– В том-то и дело, что нет! Они как вошли с другой соседкой – та сразу в обморок свалилась и к телу близко не подходила, а потом милиция приехала, и женщин вообще из квартиры выгнали.
– Ну, и что же милиция? – оживился Старыгин. – Уж они-то непременно должны были такую вещь заметить? Тем более что, насколько я знаю, дело не только в борозде. Вид у задушенного человека… как бы это поприличнее выразиться… не слишком приятный для глаз. Это мягко говоря.
– А они, когда в милицию звонили, сказали, что старушка умерла. Ну и приехали такие двое – один молодой совсем мальчишка, а второй с хорошего перепоя, сразу видно. Там соседка вторая сама квасит, так он как на нее дыхнул – она и закосела. Короче, не стали они дело открывать – умерла и умерла, а что вид страшный, то, говорят, патологоанатом разберется, что там и почему. А Мария Тимофеевна, соседка, тогда и подумала – что ей, больше всех надо, что ли? Человека ведь все равно не вернешь… Отдала технику из жилконторы ключи и к себе пошла – валерьянку пить.
Утром Славик приехал, потом мебель вывозить стали – она рассердилась, конечно, но кто соседку слушать станет? Вот она мне и рассказала все тихонько, да я не очень поверила. А теперь вот думаю – может, и правда…
– Не может быть! – Старыгин накрыл рукой Лизины тонкие пальцы. – Не может быть, чтобы человека убили из-за бумажки, пролежавшей в клавесине больше двухсот лет! Ну, Лиза, приободритесь, не думайте о плохом! Пойдемте, я вас домой провожу…
На прощание Старыгин дал Лизе все свои телефоны и сказал, что займется неизвестным гербом, как только у него выпадет свободная минутка.
Капитан Васильков не любил морги. Казалось бы, что тут странного – кто из нормальных граждан любит эти учреждения, где в коридорах на шатких лавках сидят мрачные люди, прислоняясь к стенам, выкрашенным грязно-серой краской. Выражение лиц у всех одинаково хмурое, и одна мысль написана на всех лицах: поскорее закончить все неприятные формальности и уйти, выбраться отсюда на свет и свежий воздух. А уж горевать можно и потом, в более приличных условиях.
Однако Васильков был не простым гражданином, а капитаном милиции, и по должности ему было положено морги если не любить, то посещать по служебной надобности довольно часто.
Сегодня, на взгляд Василькова, надобности особой и не было: медицинский эксперт Кругликов, по мнению капитана, совершенно зря порол горячку, мог бы прислать заключение с курьером, а не вызывать его, капитана, в морг.
Но Кругликов отчего-то заупрямился и попросил его приехать.
Как обычно, специфический запах настиг Василькова еще в дверях. Пахло всего лишь дезинфекцией, а казалось, что чем-то страшным. Сколько раз ему приходилось вдыхать этот запах и видеть эти стены, и каждый раз у капитана становилось муторно на душе.
«Все там будем!» – привычно подумал он, и от мысли этой мучительно захотелось оказаться «там» как можно позже.
Эксперт Кругликов фамилии своей не очень соответствовал. Прочитав на дверях кабинета такую фамилию, человек представлял себе невысокого плотненького мужичка с круглой лысоватой головой и суетливыми движениями чистеньких рук. Вместо этого посетителя встречал огромный краснорожий дядька с буйной рыжей шевелюрой и зычным голосом. Острые на язык коллеги дали ему кличку Квадрат – уж очень эта кличка подходила к его фигуре.
Василькова эксперт встретил, завтракая в своем закуточке. Закипал чайник, на тарелке лежали недоеденные бутерброды с колбасой, от вида которых капитана еще больше замутило.
– Привет, Василек! – обрадовался Квадрат. – Что это ты такой желтый, с перепою, что ли?
– Пожелтеешь тут у вас… – проворчал капитан. – Отчего никак не можешь с заключением разобраться по той старухе? Дело закрывать нужно, меня начальство уже взгрело…
– Чаю не хочешь? – осведомился эксперт. – Ну, как знаешь… Так вот что я тебе скажу: дело вы это закрыть никак не можете – бабку-то вашу убили!
– Как так?! – вскинулся Васильков.
– А так… не знаешь, как убивают? Задушили старушку, веревочкой шелковой, я там все написал.
– Ну, ты даешь! – Васильков с грохотом отодвинул стул.
– Это ты даешь, однако! – рявкнул Кругликов. – Ты что, совсем уже глаза залил, что странгуляционную борозду на шее не разглядел? Да она вся синяя была!
