- Между прочим, - заметил Олег, - это относилось не только к тебе. Андрей имел в виду, что все мы здесь божьи коровки.
- Или попросту трусы! - сказал я сердито. - Занюханные конспираторы! Не знаю, как вы, а я не собираюсь сидеть сложа руки.
- А что ты собираешься делать? - спросил Олег.
- Пойду сейчас к Дроздову и спрошу напрямик: "Вы советский человек или нет? Если нет, я требую немедленно вернуть меня на родину".
- А как ты думаешь, - спросил Олег, - как ты думаешь, где сейчас Дроздов и чем он занимается?
- Отдыхает, наверное, - удивленно ответил я. - У себя в домике...
- Ты видел, как он отдыхает?
- Конечно, нет. Домик-то без окон.
- И тебе не пришло в голову, как это люди могут жить без окон?
Я молчал: действительно, не пришло.
- Так вот, - сказал Олег, - твои учителя сейчас стоят в тесном чуланчике друг против друга и не двигаются. Все трое. Как манекены.
- Отдыхают, - со смехом добавил Борька из-за стены.
- А... а что это с ними? - спросил я, запинаясь. Только сейчас мне стало по-настоящему жутко.
- Спокойно, Андрей, - сказал Олег. - Только без паники. Они подзаряжаются от сети. Впрочем, питание я пока отключил... поэтому мы так свободно и разговариваем. Но времени у нас в обрез, иначе они не успеют подзарядиться... Так что ты побыстрее бери себя в руки. Соображай.
А тут и соображать было нечего. Я вспомнил, как старательно "птичий базар" изображал оживленную человеческую беседу (все-таки мое первое впечатление оказалось точным), как испугалась Соня, промолвив "Еще бы!" в ответ на мое замечание, что учителя наши несколько вяловаты... Наверное, в день моего прибытия ночная беседа в третьей комнате несколько затянулась...
- Машины, - сказал я отчего-то шепотом. - Обучающие машины...
- И долго же ты, братец, думал, - снисходительно проговорил из своей комнаты Борис. - Уж подвели, уж ткнули носом...
- Ты позабыл, наверное, Боря, - сказала Соня, - как ты рыдал и кидался на стенку, когда мы тебя ткнули носом... Андрей ведет себя куда спокойнее.
- Вернется к себе - поплачет, - заметил Славка.
- И ничего удивительного, - миролюбиво сказал Борис. - Я, правда, не сразу поверил. Кнопку на стул Скворцову подкладывал...
- Ну, это была рискованная затея, - недовольно проговорил Олег. - Можно было испортить аппаратуру.
Все эти разговоры доносились до меня как-то издалека.
- Послушайте, - сказал я, - так, значит, они не люди...
Все засмеялись.
- Очень тонкое замечание, - сказала Соня.
- Товарищ еще не дозрел, - добавил Славка.
- Да я не о том! - сказал я сердито. - Не люди - те, кто их сделал. Вот в чем беда.
Ребята притихли. Соня и Олег смотрели на меня с уважением.
- Прекрасно держишь мысль, - серьезно сказал Олег. - Тут, правда, есть и другие мнения. Так что, будь добр, поясни.
- Все ясно даже ежу, - ответил я. - Машины - значит, кто-то их сделал. И на кого-то они работают. Допустим, на хозяев. И, если эти хозяева сами как люди, зачем им делать механических человеков? Значит, что-то с ними не так, какой-то непорядок. Не рискуют они показаться. Может, у них хоботы вместо носов. Либо ноги не тем концом воткнуты. Либо еще хуже. Не понимаю, какие тут могут быть мнения. И у кого.
- Борис, ты что-нибудь имеешь сказать? - спросил Олег.
Молчание.
- Да нет у него никаких мнений, - сказала Соня. - Он их меняет по три раза на дню. В глаза смотреть правде боится.
- Ладно, ладно... - пробурчал Борька. - Подумаешь, разошлась!
