«Из каких ты мест, Селдон? Издалека?» – хотелось спросить ей.
Он смотрел на нее сверху вниз, высокий худощавый. Темный. Потерявший и обретший что-то, как отлетевший от ветки лист. Ни корней, ни привязанностей, ни любви, ни судьбы. Разорванная линия жизни на ладони. Страшно.
Старик был костляв и неприятен. Запавшие глаза, заострившееся лицо с желтой кожей, больше похожее на череп. Он возлежал на широкой кровати с балдахином, обложенный со всех сторон подушками. Несмотря на жару, старик мерз.
Малка заходила вокруг кровати. С дурными проклятьями осторожней надо, как бы на кого другого не перекинуть.
От старика пахло смертью. Вереском могильных курганов, мокрой землей. Болотными лютиками. Тяжело находиться с ним в одной комнате. Не стоит двадцати золотых.
Она лечила его от луны до луны, дин проходили за днями, и чем дальше, тем более омерзительным казался старик. Много народу сгубил. Но служил ему зачем-то Селдон, и было интересно ей. А потом она узнала.
Надежда бывает даже у проклятых…
…Они решили не выпускать ее из замка. Стража набежала. Было жарко и очень тихо. Жара валилась на землю, как тяжелый ком отсыревшего старого одеяла. Не продохнуть. Малка комкала кончиками пальцев шляпу, ощущая ее старую жесткую ткань, и пахло соломой из конюшни, пылью, разгоряченной на солнце кожей.
Она швырнула шляпу вверх. Она взлетела черной птицей, злым вороном, ринувшись выклевать им глаза. Бравые воины с матюками присели, закрыв руками головы. Поймала шляпу. Простейший трюк по отвлечению внимания. Каждый второй ярмарочный колдун такое покажет. И каждый первый карманный вор даже без магии.
Ведьма отряхнула шляпу от пыли, посмотрела на них с усмешкой. Стоит лишь испугаться, дать слабину, и солнечный день может обернуться ночным кошмаром.
Ее следы сделали круг. Малка топнула ногой. Кто-то хмыкнул:
– Ну и? Это все, ведьма?
– Обернись, – сказала она.
Спрашивающий медленно повернулся. И заорал. Они все заорали одновременно, глядя друг на друга, не людей на месте товарищей увидели, а упырей плотоядных. Небольшой наложенный морок в пределах очерченного круга. Как выскочили, так сразу все рассеялось. Но ведьмы уже не было…
– Если хочешь правду, то было на нем проклятье. Еще до меня. Зла он много натворил, от черноты сердца и образовалось.
– Только от черноты?
– Да нет, – пожала плечами ведьма. – Постарался кое-кто и до меня. Я помогала, лечила, а потом узнала, что хочет он навечно подчинить меня, как подчинил и одного знакомого мне. Я просила за него, но он не позволил ему уйти.
– И?
– Тогда я ушла. А Эсхесс захотел вернуть меня любой ценой, даже если придется связать и привести насильно. А ведь мог бы добром попробовать. Но не такой человек. Не плюй в колодец, из которого пьешь, – глубокомысленно сказала ведьма. – Потом бедой обернется.
– Не плюй в колодец, который несет золотые яйца. – соглаислась я. – Может расскажешь что-нибудь?
– Нет.
На том и замолчали.
– Что ведьма, что инквизитор, – ворчал Вахим, ходя кругами вокруг меча в полу. – Одни убытки.
Выдалбливать, что ли? У сынка Эсхесса силенок вытащить не оказалось, расплевался и ушел, пристыженный. Может, завтра вернется. Хотя всеми клятвами клялся, что сюда больше и не завернет, вовеки ибо оскорбили его. Как тут не оскорбиться, когда вся деревня собралась да еще пальцем тыкала. С одной стороны коли посмотреть, это хорошо. Трактирщик сынков виконта не любил. Всех поголовно. Грубят, не платят, столы ломают. А вот с другой… Служанки об эту железяку клятую спотыкаются, торчит посередь трактира как заноза в заду.
Потом подумал и кликнул Фельку.
– Краску тащи. Ту, которой окна мазали. И доску какую-нибудь.
– Зачем, хозяин? – осоловело моргнула служанка.
– Вывеску делать будем.
Трактирщик опять почесал в затылке, кашлянул и посмотрел на меч. А хороший меч. Рукоять дорогая, изукрашенная. Лезвие блестит, словно подмигивает. Почистить его еще, натереть. Авось, клюнут. Дурни всегда найдутся. Потом кряхтя сел за стол, пододвинул к себе лист дешевой писчей бумаги и стал неспешно на черновике складывать слова, то и дело приостанавливаясь и закусывая перо.
«Меч. Волшебный. Инквизитором оброненный.
Вытащит только достойный! Попытка вытащить 5 медяков (зачеркнуто) восемь (зачеркнуто) серебрушка».
Где-то далеко призрачно кричала ночница. Снова кто-то ждет ее, вот-вот выйдет из-за поворота. И ведьма надеялась, что их дороги не разминутся… С инквизитором же ей просто повезло. Дядько леший ее направил, когда Малку уж совсем окружили, в угол загнали. Да и в деревне наверняка к инквизиторше преследователей домовые духи привели, глаза затуманили. Повезло. А иначе не встала бы на ее сторону. Колдовской силы в ней и самой много, не так просто обмануть да взгляд отвести.
Вот только… Малка ясно видела на ней метку старой нежити. Сильной нежити. Видно напоролась когда-то, да одолеть не смогла, и теперь нежить выжидает удобного момента. Ни один другой упырь из нее пить не посмеет. Хотела сказать, да будто язык связало. Значит, лучше промолчать. По своей дороге она сама пройдет, чтобы в конце ни ждало.
Наконец инквизиторша совсем уснула, намаялась за день. Ведьма встала, погасила взмахом ладони огонь и вошла в ночь. Малка любила гулять в сумерках и сейчас направилась вперед, без раздумьев, туда, где надрывалась ночная птица. Лес расступался перед ней. Дядько леший расстарался. Радуется чему-то.
Селдон Инесс служил виконту не просто так, а за возможность от проклятья избавиться. По рождению он был проклятый. А она пожалела, попросила за него: «Я тебя до конца вылечу, много сил потрачу, только отдай ему амулет. Уже давно служит он».
Ни за кого раньше не просила, а тут почему-то… Но аристократ не отдал. Нельзя злом на добро отвечать.
Малка утащила амулет. И если Инесс дурнем не окажется…
Не оказался. Он вышел, словно соткался из сумерек. Темная фигура, только глаза горят багровым отсветом. Алая каемка вокруг зрачков.
Он протянул ей руку. Малка взяла ее. И они пошли.
«…В такие дни я всегда хорошо чувствую луну. Она словно течет под моей кожей ядовитой вязкой сладостью, и кажется, что ты можешь все. Будто за спиной, прорывая кожу, вырастают невидимые крылья, и каждое твое движение может изменить мир. Но это с утра. Чем ближе ночь, тем яростнее ты становишься. Потому что ты сильней. Потому что у тебя клыки. Потому что одним движением ты можешь с легкостью сломать чужие хрупкие кости. Хотя в основном, просто потому что луна ослепляет. Всесилие забавная штука. Особенно, когда оно обманчиво…»
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
