И Чижиков взбирающимся на неприступный утёс скалолазом как бы вонзил ледоруб в скальный уступ:
– Мои прогулки на природе в прошлом году повысили наш тираж втрое! А в гостинице «Приют» внештатный сотрудник подпольной газеты «Вилы» крутился. Гвоздиков, кажется… Ну, вы знаете… Он, небось, уже заметку в своём революционном листке о Ненашеве тиснул и разбрасывает агитки сейчас по дерябинским мостовым. А вы моего творения чураетесь…
Валерий Иванович с наслаждением вспомнил прошлогодний ажиотажный спрос на своё издание подобно вспомнившей первую брачную ночь пожухшей от времени деве. Он ослабил любовно затянутый Люси узел галстука на шее и тоскливо протянул:
– Хоть бы кого убили, что ли… Для погашения накала политических страстей! У нас даже тапки с активной жизненной позицией – один всегда левый, другой – правый… Давай сюда свой фоторепортаж.
Окрылённый папарацци воспарил, подлетел к редакторскому столу с самодовольством покорившего неприступную вершину альпиниста и бережно вручил патрону флешку. И тут же парашютистом был опущен на грешную землю антигуманной просьбой редактора:
– Будь добр, пройдись там по кустам Сиреневой поляны… Вдруг какой-нибудь «жмурик» отыщется! А то эти выборы меня в могилу сведут… Либералы лодку раскачают, социалисты опрокинут, а коммунисты веслом в лоб дадут. Лучше пусть Гарманюк победит – его бардак хотя бы управляемый! Хотя однообразие продлевает жизнь, но зато укорачивает душу. И вообще настоящая российская элита может выйти только из чекистской шинели! Всё, ты свободен.
Чижиков наевшимся отрубями воробьём вылетел в дверь, уткнувшись головой в располневшую грудь секретаря Люси. Та спешила к шефу с чашкой кофе и тарелкой с марципанами. Еле уловимый запах миндаля проник в мозг папарацци и ему на ум пришли чужие мысли: по одной легенде причиной изобретения марципана послужил голод, когда единственным сырьём для хлеба оказался миндаль; по другой – он был создан как лекарство от душевных расстройств, ибо благотворно влияет на нервную систему. И он искренне обеспокоился психическим состоянием шефа, от которого зависели его гонорары и общественное равновесие в городе.
Но Володька с негодованием отогнал чужеродные измышления и задержал взгляд на рвущемся из выреза секретарского платья бюсте. И ему стали понятны все мотивы запинающегося сознания редактора: и попытка отсидеться на берегу волнующегося политического моря, и желание победы кандидата от партии порядка и стремление уйти в подполье. «Попался» – по-доброму подумал Чижиков и устремился за город на поиски какого-нибудь завалящего трупа.
Естественно, папарацци никому смерти не желал, но остро нуждался в пополнении коллекции фотоальбомов с портфолио дерябинских гимназисток. А тут как раз одна намедни нежно улыбнулась ему с соседского балкона, хищно приоткрыв не тронутые помадой губы. На счёт своих внешних данных Чижиков не обольщался и ему требовались значительные средства для привлечения красоток в его одиноко плывущую среди кувшинок жалкую посудину.
Между тем в самом центре Сиреневой поляны Володька обнаружил целые залежи выброшенной корреспонденции из писем, счетов и поздравительных открыток. Застывшая перед ними воткнутыми в землю вилами Софья Марковна с прижатым к груди полузадохнувшимся шпицем гневно причитала:
– Что делается, что делается! Вот как наша почта работает. Это всё проклятые капиталисты виноваты! Создали условия, при которых каждый только о себе заботится и топчет грязными сапогами других людей. Вот полюбуйтесь теперь на это безобразие!
Но папарацци любоваться этим безобразием не стал, а с участившимся сердцебиением принялся рыскать по близлежащим кустам. А вдруг с почтальоном что-нибудь случилось, и он нуждается в помощи? Но его ждало облегчение и разочарование одновременно: никаких признаков смертоубийственной драмы не наблюдалось. Фоторепортаж же о несостоявшейся долгожданной встрече, штрафах по не доставленным квитанциям и неполученной весточки от родных и близких вдохновения у Володьки Чижикова не вызвал.
