же шиплю от боли. Костяшки рук сбиты до мяса. Вчера хорошо постарался.
– Да.
– Это Владимир Алексеевич, доктор Ветровой. Пациентка сегодня пришла в себя.
– Выезжаю.
Я оказываюсь у куклы уже через час. Вокруг нее какая-то суматоха, выходят медсестры, двое врачей и наконец, ее лечащий тоже заявился.
– Какие прогнозы, док?
– Очнулась, но ее состояние не стабильное. Хуже, чем мы ожидали изначально.
Мой контроль трещит по швам, когда я вижу, что док затягивает. Цежу сквозь зубы:
– Нормально поясните, что с ней такое.
– Понимаете, видимо вследствие пережитого шока от насилия, а потом еще и удара головой у нее развивалась посттравматическая амнезия. Она не помнит большую часть своей жизни. Никого из родственников, место жительства. Имя свое даже не сразу вспомнила.
Единственное, что вспоминает – как ее кто-то качал на руках. Уверяет, что недавно это было. Я же полагаю, это у нее подсознательное или детские воспоминания пробрались. Мы сделали несколько тестов, ей нужно время, чтобы прийти в себя и конечно, полный покой.
Возможно, в таких условиях память быстрее восстановиться, однако никаких гарантий я не даю при таком диагнозе. И еще… она никого не подпускает к себе. Любые попытки приблизиться заканчиваются истерикой. Если так пойдет и дальше, боюсь, мы будем вынуждены перевести ее в психиатрическое отделение.
Док уходит, а я не знаю, зачем мне все это. Нахрена она вообще мне сдалась, больная, раненная и такая… чужая. Моя чужая. Что будет, когда она меня увидит, даже не представляю. В амнезию малышки слабо верится. Играет же наверняка. Она как увидит меня сейчас, ее амнезию как ветром сдует. Я прекрасно помню ее реакцию на меня, смотрела, словно кролик на удава.
Вхожу в палату и застываю на месте. Малая сидит у стены, забившись под стол, словно дикая кошка, а два санитара-амбала пытаются ее оттуда вытащить. Девочка пищит и брыкается. Она тяжело дышит, и одной рукой держится за перебинтованный бок. Ей больно. Я прекрасно это вижу.
Суки! Никто не может к ней прикасаться кроме меня.
– Вышли отсюда, я сам с ней разберусь.
Выгоняю их нахрен. Прикрываю дверь за санитарами и медленно подхожу к столу, под которым сидит малышка. Вокруг все раскидано, перевернут монитор, на полу валяются подушки. Сжимаю желваки. Как же сильно она отбивалась от них. Наверняка еще больше ее испугали.
Приседаю на корточки прямо напротив нее.
– Эй, ты чего буянишь тут?
В ответ тишина. Точно пантера она дико смотрит на меня, затаив дыхание. Зрачки расширены, дерганная вся. Слезы вон стоят в этих огромных голубых глазах. Неужели не узнает или так отлично играет?
Ее взгляд падает сначала на мое лицо, а потом опускается на сбитые костяшки рук, которые я стараюсь быстро спрятать под рукавами куртки.
– Стася, ты меня слышишь?
– Я… я не знаю, где нахожусь, и кто все эти люди. Не помню, я ничего не помню!
Она продолжает всхлипывать и тяжело дышать. Ее волосы облаком рассыпались по небольшой груди. Взгляд взбудораженный, глаза блестят от слез. Губы припухшие, красные, такие манящие. При каждом вдохе девушка вздрагивает – ей больно.
Пристально изучаю ее реакцию. Меня опасается, но кажется, и правда не узнает. Неужели совсем не помнит?
Стараюсь вложить в голос максимум спокойствия, но гаркаю в своей привычной манере:
– Спокойно. Вылезай давай.
– Они…они сказали, что я попала под машину неделю назад. И что перед этим на меня напали и изнасиловали.
Она начинает дрожать сильнее, и крепче обнимает себя руками. Прикладывает голову к стене, глотая слезы.
Сука! Ну кто их тянул за язык! Нахрена эти черти ей все это дерьмо рассказали? Я просто невероятно зол. Лучше бы она не знала этого, ходила бы себе блаженная, с чистого листа.
Пристально смотрю на нее в упор. Ну же девочка, скажи, как ты ненавидишь меня, как желаешь мне гореть в аду. Выжидаю, словно удав, но нет. Она прямо смотрит мне в глаза, и не шарахается от меня так, как при нашей последней встрече. Вот не верю, что не помнит, память – штука непредвиденная. Если притворяется, то ей можно дать оскар за лучшую актрису.
– Ты что, совсем не помнишь меня?
Вглядывается в лицо.
– Не знаю, кажется, нет. Оставьте меня.
– Не оставлю. Кстати, Я Дамир.
– Я не знаю никакого Дамира! Да кто вы вообще такой? Что вам всем от меня нужно?!
– Я твой муж, Стася.
Она затихает. Правильно девочка, шевели мозгами.
– Так ну все, иди сюда, давай руку.
Тянусь к ней. Кукла медлит, но все же несмело протягивает мне свою маленькую ладонь, и я чуть не стону от наслаждения, ощущая теплоту ее теплой ладошки в свой руке.
– Скажите, это были вы?
Голос падает на несколько тонов, дышать становится тяжело. Да блядь, я это был. Я причина всего того дерьма, что с тобой случилось, девочка.
– О чем ты?
– Я помню, что меня кто-то качал на руках, когда я болела. Я почему-то помню только это. Это ведь были вы, да?
Молча киваю. Неужели из всего спектра эмоций, что она со мной пережила, запомнила только это?!
– Пожалуйста, заберите меня от сюда, я домой хочу.
Глава 17
Медленно открываю глаза. Вокруг меня белые стены. Какие-то приборы пищат над ухом. Кто-то за стеной кричит. Кажется, я в больнице. Пытаюсь подняться, и тут же вскрикиваю от жуткой боли в груди. Ребра обдает жаром, будто в них воткнули острые кинжалы.
Перевожу взгляд на руки. Все в синяках, одна рука загипсована до локтя. Что со мной произошло?
В какой-то момент я понимаю, что не помню, как меня зовут. Я не помню, откуда я и как сюда попала. Как это вообще возможно? В голове одновременно роятся сотни мыслей, но я не могу собрать их в кучу.
Внезапно алой вспышкой перед глазами проноситься ночь. Я отчетливо вспоминаю, как меня кто-то качает на руках, поглаживая по голове. Кажется, я болела тогда или мне было почему-то очень больно. Как ни стараюсь, не могу вспомнить лица или имени. Только жар тела и очень приятный запах. Да, он мне определенно нравиться. Кто же это был?
Я отчаянно стараюсь отмотать последние дни или даже годы своей жизни, но возникает только пелена перед глазами. Чем больше напрягаюсь, тем сильнее у меня болит голова, перед глазами мелькают разноцветные круги. Господи, я ничего не помню… Боже, что со мной! Я что сошла с ума?!
Паника захлестывает меня с головой, я и не замечаю,
