Огромному поляку удалось повалить Ивана на спину, однако тот ловко вывернулся и в свою очередь набросился на врага.
– Пусти! – прохрипел поляк, выпучив глаза и едва сдерживая стон. Крашенинников вытащил из кармана загодя припасенную тряпицу и запихал ее поляку в глотку. После этого быстро стащил с него одежду. Затем накрепко скрутил ему руки за спиной ремнем, спутал ноги. Оттащил поляка в угол, спрятав в соломе так, чтобы он мог дышать.
Едва успел Иван забраться на чердак, как в сарай вошли еще двое, обеспокоенные долгим отсутствием товарища. С недоумением оглядели они полутемное пустое помещение. Затем один что-то сказал, другой хохотнул и оба подошли к остаткам соломы. В последнюю минуту один заметил тело, шевелящееся под соломой, и недоуменно посмотрел на другого. Этого мгновения оказалось достаточно: Аникей и Андрей по знаку Ивана бросились вниз на недругов. Андрею достался низкорослый и с виду ледащий, однако ловкий противник. Молниеносным движением инок перебросил его через себя и припечатал к полу.
Багрову пришлось потруднее. Ему удалось свалить противника, но тот зубами вцепился ему в ногу. Озверевший Аникей тут же оглушил его ударом по голове, и противник обмяк, на несколько мгновений потеряв сознание.
Скрутив обоих врагов и сунув каждому кляп, русичи присоединили их к первому.
Аникей и Андрей также надели форму польских солдат. Затем все трое взяли по охапке соломы и направились в избу. Двор был пуст, лишь поодаль виднелся вражеский караул.
Первым шел Иван. Ударом ноги он отворил дверь и вошел в комнату. Посреди стояла русская печь, огонь в ней догорал. По обе стороны стола на широких лавках сидели люди, которые не обратили на вошедших ни малейшего внимания. «Солдаты» подбросили соломы, огонь заиграл, загудел, бросая веселые блики в начавшие сгущаться сумерки.
В летнем лагере ратников обучали польскому языку, но люди за столом говорили бегло, и многие слова оставались непонятными.
Русичи нарочно медлили, возились у печки; один сдвинул солому поближе к печному жерлу, другой аккуратно подметал освободившееся место. И вдруг… Неожиданно для всех троих прозвучала русская речь.
– А что думаешь об этом ты? – спросил человек, сидевший во главе стола.
Маленький юркий человечек, к которому он обратился, поспешно встал и зачастил:
– Ударить надо оттуда, где русские не ждут.
– Это откуда же?
– А с Клементьевского поля!
– Но лазутчики донесли, что там ворота самые крепкие, – возразил кто-то. – Ты что же, хочешь, чтобы войско наше лоб себе расшибло?
Все зашумели.
– Оставьте его, – произнес поляк в богатой одежде, и шум за столом мгновенно стих. – Он дело говорит. Войска у них мало, знаю. А главное, оно необученное. Сборище сиволапых мужиков да юродивых. А ты вот что, – обратился он к говорившему, даже не назвав его по имени, и что-то брезгливое мелькнуло в выпуклых глазах поляка. – Ты самолично поведешь наш первый отряд на приступ. И горе тебе, если случится что не так.
Человечек закивал и заулыбался, словно получил великую милость.
– Клементьевское поле уязвимо, – вновь послышалось возражение. – А что, если русские опередят нас и первыми ударят, сделают вылазку?
– Силенок у них на это не хватит. Да и ума тоже, – презрительно махнул рукой главный.
По незаметному знаку Крашенинникова все трое вышли из избы.
У коновязи кони похрустывали овсом. Охраны, к счастью, здесь не было – поляки были уверены в собственной безопасности.
Русичи торопливо отвязали трех неоседланных коней.
– Значит, так, – нарочито спокойно проговорил Иван. – Запомнили, что за столом говорилось?
Андрей и Аникей кивнули.
– Сейчас галопом на конях к своим, – продолжал Крашенинников. – Авось хоть один до крепости доберется… А пока нужно караул миновать.
– Так мы ведь свои! – ткнул пальцем Андрей в польский мундир, пришедшийся ему почти впору.
– Кони-то у нас не солдатские, – усмехнулся Иван наивности инока. – Да неоседланные.
– И пароль у них, видать, есть, – добавил Аникей, вскакивая на коня. – Слово петушиное, коего мы не знаем.
– Бог не выдаст, свинья не съест, – произнес Иван, и они рысью выехали со двора.
– Стой! Куда? – крикнул солдат, гревшийся у костра, и бросился им наперерез. Из палатки на окрик выскочили и другие.
