они сказали, что выйдут со мной на связь, как только это будет необходимо. Я сразу понял, что вляпался в… ситуацию, но… я совершенно не собираюсь изливать тебе душу, но все пути, кажется, ведут рано или поздно к Гарри Поттеру, — Малфой с горькой насмешкой ухмыльнулся и замолчал.
— Я могу помочь, — повторил Гарри. — Сейчас у меня лишь фрагменты единой мозаики, и, пока что‑нибудь не выясниться, я не смогу ее сложить. Еще я могу найти твою мать, если ты скажешь мне, где она, и вам не надо будет больше прятаться.
Малфой колебался. С одной стороны, он был слишком слаб, чтобы куда‑нибудь идти, к тому же он совсем не был уверен, что будет молчать, если его схватят (кто — неважно). С другой стороны… Гарри Поттер, который — может ли это быть? — кажется, искренне хотел ему помочь. А его мать… она просто не могла привыкнуть к новой жизни: к недостатку в пище, к бесконечным переездам из одного дешевого отеля в другой, к долгим часам ожидания у двери министерского чиновника, которому доставляло неземное удовольствие уничтожать до конца чью‑либо жизнь, и без того уже жалкую и разрушенную. Она уже едва держалась на ногах, редко вставала с постели, но все еще, в отличие от него, Дрейко, боролась против чего‑то неведомого. И она была единственным человеком, которому он когда‑либо говорил о своих истинных мечтах, но теперь все они были похоронены навсегда…
Он назвал Гарри адрес и вымышленное имя, под которым она жила на квартире. Гарри отправился в путь в ту же минуту и довольно быстро нашел убогую хижину на краю Хогсмида. Это был крошечный домик, выглядевший столь неухожено, что Гарри начал всерьез сомневаться, что это было то самое место. Он спросил миссис Гвейн, и ему ответили, что со вчерашнего вечера она не возвращалась. Он спросил о ее самочувствии, но и тут не получил удовлетворительного ответа. Выглядела она неважно, несколько дней пролежала в постели, а потом вдруг встала, посвежевшая и бодрая, и куда‑то ушла, ничего не сказав. Никто не знал, что у нее была за болезнь, она никогда не вызывала врача, видимо, было не на что, за ней ухаживал только ее сын. Однако все обитатели этой ночлежки, а их там ютилось — ни много, ни мало — семь человек, были едины во мнении, что она заработала себе эту болезнь на нервной почве.
Гарри поблагодарил за информацию и откланялся. Он хотел зайти к Аберфорту, чтобы навести справки, потом к мадам Розмерте, которая знала все обо всех, и, наконец, в Хогвартс. Но он не успел сделать и десяти шагов, как заметил двух молодых людей, следующих за ним. Возможно, они просто за ним наблюдали и не хотели ничего плохого, но Гарри это не устраивало, он не собирался больше жить по плану. Рассерженный, он попытался оторваться от них, но они буквально висели у него на хвосте. Он побежал. Пробежав пару улочек, он услышал за собой топот бегущих ног, и хотел было трансгрессировать, но вспомнил о деле, и ему не хватило решимости, а в этом случае трансгрессия могла закончиться и летальным исходом. Он уже почти прочувствовал всю безвыходность положения, когда справа от себя заметил низкую дверцу в каменной стене. Он инстинктивно рванул к этой дверце, она легко открылась, и он скользнул внутрь. Никто за ним не последовал, что привело его в некоторое замешательство. Он осмотрелся: низкие своды были высокими и круглыми, как купол. Сверху свисало что‑то огромное. Гарри присмотрелся и установил, что это была огромная люстра с, по меньшей мере, сотней свечей, висящая на железном канате. Свечи не горели, и в помещении была бы кромешная тьма, за отсутствием открытых окон (все они были заколочены), если бы не единственная свеча, тускло освещавшая одинокую фигуру, склонившуюся со свечой в руке перед чем‑то высоким. Это была невероятно стройная женщина, носившая длинную черную мантию, и даже в этой позе она была грациозна и величественна. Темная шаль покрывала ее изящную головку, на плече лежала светлая прядь. Женщина застыла, словно изваяние. Гарри приблизился к ней потихоньку и вдруг остановился, как вкопанный: женская фигура стояла на коленях перед распятием, которого почти не было видно во тьме, но Гарри тотчас ощутил новое присутствие. Его отношение к Церкви и религии было противоречивым, он этим не интересовался, но и не отвергал это, в общем и целом. Но существование в Хогсмиде заброшенной церкви просто поразило его. Он не смотрел на распятие, взгляд все время соскальзывал. Фигура же оставалась неподвижной, и Гарри не знал что делать. У него было несколько предположений, ему хотелось их проверить, но нереальность происходящего не позволяла ему перейти к действию.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
