Гульд у нас местная знаменитость. Сам король приказывает ему вести расследования. В смысле, определенного рода. В основном убийств. Гульд никогда еще его не подводил.
— Как я понимаю, именно он ищет этого ночного убийцу, который наводит на город ужас?
— Да, сударь.
— Что ж, — улыбнулся Бошелен, — полагаю вполне естественным, что Гульд решил допросить чужеземцев вроде нас. Вы согласны?
— Пожалуй, да, хозяин, — бесстрастно подтвердил Риз.
— Но даже при всем этом, — продолжал Бошелен, глядя на вино в своем кубке, — я ценю уединение и не люблю излишнего внимания со стороны… официальных лиц. Потому я и решил отправиться в путь раньше, чем мы планировали. Однако мне не хотелось бы лишний раз тревожить Гульда. Это совершенно ни к чему…
— Он ни слова не услышит, хозяин.
— Вот и отлично. Оставайтесь ночевать здесь: вы мне нужны завтра свежим и выспавшимся.
— Да, хозяин. Спасибо, хозяин.
Эмансипор лег на кровать.
«Ни к чему лишний раз тревожить Гульда, говоришь? Ну-ну! „Вы некромант, Бошелен?“ — „Нет, что вы, сержант. Слишком уж это зловещее занятие“. Проклятье, и во что я только ввязался?»
Эмансипор очень сильно устал, но на полноценный сон не рассчитывал. Какой уж там отдых.
Гульд остановился на неосвещенном пороге таверны «У Косого», чувствуя, как глаза разъедает густой дым, заполнявший тесное помещение с низким потолком, а в уши врывается ропот множества голосов.
Из толпы появился солдат, которого он послал следить за чужеземцем, подошел к сержанту и отрапортовал:
— Он сидит сзади. От стойки его лучше видно.
— Веди, — проворчал Гульд.
Пока сержант и его подчиненный проталкивались к длинной прогнувшейся стойке, что тянулась вдоль одной из стен, голоса завсегдатаев по обеим сторонам от них настороженно затихали, но тут же слышались снова за их спиной: посетители с облегчением понимали, что это пришли не за ними. Таверна «У Косого» считалась в Скорбном Миноре одним из самых сомнительных заведений. Будь у Гульда такое желание — и еще тридцать стражников, — он мог бы арестовать всех присутствующих, просто из принципа: наверняка каждому из них нашлось бы что предъявить.
Наконец они добрались до стойки. Молодой солдат повернулся и показал на столы в задней части зала:
— Вон там, сержант.
За крайним столом, спиной к стене, сидел в одиночестве некто в сером плаще с капюшоном, надвинутым так глубоко, что лицо его скрывалось в тени. С того места, где стоял Гульд, видны были правая нога ниже колена, обутая в мокасин, и большой охотничий нож в ножнах на голени. Худые загорелые руки с длинными пальцами, обнимавшие кружку, были покрыты шрамами. К стене за спиной незнакомца был прислонен большой лук со спущенной тетивой.
Нахмурившись, Гульд шагнул было вперед, но солдат остановил его:
— Нет, сержант, не этот. Вон тот.
— Ага.
«То-то я удивился — с чего бы это он вдруг сменил одежду?» Чужеземец, которого сержант заметил на месте двух последних убийств, обедал за столом по соседству с тем, который занимал человек в капюшоне. Все так же в доспехах, сидя спиной к залу, он шумно поглощал пищу: его чавканье, ворчание и фырканье было слышно даже с расстояния в шесть шагов, среди царящей вокруг какофонии.
— Жди здесь, солдат, — приказал Гульд и направился к столу.
Вместе с чужеземцем сидел какой-то местный житель, который болтал не переставая:
— …Ну, вот я и говорю себе: так это ж не мой дом! Уж всяко не похоже! Крыша мне едва по грудь, а я, сам видишь, невысокого роста. Ты был тут во время дождей? Две недели назад? Настоящий потоп! Так что же оказалось? В общем, дом стоял на могильнике — обычное дело тут, в Скорбном Миноре, верно? Но сток забился, и вода проложила другой путь к морю — прямо сквозь могильник под нами! И вся эта клятая дрянь осела, утащив с собой наше жилище! И мало того, там была моя жена, в постели, но не одна! О нет! Только не моя любимая Мулли! С ней были аж четверо — целых четверо! — клятых призраков. Мелких, конечно, — что еще может вылезти из этих могил? — но достаточно сильных, чтобы щекотать ее, тыкать и гладить в разных местах, а Мулли только знай себе стонала — как же им, наверное, было весело! — и просила: «Еще! Еще!..»
— Хватит уже молоть чушь! — рявкнул Гульд.
Рассказчик поднял взгляд и кивнул:
— Клянусь: все так и было! И вот я ей говорю…
— Заткнись! — бросил сержант. — Найди себе другой стол! Быстро!
Чужеземец взглянул на Гульда и вернулся к еде.
— Э-э-э… — пробормотал местный, отодвигая стул. — Ладно, ухожу. Я вас понял, сержант Гульд: да, я вас знаю, сто раз видел. Имейте в виду, я ничего незаконного не делал, в любом случае не докажете…
— Убирайся немедленно, — вышел из себя Гульд, — или я упеку тебя в колодки недели на две, а то и на три — и ничего доказывать не придется!
— Понял, ухожу! Всё-всё, считайте, меня здесь уже нет…
Посмотрев вслед поспешно скрывшемуся в толпе горожанину, Гульд вздохнул и медленно опустился на освободившийся стул рядом с чужеземцем.
— У меня к тебе несколько вопросов, — негромко сказал он.
Чужеземец рыгнул, что-то невразумительно буркнул себе под нос и продолжил есть.
— Откуда ты взялся? И почему тебя столь интересуют места убийств?
Его собеседник фыркнул и покачал головой, все так же не глядя в глаза Гульду. И ответил с сильным акцентом:
— Так, просто посмотреть, сержант.
— В Миноре, конечно, смотреть особо нечего, но уж всяко найдется что-нибудь помимо переулков с расчлененными трупами.
— Неужели? — Чужеземец на мгновение оторвался от еды.
— Если, конечно, — продолжал Гульд, — убийства — не твоя работа.
Парень взял хлебную корку и начал промокать ею остатки бульона в миске.
— Ну что вы, сержант, такого я себе не позволяю.
— Послушай, — не стал ходить вокруг да около Гульд, — зачем ты сюда явился?
— Да так… я, вообще-то, здесь проездом.
— То есть завтра уезжаешь?
Он пожал плечами:
— Возможно.
— Где ты остановился?
И тут чужеземец вдруг широко улыбнулся:
— Это наверняка знает тот стражник, которого вы послали следить за мной.
Сержант прищурился:
— Он постоянно докладывает мне о твоих перемещениях. Если в назначенное время от него не будет никаких вестей, я лично тебя отыщу.
— Как пожелаете.
Гульд поднялся.
— Ты оставил кусок хлеба, — заметил он.
