В начале четвёртого дня охранники вновь сковали мне руки силовыми обручами за спиной и доставили в небольшой кабинет, где усадили на жёсткий стул перед прокурором. Ни присяжных, ни судейского председателя, как на публичных процессах, не было и в помине. Свидетелей вызывали по одному, быстро задавали наводящие вопросы и выпускали через другую дверь. В защитники мне достался военный адвокат из министерства – тут, похоже, постарался старший Ванкштейн.
Мои письменные показания вкупе с прошением забрали в первый же день, и теперь оба бумажных листа покоились на высоком столе перед прокурором. Во время слушания тот время от времени сверялся с одним из них. Среди свидетелей защиты против ожидания я узнал ректора академии и следующего за ним Эллесара Доманта. Оба высказывались в мою защиту.
Наконец, судья поднялся с места и повернулся в мою сторону.
– Кадет Регул-Крайм, встаньте и выслушайте свой приговор. В ходе следствия за недостатком улик и благодаря заступничеству академии, а также благодаря результатам экспертизы, показавшей продолжительное воздействие станерного оружия, карательные меры откладываются вплоть до завершения окончательного расследования. В настоящий момент вам разрешено покинуть планету Сторм, однако если вы не явитесь в военный суд по истечению сроков расследования, по данному делу может быть вынесено первоначальное решение с удвоением сроков заключения.
Я изумлённо уставился на судью. Он был сама бесстрастность.
– Когда будете покидать кабинет, вам вручат ваши вещи. Постановление, в котором будут записаны дополнительные условия вашего отсроченного освобождения, заберёте у ректора вашей академии. Идите. Охрана, освободите заключённого!
За двери кабинета я вышел малость ошеломлённым, растирая онемевшие кисти рук. Там на меня сразу набросились старые приятели – Дик и Рауль. С ними ещё была пара человек из студентов и Анастасия. Девчонка, по которой я сох первые три курса, ещё год встречался, а потом мы расстались друзьями. Она подошла ко мне и обняла. Её глаза были полны слёз.
– Макс, ты дурак, каких поискать! – произнесла она и прижалась ко мне.
Как я знаю, позже она сошлась с Диком. И вроде бы у них все было хорошо до сегодняшнего дня.
Ещё через какое-то время я сообразил, что все мы по пути в ресторан. По логике моих друзей, надо же было отметить освобождение!.. Я туго соображал, но всё же благодарно обнял всех их и сердечно поблагодарил за помощь и участие.
Уже позже, изрядно пьяный, попытался расспросить, как все они умудрились подключить к делу ректора и знаменитого лётчика. А самое главное, каким-таким образом они смогли назначить дополнительное слушание, да к тому же добиться эффективного положительного результата. Дик, тоже в дупель пьяный, всё пояснил:
– Видишь ли, в основном это заслуга Рауля, если бы не его папаша, мы ни черта не смогли бы сделать. Касательно ректора договаривалась Настя, а каким образом тот уломал Эллесара, это нам не известно. Он, кстати, просил зайти завтра с утра.
– Кто? Рокмунд?! – не понял я.
– Да нет же, глупыш! Рокмунд улетел сразу после разбирательства. Едва только получили положительное решение. Просил ректор! А вообще-то он мне дядя по отцу… – произнесла очаровательная и единственная в нашей мужской компании девушка.
– Что?! – на неё изумлённо уставились мы трое. – Ректор твой дядя?
– Ну… вообще-то мне нельзя распространяться на эту тему, – Настя потеребила упругий локон. – Но Дик мне никогда не нравился, а Макс…
Она нежно прижалась ко мне, и я задумался, а не ошибкой ли было наше решение расстаться. Приятный запах её чистого тела действовал на меня самым благотворным и притягательным образом. Беглый взгляд, брошенный в сторону Донована, сказал мне все. Дик смущенно отвернулся и махнул рукой.
Весь путь от ресторана мы все старались не касаться тем, связанных с Маратом. Отныне с общего молчаливого согласия это стало запретным в наших разговорах.
Потом мы остались с Настей вдвоём. Каким-то чудом миновали бдительных стражей порядка из женской общаги. Затем я обнял её, прижал к себе и тихо прошептал на ушко:
– Не забывай меня больше глупышом!.. – конец моей фразы утонул во влажном поцелуе её чувственных губ.
* * *
Утром я проснулся в объятьях одной из самых красивых девушек академии. Настя сладко посапывала во сне и нежно льнула своим стройным, обнаженным телом ко мне. Всё произошедшее накануне казалось ни на что непохожим сном. В нем были и дружба, и безумства, драки и боль, мечты, кропотливая учеба, любовь, ненависть и ярость, наказание и избавление. Я чувствовал себя так, словно это все прогорело и ушло. Ушло с тем, чтобы никогда не вернуться.