- Значит, нет возражений, - подытожил Олег. - Тут я на днях провел один эксперимент... Не посоветовавшись, извиняюсь. Сидели мы с Дроздовым-, беседовали о разном. Вдруг я говорю ему, так, шутя: "Вы здесь, Аркадий Сергеевич, прямо как удельный князек. Хотел бы я увидеть ваше начальство". Он и глазом не моргнул: "Увидите". Я спрашиваю: "А какое у вас начальство, страшное?" - "На чей взгляд", - отвечает. И все смеется. Жутковато смеются машины, вам не кажется?
- Ай, не отвлекайся ты! - с досадой сказала Соня. - Дальше-то что?
- Дальше я ему говорю: "А по телефону сними связаться нельзя? Или по радио?" Он - вопросом на вопрос: "А что, у тебя есть жалобы?" - "Есть, говорю, только не жалобы, а вопросы". - "Какие?" - "Вам сказать не могу". И тут, смотрю, Дроздов наш вырубился. Сидит и смотрит на меня пустыми глазами, как выключенный телевизор. Я испугался, туда-сюда, вижу - ожил. "Так о чем мы с тобой разговаривали? " Вот и все дела. Нельзя от машины требовать большего. На что ее настроили, то она и делает.
- А на что их настроили? - спросил я Олега. - Это хоть можно определить?
- Пока установлено только одно, - ответил Олег, - все трое запрограммированы на наши реакции. Вот если ты сядешь и замрешь... ну, наглухо отключишься... ну, как бы умрешь... они тоже отключаются и могут так сидеть хоть целый день. Как манекены. И из этого можно сделать очень грустный вывод...
- Какой? - спросил я. Сердце у меня замерло. Хотя что еще хуже можно услышать?
- А такой, что, как только мы расхотим учиться, вся эта система, - Олег сделал широкий жест рукой, - вся эта система перестанет работать.
- Ну и пускай перестает! - крикнул я. - И пускай убираются ко всем чертям. Мы же у себя дома, не пропадем!
- Нет, Андрей, - тихо сказал Олег, - в том-то и дело, что мы не у себя дома.
20
Кто-то громко, демонстративно зевнул.
- Ладно, я пошел, - сказал Борькин голос. - Считайте, что меня нету. Спокойной ночи, малыши.
- Вот он всегда так! - проговорила Соня. - Уползает, как улитка, в свою раковину.
- В чем-то Махоня прав, - заметил Славка. - Ввели новобранца в курс - и давайте на этом успокоимся. Время позднее, педагогов пора подключать, а то они выспаться не успеют. У Андрюшиного изголовья пускай Сонечка подежурит, сердечных капель ему поднесет...
Никогда не видел, чтобы люди так краснели: у Сони даже слезы брызнули из глаз. "Чего это она?" - подумал я с недоумением.
- Прекратить личные выпады! - строго сказал Олег.
- Ладно, отключаюсь, - весело ответил Славка. - Продолжайте ваши пустопорожние разговоры. Но имейте в виду: что бы вы там ни задумали предпринять, я заранее возражаю. Вот так.
Мы остались втроем. То есть внешне ничего не изменилось, но исчезли шумы и помехи, которых Борька и Славка напустили в нашу комнату. При работе Борькина голова жужжала, как испорченная лампа дневного света, а Дмитриенко, по-моему, где-то искрил. Надо будет посоветовать ему проверить контакты. Впрочем, неизвестно еще, какой треск сопровождал мои собственные мысли: в этом деле я был еще новичком.
Мы сидели на прежних местах, трое одиноких присмиревших переростков, и старались не смотреть друг на друга. Я буквально чувствовал толстую матово-белую полусферу, нависшую над крышей общежития, над темными пальмами, над моей головой. Мама, Москва, огни магазинных витрин, снежные кучи вдоль тротуаров, Октябрьские праздники - все это было где-то далеко... или нигде, как мираж.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