– А что смотреть? – огрызнулся Васильков. – Бабке девяносто лет без малого было, какая разница, с чего она померла? Не сегодня, так завтра и так бы скапустилась!
– Да нет, старушка еще ничего была, лет пять могла протянуть, – Кругликов задумчиво отхлебнул чаю.
– Слушай… – Васильков просительно потоптался на месте, – ну зачем тебе это надо, а? Ну, никто ведь разбираться не станет, старуха одинокая была, всей родни у нее – какой-то племянник дальний, нашему забору троюродный плетень… Сам он ее придушить не мог – только на следующий день из своего Задрипанска приехал.
– Ага, все же проверили на всякий случай, – усмехнулся эксперт.
– Начальство велело, – потупился Васильков, – и если все с племянником в порядке, то дело можно закрыть. Так что ты уж перепиши там…
– Не пойдет! – отрубил Кругликов. – Да что я-то? От меня теперь ничего не зависит. Убийство-то под серию подходит.
– Какую еще серию? – капитан Васильков хлопнулся на стул, поскольку ноги внезапно перестали его держать.
– Про «Питерского душителя» впервые слышишь? – ласково спросил Кругликов. – Вчера на свет родился или в маразм раньше времени впал?
– Мать моя! – ахнул капитан. – Да откуда ж я мог подумать?
Уже в течение нескольких месяцев город потрясали зверские убийства женщин всех возрастов и различного общественного положения. По предположениям милиции, убийца во всех случаях был один и тот же. Вездесущие журналисты окрестили убийцу «Питерским душителем». Город переполняли всевозможные слухи, газеты, вместо того чтобы спокойно освещать события и успокаивать народ, публиковали страшные подробности каждого убийства, ссылаясь якобы на свои собственные источники, пожелавшие остаться неизвестными. Женщин убивали утром и вечером, в общественных парках и собственных подъездах, в глухом темном переулке и на хорошо освещенном проспекте, в вагоне метро и на стоянке автомашин, а одну жертву прикончили прямо в зале кинотеатра, и, что характерно, на премьере отечественного триллера, о котором даже газеты писали, что страшнее ничего не бывает и что режиссер в этом смысле утер нос Западу по полной программе.
Пожалуй, единственной общей чертой всех жертв являлось то, что все дамы были одинокими, то есть не только в данный момент убийства находились одни, но и проживали в полном одиночестве – не было ни у кого ни мужей, ни детей, ни престарелых родителей, и даже домашних животных не было.
– Или ты не знаешь, что маньяком этим занимаются в Городском отделе по борьбе с убийствами? – по-прежнему ласково продолжил Кругликов. – Так вот, я тебе скажу: там есть такая майор Ленская. Это, доложу тебе, чума, а не баба! Она у них там как-то по-научному это дело расследует, сведения собирает, а потом их анализирует. И все ей эти сведения обязаны сообщать.
Капитан Васильков с трудом вспомнил, что был, кажется, такой приказ – оказывать полное содействие и все такое, да только если все приказы выполнять, то когда же работать?
– Так что у них там этих задушенных жертв накопилось штук семь или восемь! – безжалостно заявил Кругликов. – Наша бабуся восьмая будет. Или девятая, я не бухгалтер. А ты говоришь – дело закрыть. Не выйдет, Василек, и не пытайся!
Капитан схватил его чашку и залпом вылакал оставшийся чай. В голове малость прояснилось, во всяком случае, в ней появилась здравая мысль, что сейчас как можно скорее следует доложить ситуацию начальству, и пускай оно, начальство, само решает, как быть. Главное – успеть бумаги привести в порядок, пока до них эта чума не добралась!
Васильков схватил заключение и пулей вылетел из серого здания морга.
Однако надежды его не оправдались. Явившись в родное отделение, капитан Васильков застал в своем кабинете бледную сутулую женщину в очках, со светлыми волосами, скрепленными черной аптечной резинкой в жидкий хвостик. Женщина сидела возле его стола и листала толстый растрепанный блокнот, весь испещренный неразборчивыми записями. Практикант Витенька молча пялился на нее из угла большими испуганными глазами.
– Здравствуйте, – простуженным хриплым голосом сказала женщина. – Полагаю, вы – капитан Васильков?
– Вы, гражданка, по какому вопросу? – с ходу бухнул капитан. – Если у вас заявление насчет кражи в общественном транспорте, так это в соседнюю комнату!
– Я не по поводу кражи, – женщина откашлялась и плотнее закуталась в серый старушечий платок.
– А если муж побил или с соседями свара, так это вообще к участковому! – буркнул капитан. Тетка ему не нравилась, хотелось поскорее от нее избавиться и заняться наконец делом удушенной старухи. Хоть протоколы подправить…
