– Сейчас еще достану.
Я вновь полез в пакет. Блин, охота что-либо посерьезнее сожрать, но некогда. Завтраки из Макдональдса жалко, пригодятся еще. Так что я вытащил еще пару булок. Блин, как же хитро придумано в этом Щучьем все – на самом деле выжали бы до последнего цента, с голым задом отсель уехать бы пришлось.
Прекратив жевать, я прислушался к птичьему гомону, но стая каких-то то ли скворцов, то ли дроздов уже улетела. Я, конечно, нехило отмахал, но расслабляться не стоит. Хотя похоже, что в поселке на меня рукой махнули, ни собак не слыхать, ничего вообще. Моя псина ухом не поведет, разве на белку или недавно взлетевший выводок каких-то куропаток гавкнет негромко, для порядка. Поглядев на уже проглотившую вторую порцию собаку, грустно положившую морду на передние лапы и провожающую каждый кусочек булки печальным взглядом, я протянул ей оставшийся.
– Держи, проглотка. Доедай, и пойдем дальше. Что, думаешь, я зря тех ушлепков на воротах стрельнул? – Я почесал собаку за ухом. Поглядел на стоящую рядом винтовку. – Я так не думаю, псина. Они ладно мне не в спину шарахнули, хотя вполне могли. Да и закона этого их я не нарушил, они сами выстрелили первые. Но погляди на это так – я тем орлам, которые ловят таких, как я, за воротами (а такие точно есть, к ворожее не ходи, догонят на конях и кончат), четко дал понять, что за мной идти не стоит. Да и вообще, были бы здесь ребята из моей роты – спалили бы весь этот Щучий к Бениной матери, а жителей на воротах их домов поразвешали. А то бизнес у них такой, из новичков смальце жать. Видишь ли, у них в борделе новички опущенные. Дожевала? Тогда пошли, подруга. Пара светлых часов, похоже, у нас точно есть.
На самом деле наступал вечер. Верхушки деревьев были выкрашены солнцем в яркие, праздничные тона. Кто сказал, что осень уныла? Она не уныла, она задумчива.
Через пару километров под ногами слегка захлюпало.
– Болото, что ли? Странно, на склоне болот обычно не бывает! – Я удивился и пошел вверх по едва обозначенному уклону. Собака сунулась было вперед, но вскоре провалилась по брюхо и прыжками выбралась обратно, отряхнулась и побежала догонять меня. Впрочем, скоро я понял, в чем дело.
– Бобры. Ты глянь, какая туша!
Я остановился и поглядел на проплывающего мимо по затянутой ряской запруженной речушке бобра. Блин, и где теперь перейти? Берега речушки топкие, точно как порося вымажешься, да и вплавь всего барахла не перетащить. Хотя зря наверх по течению пошел, вон плотину видно. Метрах в пятистах ниже.
Спустившись и обойдя болото, я подошел к бобровой запруде и удивленно присвистнул. Длина плотины из веток и стволов деревьев была не меньше полукилометра, образуя нехилое такое озерцо.
– Гляди, понастроили! – Я посмотрел на нагромождение сучьев и веток, забитых глиной и илом. – Гидрострой… Ты как, сможешь пройти? – Я обернулся к своей спутнице. Та внимательно глядела на две бобровые головы, торчащие из воды метрах в пятнадцати от нас.
Через плотину я перебрался достаточно спокойно, собака тоже. Основательное сооружение, внушительное. Посреди самой плотины было как минимум четыре бобровые хатки – похоже, здесь несколько семейств живет. Впрочем, чему удивляться. Лес здесь вековой, места глухие. Люди, несмотря на близость поселка, сюда еще точно не добрались, иначе бы перестреляли бобров на шкуры и мясо. Других-то врагов у бобра практически нет, бобровую хатку даже медведь не разломает. Видимо, охотников не так уж и много или хватает другой дичи.
Около получаса мы с собакой шли на юго-восток. Поднявшись на вершину небольшого холма, я осторожно выглянул снизу из-под куста, чтобы не светиться. И на некоторое время замер. Красотища, обалдеть. Широкая лента реки, ясное небо, по которому ветерок гонит небольшие облачка, яркие, чистейшие леса. Примерно в километре дорога, узенькая, мелькает между двумя холмами и прячется в лесу. Обернувшись на северо-запад, примерно в сторону поселка, я удивленно присвистнул. Над лесом поднимались два столба черного дыма.
– Нехило! Это кто там так повеселился? – У меня даже слегка поднялось настроение. – Похоже, нашу партию новичков запомнят в этом поселке надолго!
Снизу, со стороны лесной дороги, грохнул одиночный выстрел из дробовика. Следом за этим, чуть позже – дикий, отчаянный крик. Долгий, захлебнувшийся было, и вновь мне за шиворот накидало мелкой ледяной крошки от крика. Собака вздыбила шерсть и глухо зарычала.
