Феликс и Дмитрий сочинили послание императрице. Оно было написано от лица князя Юсупова, который заверял Алике, что к смерти Распутина никакого отношения он не имеет: «Я не нахожу слов, Ваше Величество, чтобы сказать Вам, как я потрясен всем случившемся… идо какой степени мне кажутся дикими обвинения, которые на меня возводятся…»
Написав эту ложь, они «почувствовали себя неловко друг перед другом». Но надо было продолжать. И, видимо, тогда же они выработали версию убийства для общества – на случай, если все-таки придется признаться, хотя обещали друг другу молчать о случившемся пока возможно (как впоследствии обещали друг другу молчать убийцы Царской Семьи). И… тут же нарушили клятву (как Юровский и его товарищи).
В 8 часов вечера поезд Пуришкевича благополучно отбыл из Петрограда. И всю ночь депутат описывал убийство – «для истории». Юсупов сделает то же, но уже в эмиграции – в нескольких сочинениях…
В 1997 году живущая в Париже дочь генерала Деникина, историк Марина Грей, передала мне несколько вырезок, которые нашла в архиве своей матери. Это были интервью великого князя Дмитрия по поводу выхода книги Феликса Юсупова. В интервью газете «Матэн» 19 июля 1928 года Дмитрий сказал: «Убийство было совершено нами в припадке патриотического безумия… Мы обязались никогда не рассказывать об этом событии… Юсупов поступил совершенно неправильно, опубликовав книгу. Я сделал все возможное, чтобы удержать его от этого намерения, но не имел успеха. Это обстоятельство прекратило нашу дружбу, вот уже пять лет как мы не встречаемся». Другая вырезка – из русской газеты, издававшейся в Париже: «Ни один человек, не исключая моей семьи, не слышал от меня о событиях той страшной ночи…
Та самая сила, которая толкнула меня на преступление, мешает и мешала мне поднять занавес над этим делом».Великому князю противно было придерживаться лжи, о которой заговорщики, видимо, договорились. Лжи, которой свято придерживались в своих воспоминаниях и Пуришкевич, и Юсупов. Ибо, на наш взгляд, все изложенное ими – всего лишь выдумка, беллетристика. Но выдумка эта имела совершенно определенную цель…
Глава 3 Правда о «кошмарной ночи»
«Маланья тоже участвует…»
Выдумки в воспоминаниях убийц Распутина начинаются, как мы помним, с самого начала. Из благородных соображений Пуришкевич решил скрыть Ирину Юсупову под именем графини Н. (не годится племяннице царя быть приманкой для мужика!). Но этим благородные соображения не ограничились…
Как утверждают и Пуришкевич, и Юсупов, среди собравшихся в ночь убийства в Юсуповском дворце не было женщин. Между тем их там попросту не могло не быть! Пост того как Ирина отказалась участвовать, надо было инсценировать ее присутствие в доме (что и было осуществлено – и весьма убедительно). Чтобы создать впечатление вечеринки, на которой Ирина веселится с гостями, продумали все: от граммофона до оставленных «вспугнутыми» гостями пирожных. Так неужели забыли о самом главном – о женском голосе, который должен был доноситься сверху?! Неужели не догадались пригласить женщину, которая должна была играть роль Ирины?
А ведь женский голос должен был быть… Потому что «отдаленные голоса сверху» были слышны. Феликс писал: «Войдя в дом (с Распутиным. – Э.Р.), я услышал голоса моих друзей». И далее, когда они уже сидят в подвале: «Шум, доносившийся сверху, становился все сильнее… «Что там шумят?» – спрашивает Распутин…»
Но ведь «прислушивавшийся» Распутин неминуемо должен был что-то заподозрить, если в этом шуме голосов не было женского голоса. Однако он ничего не заподозрил. За эти два с лишним часа не заподозрил! Это возможно только в одном случае – если он слышал женский голос сверху.
Конечно, заговорщики не могли не позаботиться об участии женщин. Недаром Феликс написал Ирине во время подготовки убийства: «Маланья тоже участвует…» Недаром у полиции оказались сведения об участии дам. И в Царском Селе были эти сведения. И в обществе говорили о том же. И актриса Вера Леонидовна Юренева рассказывала мне о некоей балерине – любовнице великого князя Дмитрия Павловича.
В делах департамента полиции без труда нашел я имя этой балерины – в нескольких сообщениях называлась «Вера Коралли, артистка балетной труппы императорских театров, 27 лет… Во время проживания в столице ее посещал великий князь Дмитрий Павлович». Прима Большого театра, танцевавшая в знаменитых «русских сезонах» в Париже, звезда немого кино, она, как писал современник, «притягивала роковой красотой».
Коралли приехала в Петроград накануне убийства Распутина. О том, что она была в Юсуповском дворце в ночь убийства, заявил Симанович, пришедший с епископом Исидором 17 декабря в полицейское отделение на Мойке. Но после проверки агенты охранки сообщили: «Не было замечено ее отсутствие (в гостинице. – Э.Р.) в ночь с 16 на 17 декабря».
«Не было замечено отсутствие»… Но для того и проводились хитроумные «репетиции». Подменить Коралли другой дамой в гостинице в ночь убийства и устроить ей алиби – дело нехитрое…
Но она, видимо, была не единственной дамой во дворце в Юсуповскую ночь. В Царском Селе знали и об участии другой – и куда поважнее… Вырубова прямо ее называет: Марианна, урожденная Пистолькорс, по мужу Дерфелден, дочь от первого брака Ольги Пистолькорс, жены великого князя Павла, сестра Александра Пистолькорса. Но если ее брат и его жена были ярыми почитателями Распутина, то Марианна приняла сторону Дмитрия. Она ненавидела мужика за то, что безвольный Александр был ему рабски предан; за позор его жены, о связи которой с Распутиным в обществе ходили самые стыдные слухи…
Улики против Марианны были столь серьезны, что ее (падчерицу великого князя!) арестовали. Но во что превратился этот арест! Ее мать вспоминала: «Приехав на Театральную площадь, где жила Марианна, мы были остановлены двумя солдатами, которые нас пропустили, предварительно записав имена. У Марианны находился весь высший свет! Какие-то дамы, которых она едва знала, приехали, чтобы выразить ей свое сочувствие. Офицеры подходили к ручке…» И вскоре Марианну отпустили, «заявив, что подозрения не подтвердились».
Дело об убийстве уже «спускали на тормозах». Царю, естественно, не нужны были демонстрации любви к участникам преступления. Кроме того, великий князь Павел тяжко переживал участие сына в убийстве. И Николай не пожелал добивать больного дядю Павла арестом родственницы.
Ее звали Марианна… Скорее всего, ее ироничные друзья насмешливо переиначили ее французское имя в простонародное, крестьянское – «Маланья».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
