Ничего не скажешь, нахрапист купец!
Андрей откланялся купцу и, так и не попрощавшись с Василисой, ушёл. Дочь купеческая ему нравилась, спору нет. А вот была ли любовь?
Андрей, пока шёл домой, всё взвешивал, приводил доводы и сам же их опровергал. «Нет, пока не почувствую, что жить без неё не могу, – не женюсь, – решил он. – В конце концов, меня под венец никто не гонит. Похожу к Василисе, повстречаюсь – надо узнать её получше. Лишь бы время выкроить».
У входа в доходный дом, где квартировал Андрей, его поджидал служитель из экспедиции.
– И где тебя носит? Я уже полдня здесь провёл. Дворник уж подходил, интересовался – чего, мол, тут делаю? Небось подумал – не квартиры ли обокрасть хочу?
– Ты по делу, Василий? – прервал словоохотливого служителя Андрей. – Что-то говоришь много, а по сути?
– Да меня Лязгин послал за тобой.
– Случилось чего? – обеспокоился Андрей.
– Почти. Чичерин доложил императрице, что убийца найден и город может спать спокойно. Она и возжелала лицезреть участников.
Андрей удивился.
– Неуж к самой императрице на приём?
– Сам у Лязгина спроси, коли не веришь. Завтра утром – к нему.
Спал Андрей беспокойно. Всё представлял, как их примет императрица Екатерина. Честь для розыскной экспедиции превеликая. Глава юстиц-коллегии Чичерин – и тот не каждый день удостаивался такой чести, а ведь генерал… А кто такой Андрей? Класс самый низший, как и должность, правда – дворянин.
А утром, выбрившись до синевы, надев вычищенный с вечера сюртук, Путилов отправился в экспедицию.
Лязгин оглядел Андрея придирчиво, смахнул с его плеча невидимые пылинки. Но замечаний не сделал. Конечно, по такому случаю надлежало бы и новые одежды надеть, только не было у Андрея одежды новой, как и денег купить её. К тому же наступала осень, погода портилась, надо было зимнюю одежду приобретать.
Сели в пролётку – и к Чичерину. Тот выглядел ослепительно в прямом смысле слова. Сияли золотом эполеты, аксельбанты, ордена. Светло-голубой мундир новый, с иголочки, тщательно отутюжен, парик завит, усы нафабрены, кончики закручены лихо. Усы дозволялось носить по артикулу гусарам любого звания и старшим чинам на государевой службе.
Чичерин оглядел подчинённых и, не найдя изъянов, кивнул удовлетворительно.
– Едем!
Генерал уселся в свою карету, а пролётка экспедиции пристроилась следом. Ехать было всего ничего, пожалуй, что и пешком быстрее, только генеральский статус не позволял – не солидно!
Подъехали ко дворцу. К остановившейся карете подбежал лакей, распахнул дверцу. Чичерин вылез, важно оправил мундир. Сзади пристроились розыскники.
По широкой лестнице стали подниматься во дворец. Навстречу спускался молодой офицер конной гвардии. Чичерин раскланялся с ним, а когда поднялись выше, бросил через плечо:
– Знаете его?
– Никак нет, ваше превосходительство!
– Это Григорий Потёмкин. В большом фаворе у государыни.
Слышал о Потёмкине Андрей. Ходили слухи по городу, что в момент переворота поддержал Екатерину ещё совсем юный тогда конногвардеец Григорий. Вот и возвысила государыня офицера, впрочем, не его одного, братьев Орловых тоже. И питала особую любовь к гвардейцам Семёновского и Преображенского полков, на силе и штыках которых удалось сей переворот совершить.
Они вошли в большой зал, где сидели и стояли высокие чины. К Чичерину подскочил шустрый адъютант с аксельбантами, а запах – как из парфюмерной лавки. Андрею стало смешно. Чтобы скрыть улыбку, он стал глазеть на стены и людей.
На мраморном полу лежал огромный ковёр – настолько пушистый, что и шагов не слышно. Стены затянуты в красный шёлк, на банкетках с резными гнутыми ножками восседали важные чины. С потолка свисала огромная хрустальная люстра. Андрей почувствовал себя среди этой роскоши и великолепия маленьким и чуждым.
Ждать аудиенции пришлось долго. Адъютант подходил к важным господам и приглашал пройти к государыне.
Наконец очередь дошла и до Чичерина с его подчинёнными.