– Что это? – недоуменно спросил я сам у себя, глядя в сторону, откуда доносился крик. – Если засада, почему никто не добьет? Самострел, в смысле несчастный случай?
Впрочем, скоро крики умолкли. Опять стало тихо, только ветер шумел в кронах деревьев, осыпая все листвой, и птицы вновь очнулись и защебетали-зачирикали. Где-то и кукушка ожила, начав мерно отсчитывать кому-то годы. А приблизительно над тем местом, где прозвучал выстрел, начал кружиться коршун, вскоре к нему присоединился еще один, и еще…
– Как думаешь, стоит сходить поглядеть? – Я обернулся к собаке, уже успокоившейся и положившей морду на лапы. – Тем более что из города навряд ли кто сейчас к нам выберется.
На самом деле к двум старым столбам дыма прибавился третий, более основательный. Блин, далековато я отошел, ни фига не слыхать, даже ухо к земле приложив. Был бы поближе – глядишь, и стрельбу услышал бы, наверное. Но с другой стороны, намного лучше быть подальше от этого поселка.
– Пойдем. И не Хромка ты, а Герда. Умница, красавица, и преданная. Пошли, псина.
Осторожно, останавливаясь и прислушиваясь, мы спустились с холма и пошли чуть правее узенькой просеки, по которой и проходила эта дорога. Она, кстати, намного менее езженная, чем с обратной стороны Щучьего, – видимо, нечасто здесь бывают. Впрочем, а что здесь особо делать? Впереди горы, леса скоро хвойными станут, вон темная зелень видна. На дрова намного лучше береза, вяз и бук, чем сосна или елка, прямо скажем.
Новопоименованная Герда остановилась и глухо зарычала. Я аккуратно, снизу куста выглянул на дорогу.
Там, метрах в сорока, лежал в луже крови мужик в шинели новичка. Рядом не было никого, если не считать то ли ласки, то ли хорька, замершего буквально в шаге от тела и обернувшегося в нашу сторону.
– А ну сгинь! – Не успел я сказать, как этот представитель рода куньих светлой молнией исчез в кустах с той стороны дороги.
А я еще раз приложился ухом к земле. Нет, тихо, ничего не слыхать, ни шагов, ни топота. А потому я вдоль старых колей, рядышком с кустами, подошел к телу, и остановился в шаге возле него, на всякий случай направив ствол мосинки ему в спину.
Скорчившееся в муках, прижавшее руки к низу живота тело мужика из начала очереди там, еще на корабле. Он на первой шлюпке отъехал. Рядом лежит какая-то двустволочка, шляпа отлетела и валяется метрах в трех. И на самом деле – лужа крови, огромная.
– Да уж. – Я для очистки совести потрогал сонную артерию. Какое там, уже остывать начал, я-то минут сорок шел. – А кто это тебя?
Через дорогу шел шнурок, тонкий, едва видимый здесь, где высоченные кроны смыкались над просекой. Мужик прижал его собой, но правая часть шнурка была на обочине, с оборванной веточкой, к которой шнурок был привязан. А вот слева, куда я прошел, к небольшому дереву была привязана за приклад старая двудулка.
– Самострел. И поставлен давненько, свежих следов нет. – Я поглядел на покрытое ржой ложе и стволы. При выстреле дуплетом ружье слегка сдвинулось, но в целом конструкция была удачной, прямо скажем. Любой, кто не углядит шнурка, – получает заряд в область паха. И выходит, что самострел ставился на человека: на лося или оленя линия прицела низковата. – М-да…
С этим умным выражением я подошел к телу и поднял вертикалочку. МР-94, ижевское комбинированное ружье, калибры мелкашечный и четыреста десятый. Для туриста или геолога ружбай. Подумав, я взял тело за ворот шинели и потащил в кусты. Не стоит на дороге осматривать, не стоит. За мной бежала Герда со шляпой в зубах.
Оттащив тело метров на семьдесят вглубь леса, к бегущему в небольшой песчаной ложбинке ручью, я поглядел на темнеющее небо, на тело мужика, на комбинашку, лежащую на траве, и начал снимать с себя рюкзаки. Сегодня из Щучьего точно никто не придет, да и появится ли кто завтра, чтобы ловушку проверить, неизвестно. А мне почему-то этого мужика вот так, волкам на поживу, бросать неохота. И потому я вытащил из-за пояса топор, воткнул его в лежащий ствол дерева, достал из рюкзака малую саперную лопатку и стал копать могилу в податливом песчаном грунте.
Сильно глубокую я не стал делать. Но примерно по пояс выкопать смог до наступления сумерек. Сняв с мужика его вещмешок и найдя в кармане деньги, я опустил его тело в могилу и начал засыпать песком. Потом воткнул в головах связанный из пары веток крест, снял шляпу. Собака, которая все это время лежала сверху, наблюдала за моей работой, прислушиваясь и принюхиваясь. Но вела себя спокойно.