Иван гикнул, ударил пятками коня и помчался вперед. Сзади, стараясь не отставать, скакали двое его товарищей.
Солдат успел копьем перегородить дорогу, но Иван свечой поднял коня в воздух и легко взял препятствие.
Крашенинников мчался, пригнувшись к гриве коня, и ловил ухом конский топот, доносившийся сзади. С ним поравнялся Андрей.
– Где Аникей? – спросил Иван.
– Конь под ним пал.
– Эх! Сам погибай, а товарища выручай! За мной! – крикнул Крашенинников и, круто повернув коня, помчался обратно.
Багров стоял в окружении врагов, которые, видимо, решили взять его живым. Они медленно сужали круг.
Аникей, успевший выхватить у одного из поляков длинное копье, размахивал им над головой, выкрикивая:
– Кто первый! Подходи! Проткну, как козявку!
Силы, однако, были слишком неравны, и поляки понимали это. Внезапное возвращение двух русичей расстроило их планы. Минутного замешательства оказалось достаточно. Крашенинников с налета прорвал вражье кольцо, подскакал к Аникею, нагнулся с коня, крепкой рукой охватил Багрова поперек туловища и, крикнув Андрею: «Прикрывай сзади!» – помчался во всю прыть…
Когда они избавились от погони, совсем смерклось. Русичи пустили измученных коней шагом.
К реке вышли в темноте.
– Кони добрые, жалко бросать, – вздохнул хозяйственный Аникей. – Да в подземный лаз их не затащишь.
Они медленно шли по берегу, разыскивая потайное место. В спустившейся тьме это было непросто.
– Кто-то там есть, – вполголоса произнес Андрей, вглядываясь в противоположный берег.
Все трое остановились, пристально всматриваясь.
– Никого там нет, – сказал Аникей. – Показалось тебе, Андрюша.
Но в этот момент они увидели, как в кустах что-то завозилось и притаилось снова.
– То-то мне все время чудилось, что за нами кто-то скачет, – с досадой крякнул Крашенинников.
– Переплывем и схватим, – шагнул к реке Андрей, хотя у самого от холода зуб на зуб не попадал.
– Погоди, – придержал его за рукав Иван. – Пока переплывешь, он десять раз убежит.
– Пальнуть бы в гада, да не из чего, – сокрушался Аникей, до рези в глазах вглядываясь в неясную фигуру преследователя, размытую тьмой.
– Возвращаемся в крепость, – принял решение Крашенинников.
– А ход подземный? – спросил Багров.
– Ход завалим за собой, – вздохнул Иван. – Нельзя, чтобы ворог воспользовался им. Не можем мы рисковать. Верно ли, други?
– Верно, – согласился Багров.
Андрей промолчал.
…Разведчики доложили результат тайной вылазки князю Долгорукову.
– Клементьевское поле? – переспросил он Крашенинникова. – А ты ничего не напутал?
– Нет, – сказал Иван.
– Гм… Ну что ж. Может, это и к лучшему. А как звать того предателя, не узнали?
– Нет.
– Ладно. А вы молодцы, ребята. Русь вас не забудет! – заключил князь.
Вылазка. Из повести Александра Чайкина
Как раз перед тем, как отдать команду ударить во все колокола и назначить первую вылазку из осажденной крепости, между двумя воеводами состоялся весьма примечательный разговор.
– Не держи на меня сердца, князь Григорий, – сказал Голохвастов, когда, удалив ратных начальников и челядь, они остались в гриднице одни.
– Ты о чем, княже?
– Да об отряде, коему я противился.
– Ладно. Кто старое помянет, тому глаз вон.
– А кто позабудет – тому оба. Так, что ли? – усмехнулся Алексей Иванович.
– Не таков я.
– Сам теперь вижу – прав ты оказался, – продолжал князь Голохвастов, – и дело твое окупится, верю, сторицею.
– Верю и я.
Да, поначалу Голохвастов, елико возможно, противился необычной задумке Долгорукова – создать специальный отряд из молодых парней, живущих в монастыре и его окрестностях. Отбирать ребят самых сильных, ловких да сметливых, невзирая на сословные различия, – именно последний пункт вызвал особо яростное сопротивление Голохвастова. Отряд должен был собираться тайно, без лишнего шума, в пустынном месте, вдали от жилья. По мысли Долгорукова, это была бы школа ратного мастерства, где лучшие умельцы должны были обучать парней искусству скакать верхом с полным вооружением, стрелять из лука в цель, наводить пищаль, преодолевать препятствия, быстро бегать да ловко прыгать, – словом, научить всему, что необходимо ратнику в боевых условиях.