Аккуратно переложив стройную и нежную женскую руку, перекинутую через мой торс, и стараясь не тревожить спящую, я плавно отодвинулся и выполз из-под одеяла. Растёр ладонями своё лицо, взъерошил волосы на макушке…
Это все и вправду было?
Встал с койки. Распрямился и потянулся. Покрутил руками мельницу. И тогда только я понял, что окончательно проснулся. Подошел к краю кровати – широкая, не то что у парней, по крайней мере у тех, что на первом курсе. Нагнулся и поцеловал девушку. Настёна смешно поморщилась и, не открывая глаз, ответила на поцелуй. Потом, пробормотав что-то о пользе сна после страстной ночи, перевернулась на другой бок и свернулась калачиком. Головой при этом она зарылась в подушку и укуталась в одеяло. Это всегда вызвало мою улыбку, пока мы встречались. В чём-чём, а в этом мы всегда были с ней похожи. Оба спим одинаково…
– Спасибо, милая! – тихо, но с чувством произнёс я.
Её комната была обставлена скромнее, чем наша с Маратом. Но вернуться домой вчера вечером меня не заставил бы никто во всей галактике.
За окнами только-только занималась заря, в помещении царили мутные сумерки. Я на ощупь нашёл свою одежду и быстро оделся. Потом аккуратно приоткрыл дверь в коридор общежития, огляделся и тихо вышел. Следовало покинуть женский корпус до обхода коменданта.
Умывался уже в общей душевой, с мыслями о том, что как только откроется академия, следует зайти к ректору и получить табель с выпускными оценками, плюс ещё злосчастное постановление из прокуратуры.
А уж когда я его получил, то оценил всю глубину черного юмора военных…
* * *
Друзья нашли меня в кафе общежития. Табель с оценками, постановление и корочки выпускника лежали на столике прямо напротив кружки кофе. Нельзя не признать, я предполагал нечто подобное. Хоть и надеялся всё же на лучшее.
Безусловно, что радовало – оценки мои с экзаменов были самыми высокими среди потока, об этом мне поведал сам ректор академии и даже пожал руку, другой же протягивая табель и грамоту об отличии. Документы я получил самым последним из студентов. Остальным они были вручены ещё тремя днями ранее. Ректор же вручил мне и корочки пилота вместе с военным пластиковым извещением. Вот тут-то и крылась основная причина моего неудовольствия.
– Так-так, посмотрим! – Рауль плавно увёл со столика постановление военной прокуратуры вместе с корочками пилота. Он и Дик щеголяли в новенькой форме выпускников с эполетами и знаками отличия согласно званиям. – Ага! Без возможности пересмотра в течение трёх лет?.. Даже в случае получения доказательств невиновности?! Чего?!
Некоторое время он пристально вчитывался в строки, отпечатанные на тонком пластике, постепенно наливаясь краской негодования, а потом не выдержал и заорал в голос:
– Что за чёрт!? Какого хрена эти недобитки смешивают с грязью одного из лучших кадетов?! Они не имеют права тебе шить всё это дерьмо! – Рауль резко и широко размахнулся рукой с зажатым в ней документом и попал в поднос, который тащил Дик Донован. Горячий кофе плеснул тому на грудь. Сильный мат колониста с Прайма заставил пригнуться курсантов за соседними столиками.
Откуда ни возьмись набежало трое охранников академического порядка. Однако, выяснив суть проблемы, они не стали возражать и, получив наши извинения, благополучно отвалили. Дик, тем временем обтёр новую форму от пролитого кофе и вырвал листок из руки чуть подуспокоившегося Рауля.
– Знаешь, Макс! – произнёс он с чувством, после того как дважды пробежал глазами постановление. – Обычно я не согласен с поспешными словами Ванкштейна. Но это…
Дик поднял листок и выразительно потряс им в воздухе.
– Абсолютная ахинея и чушь!
– Да что там говорить, ты глянь на паспорт пилота, – Рауль ткнул Доновану под нос мои выпускные документы. – Разрешено управление судами «Е» класса и малыми торговыми судами «С» класса. Бред, бред! Учиться в высшем военном учреждении пять лет, и получить плевок при отличной аттестации. Слушай, я поговорю с отцом! Пусть назначат повторное слушание… Вот же гады! Просто в голове не укладывается…
Я поднял руки в знаке примирения. Отмыться от одной грязи, в которую меня так заботливо макнули, и с головой тут же ушёл в другую. На душе скребли кошки, но друзей надо было успокоить.
