Затем ее сон изменился.
Сад и охотник исчезли так же, как и стрела в животе Рейны.
Она оказалась в заброшенном винограднике. Перед ней протянулись акры мертвых виноградных лоз, висящих на деревянных решетках, будто корявые миниатюрные скелеты. В дальнем конце поля стоял обшитый кедром дом с открытой верандой. За ним виднелся обрыв, ведущий в море.
Рейна узнала это место — винный завод Голдсмит на северном берегу Лонг-Айленда. Здесь укрепились ее разведывательные группы, основав передовую базу для наступления на Лагерь Полукровок.
Она приказала основной части легиона оставаться на Манхеттене и дожидаться ее дальнейших распоряжений. Очевидно, Октавиан ослушался ее.
Двенадцатый Легион разбил лагерь на дальнем севере. Действовали они, как всегда, профессионально: вырыли глубокие траншеи, соорудили по периметру стены из земляного грунта, усеянные шипами, поставили сторожевые башни, экипированные баллистами. Внутри лагеря ровными рядами располагались красные и белые палатки. Знамена всех пяти когорт развевались на ветру.
Рейна должна была воспрянуть духом при виде своего легиона. Это была небольшая армия из двухсот полубогов, но все они были прекрасно обучены и дисциплинированы. Если бы Юлий Цезарь восстал из мертвых, он бы без труда признал отряды Рейны достойными солдатами Рима.
Однако они не должны были находиться так близко к Лагерю Полукровок. Неподчинение Октавиана выводило Рейну из себя, ее руки непроизвольно сжались в кулаки. Он намеренно провоцировал греков на битву.
Сон привел ее на веранду дома, где Октавиан восседал на позолоченном кресле, подозрительно напоминающем трон. Наряду с фиолетовой тогой сенатора, значком центуриона и кинжалом авгура, он принял и другой знак отличия — его голову покрывала белая мантия, что отмечало его как Великого Понтифика[50], божественного первосвященника.
Рейне хотелось придушить его. Ни один живущий ранее полубог не принимал на себя титул Великого Понтифика.
Таким образом, Октавиан поднял себя едва ли не до уровня императора.
Справа от него на низком столике были разбросаны отчеты и карты. Слева находился мраморный алтарь, осыпанный фруктами и золотыми подношениями для богов. Рейна же восприняла это как алтарь Октавиана самому себе.
Рядом с ним, вытянувшись в струнку, стоял знаменосец по имени Джейкоб, взмокший в своей накидке из львиной шкуры. В руках он держал флагшток с золотым орлом — символом Двенадцатого Легиона.
Октавиан находился в самом центре аудитории. У основания лестницы стоял преклоненный на коленях парень в джинсах и мятой толстовке. Товарищ-центурион Октавиана из первой когорты, Майк Кахале, возвышался над ним со скрещенными на груди руками, явно выглядя чем-то недовольным.
— Итак, — Октавиан осмотрел часть пергамента. — Насколько я вижу, ты — наследник, потомок Оркуса[51].
Юноша в толстовке поднял голову, и у Рейны перехватило дыхание. Брайс Лоуренс. Она узнала копну его каштановых волос, сломанный нос, жестокие зеленые глаза и самодовольную, кривую улыбку.
— Да, мой господин, — ответил он.
— О, я не господин, — поморщился Октавиан. — Просто центурион, авгур и скромный пастырь, который делает все возможное, дабы услужить богам. Я так понимаю, что ты был изгнан из легиона за... проблемы с дисциплиной.
Рейна попыталась закричать, но не смогла издать и звука. Октавиан прекрасно знал, почему Брайс был изгнан из легиона. Будучи похожим на своего божественного предка, Оркуса (бога наказаний в Подземном мире), Брайс понятия не имел, что такое раскаяние. Маленький психопат прекрасно выдержал все испытания с Лупой, но как только прибыл в Лагерь Юпитера, оказался не поддающимся дисциплине: однажды, ради забавы, он попытался поджечь кошку; ранил лошадь и направил испуганное животное мчаться через форум; его даже подозревали в саботаже с осадным оружием и в убийстве собственного центуриона во время военных игр.
Если бы Рейна смогла это доказать, то наказанием Брайса стала бы смерть. Но поскольку улика была косвенной, а его семья была одной из самых богатых и влиятельных в Новом Риме, то он отделался более мягким приговором — изгнанием.
— Да, Понтифик, — медленно произнес Брайс. — Но, если позволите, мои обвинения доказаны не были. Я — верный римлянин.
Казалось, Майк Кахале изо всех сил пытался сдержать рвотные позывы.
Октавиан улыбнулся.
— Я верю во вторые шансы. Ты ответил на мой призыв рекрутов. И у тебя есть надлежащие верительные грамоты и рекомендательные письма. Обязуешься ли ты следовать моим приказам и служить легиону?
— Безусловно, — ответил Брайс.
— Тогда ты восстановлен в качестве новичка, — сказал Октавиан. — Пока не проявишь себя в сражении.
С этими словами авгур махнул рукой в сторону Майка, который, в свою очередь, залез в мешочек и выудил оттуда табличку новичка на кожаной веревке. Он повесил ее Брайсу на шею.
— Направляйся в пятую когорту, — приказал Октавиан. — Им не помешает новая кровь, свежая перспектива... А если у центуриона Дакоты возникнут с этим проблемы, скажи ему переговорить со мной.
Брайс улыбнулся так, словно ему только что вручили острый нож.
— С удовольствием.
— И еще, Брайс, — лицо Октавиана казалось призрачным под белой мантией: его взгляд был слишком пронзительным, скулы слишком острыми, а губы чересчур тонкими и бесцветными. — Сколько бы денег, власти и престижа ни было у семьи Лоуренсов, помни, что у моей семьи всего этого намного больше. Я лично тебя спонсирую, как и всех остальных рекрутов. Следуй моим указаниям, и ты быстро продвинешься по службе. Скоро у меня появится для тебя небольшая работенка — шанс проявить себя. Но, перейди ты мне дорогу, и я не буду так снисходителен, как Рейна. Понял?
Улыбка Брайса поблекла. Казалось, он хотел что-то сказать, но передумал. Вместо этого он кивнул.
— Отлично, — сказал Октавиан. — И еще, подстригись. Ты выглядишь как один из этих греческих отбросов. Свободен.
Как только Брюс ушел, Майк Кахале неодобрительно покачал головой.
— Теперь у нас две дюжины.
— Это хорошие новости, друг мой, — заверил его Октавиан. — Нам нужна дополнительная рабочая сила.
— Убийцы. Воры. Предатели...
— Верные полубоги, — отрезал Октавиан. — Обязанные своим положением мне.
Майк нахмурился. Рейна никогда не понимала, за что людей обзывали качками, но его руки точно были толщиной с базуку. Широкие плечи, лицо цвета поджаренного миндаля, черные волосы и гордые темные глаза — всем этим он походил на древнего Гавайского короля. У нее не укладывалось в голове, как полузащитник средней школы, родом из Хило, мог быть сыном Венеры. В чем она точно была уверена — в случае необходимости этот парень мог голыми руками раздавить камень. Она сама это видела.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