И он уже было направил стопы в домашнюю обитель, как наткнулся на вызвавшее похолодание в его груди явление. В сумрачной глубине Сиреневой поляны папарацци увидел фрагменты человеческих тел с признаками хирургического вмешательства. Ампутированные конечности и студенистого вида внутренние органы выглядывали из слегка прикопанных землёй больничных полотенец. Потрясённый повальным очерствением людей фотокорреспондент даже не стал делать снимков, дабы не озлоблять дерябинцев перед выборами градоначальника.
А после всего увиденного на Сиреневой поляне папарацци впервые усомнился в благодатности рыночных отношений среди людей и поспешил покинуть её с ощущением уксусной настойки на губах. На городских улицах уже в сумерках он увидел снующего среди людей внештатного сотрудника подпольной газеты «Вилы» Гвоздикова. Тот настырно совал в протянутые руки горожан чрезвычайный выпуск своего издания с красочным репортажем из гостиницы «Приют». Застигнутые врасплох физиономии криминальных авторитетов и едва прикрытое капустным листом лицо Ненашева вызывали приступ мстительного хохота у городского люда. Как же мелочны мы бываем, когда нам не хватает куража на грандиозное и дерзкое дело…
Глава 8
Вернувшиеся под вечер в помпезный номер отеля «Приют» после успешно проведённой диверсии в тылу идеологических противников мнимые московские пиарщики застали у своих дверей пышнотелую фигуру. Брюшкина Нонна Фёдоровна прознала о приезде расфранченных господ в Дерябино от сына сгинувшего на столичных задворках Аркадия Дмитриевича Безвольного. Политически заточенный гимназист проболтался об этом в пылу жаркой полемики с исповедующей монархические взгляды племянницей начальника полиции Стародубцева Сидора Ивановича. Получив тетрадкой по лицу, девчушка пожаловалась директору гимназии с подробным описанием задиристого инцидента.
И Нонна Фёдоровна «закусила» удила: прибыла на городской постоялый двор для водворения заезжих гостей в собственное стойло. Содержанка мирового капитала упокоила своё «контрабасное» тело в гостевое кресло, обнажила верхний ряд золотых зубов и предстала в личине раскрывшего русский заговор против англосаксов заокеанского патриота. Ставленница либералов была немногословна и прямолинейна как штыковая лопата:
– Нам стало известно, что вы прибыли в наш город по призыву нынешнего мэра Дерябино. Нам также известно, что вам заплатили за продвижение его кандидатуры на пост будущего градоначальника.
С каждым произнесённым словом Нонна Федоровна всё больше приобретала вид обеспокоенного кремлёвской пропагандой сотрудника Госдепа США. Она поиграла многочисленными перстнями на заострённых маникюром пальцах перед бегающими глазами имиджмейкеров, для пущей убедительности сверкнула бриллиантами в ушах и воодушевила постояльцев гостиничного номера прельстивыми словами:
– Мы заплатим больше, много больше. Вам надлежит сколотить группу из ретивых дерябинцев и каждый день пикетировать здание городской администрации. Лозунги политические: «Долой государственный капитализм для одиночек, да здравствует предпринимательская свобода для всех!» или «Запад нам поможет, Запад с нами»! Народ Ильфа и Петрова любит – он поймёт.
В головах мнимых пиарщиков застучали топоры и завизжали пилы. Захар Тимофеевич Красин и Гладов Александр Александрович изобразили из себя полную готовность сколотить отряд преданных либеральным ценностям борцов. Они встали в полный рост перед «грантоедкой» и по-шутовски отдали ей честь. А бывший бомж Захарка даже опустился на одно колено и холопом поцеловал барскую ручку. И вся эта мизансцена насторожила Нонну Фёдоровну – слишком отдавала фарсом или водевилем.
Красин тут же понял свою оплошность: снобствующие московские пиарщики по определению не могли вести себя смердами. Он сделал вид, что обронил платиновую запонку на пол и по случайности наткнулся на дамский палец. Захар Тимофеевич с достоинством испанского гранда приблизился к журнальному столику, выпил наполненный водой стакан и деловито пробасил:
– И это всё?
Наёмница мирового империализма ядовито улыбнулась и в образе атакующего мартышку хладнокровного питона прошипела:
Конец ознакомительного фрагмента.