Адъютант распахнул половинку двухстворчатых дверей. Первым вошёл генерал, за ним – Лязгин, потом Андрей. Чичерин прошествовал куда-то в угол, поклонился. Лязгин и Андрей склонились тоже.
В углу, под балдахином, стоял на возвышении трон, на котором восседала государыня императрица. Белое лицо и руки выдавали редкое пребывание на солнце. Пышное платье скрывало фигуру. Возраста зрелого, но точнее сказать нельзя – на голове парик, веером обмахивается, всего лица и не видно.
– Ты что уставился на государыню? – прошептал Лязгин. – Глаза долу опусти.
Голос у императрицы оказался мелодичным и без акцента. А ведь говорили – немка. По-русски изъяснялась чисто, как славянка.
– Рада видеть, генерал. А пуще того – с известиями хорошими. День сегодня удачный. Как раз перед вами курьер был, сообщил, что Емелька Пугачёв, возмутитель казаков и татар, наконец-то пойман.
– Слава богу! – склонился Чичерин. – Многажды беды от него видели!
– Не о том сейчас речь. Подданные мои, что в городе проживают, наконец-то успокоились, узнав, что убийца и злодей, что женщин безвинно жизни лишал, пойман.
– Истинно так, ваше величество. Смею добавить, что при задержании моими людьми преступник был ранен и вскоре скончался.
– Хочу посмотреть на этих молодцев!
Чичерин отступил в сторону, открыв для обозрения розыскников. Лязгин и Путилов, сделав шаг вперёд, склонили головы. Никогда доселе никто из нижних чинов юстиц-коллегии не удостаивался чести аудиенции императрицы.
– Кто из вас злодея поймал?
Лязгин толкнул Андрея в бок, тот сделал шаг вперёд. Императрица благосклонно кивнула.
– Молод ещё, а выходит – умён и смел. Мне такие нужны. Чем генерал-полицмейстер наградил за службу верную?
Андрей обернулся на генерала.
– Три дня отдыха предоставил, ваше величество! – гаркнул Чичерин и покраснел.
– Да! За службу верную награждать щедро надобно. Какой чин носишь?
– Коллежского регистратора, государыня!
– С сего дня жалую тебе чин коллежского секретаря!
– Благодарю, ваше величество! – Андрей поклонился.
– А это кто? – Императрица веером указала на Лязгина.
– Начальник розыскной экспедиции, титулярный советник Лязгин, – бодро отрапортовал Иван.
– Хм, у такого молодца и начальник должен соответствовать. Жалую тебе чин надворного советника.
– Премного благодарен, ваше величество.
– И не токмо за заслуги ваши, хоть и за дело. Новую службу поручаю, затем и звала.
Голос императрицы стал повелительным, в нём появились жёсткие нотки.
– Фамилии ваши – Лязгин и Путилов – я уже не первый раз слышу. Граф Растопчин да князь Куракин премного довольны вашей службой были, не преминув упомнить о том на одном из балов. Но то – подданные мои. А теперь мне послужите!
Чичерин, Лязгин и Путилов склонили в знак повиновения головы и навострили уши.
– Не успели ассигнации появиться, как Ассигнационный банк с жалобой ко мне – мол, лживые бумажки хождение иметь стали. Непорядок! Фальшивые деньги устои государственные подрывают. Только с турками воевать закончили, как Емелька Пугачёв столпы государства сотрясать стал. Его споймали, так теперь с ассигнациями – беда! А это похуже Емельки! Поскольку вы лучшие, то вам величайше соизволяю и приказываю – найти злодеев, осмелившихся урон чинить государевым финансам!
Все трое поклонились и, пятясь задом, вышли.
– Вот это попали! – едва слышно сказал Иван. – Лживые деньги – это ведь Тайная канцелярия искать должна, только императрица, взойдя на престол, закрыла её.
– Хм, о чём это вы шепчетесь? – спросил Чичерин.
– О милости государевой, – нашёлся Иван.
– Да, повезло с чинами. Ты, Иван, на ступеньку выше поднялся. Надворный советник армейскому подполковнику равен. Чин достойный! А тебе, Путилов, вдвойне повезло! Сразу через чин перескочил. Что-то я не помню в своём ведомстве, чтобы вот эдак – из коллежских регистраторов в коллежские секретари. В каждом чине два года послужить надобно. А ты? Едва чин получил, как тут же через ступень скакнул?!
