Отец в явном смятении. Он молчит, нахохлившись, как филин. Заметив, что гость недоволен, Катанин любезно спросил:
– Не желаете ли пройти на псарню? Выбрать щенков засветло. Пожалуйста!
Он отрыл дверь и негромко приказал кому-то:
– Помогите господину Некрасову… Да, да, любых!
Когда отец, неуклюже поклонившись, ушел, Катанин остановился возле стула, на котором сидел Коля.
– Вы, наверно, все зеваете, – ласково произнес он. – Взрослые всегда такие неинтересные. Болтают что-то непонятное. А вам скучно? Не так ли?
– Нет, что вы. Напротив, – привставая со стула, ответил Коля. – Мне совсем у вас не скучно, мне очень нравится.
– Что же вам, мой юный друг, здесь нравится? – пряча улыбку в густых усах, выпытывал Катанин. – Вероятно, ягоды, клубника? Я, надеюсь, не ошибся?
– У вас много книг, – прошептал Коля.
– Ах вот как! – Катанин с удивлением глянул на своего молодого гостя. – Значит, вы любите книги?
– Нам маменька каждый вечер читает. У нее своя библиотека. И Андрюша тоже любит книги.
– Андрюша – это братец ваш?
– Да. Он меня старше на целый год. Но, представьте, часто болеет, – все больше проникаясь доверием к Катанину, рассказывал Коля. – А мне по ночам книги снятся. Вот один раз чувствую, что скоро проснусь, и давай их под подушку прятать. А проснулся – ничего нет. Такая досада!
Катанину нравился этот любопытный мальчуган. Кажется, не в отца растет.
– Что же вам читает маменька? Каких писателей? – поинтересовался он.
– А всяких! Данте, Шекспира, Вальтера Скотта, Державина, Карамзина, Жуковского…
– Великолепно, превосходно! – восклицал Катанин. – А разве Пушкина вы не читали?
– Как же, как же, – заторопился Коля и вздохнул: – У нас только одна книжка. Должно быть, Пушкин мало пишет.
Петр Васильевич громко рассмеялся:
– В этом его упрекнуть никак нельзя. Пишет завидно много. Но печатают мало. Вот в чем секрет.
Обняв гостя за плечи, он потянул его за собой в соседнюю комнату, где Коля видел огромный, со стеклянными дверцами книжный шкаф. Катанин подошел к нему, открыл дверцы, и перед Колей предстало великое множество разных книг в кожаных переплетах с золотым тиснением.
Это вам на память о нашем добром знакомстве, – подал Катанин книгу в зеленой обложке. И, как о чем-то самом обыкновенном и простом, сказал: – Автор сей книги, Александр Сергеевич Пушкин, – мой старый, добрый друг. Мы частенько встречались с ним. В Петербурге. Перед моим отъездом в деревню он преподнес мне два экземпляра своей новой книги. И хотя есть такое правило – не дарить дареное, я делаю для вас исключение. Надеюсь, Александр Сергеевич не посетует на меня, что я нашел ему на Волге такого славного читателя.
Потом он лукаво прищурил глаза:
– А сами вы, позвольте узнать, не пишете стихов?
– Что вы, что вы, – смутился Коля, но, подумав, признался: – Я к маменькиным именинам хочу написать. Боюсь, ничего не получится.
– Почему же? Попробуйте, мой юный друг, – тепло улыбнулся Катанин. – Попытка – не пытка. Кстати, когда будут именины вашей матушки?
Коля назвал число, а Катанин, достав из кармана записную книжку, что-то записал в ней.
Теперь, когда Коля проникся доверием к Петру Васильевичу, он решил сам поговорить об учителе. Хотел расхвалить Александра Николаевича, пожалеть, что больше его не будет в их доме. Но на пороге появился отец.
– Благодарствую, – все еще хмурясь, произнес он. – Отобрал троечку. Так что вы извольте уж счетик прислать. С оплатой не задержусь…
И, переводя взгляд на сына, приказал:
– Одевайся!..
В обратный путь отправились затемно. Взошла луна и осветила голубым мерцающим светом лес, поляны, дорогу. Под ногами шевелились и скулили упрятанные в мешок щенки. Отец всю дорогу молчал. Лишь подъезжая к Грешневу, он недовольно стал бурчать:
– Счастье наше, что учителя у него не попросили. Такого бы подсунул ветродуя, почище нашего поповича… Ух! Я бы всех вольнодумцев этих!.. – он со злостью хлестнул Керчика по спине.
Вздрогнув, Коля крепко прижал к себе дорогой подарок. Ему казалось, что книга согревает, что от нее исходит какое-то необыкновенное тепло. То-то маменька обрадуется этому подарку. И Андрюша вместе с ней. Будет что почитать!..
Друзья-приятели
Я постоянно играл с деревенскими детьми…
Из автобиографии Н. НекрасоваКот Васька всю ночь спал на теплой лежанке. Но под утро, когда она остыла, забрался к Коле под одеяло. Сначала присоседился у ног, потом стал пробираться поближе к подушке. По пути он слегка, без всякого злого умысла, тронул нос спящего мягкой пушистой лапой. Коля открыл глаза: «Ах ты, негодник! Что ты мне спать не даешь? Я очень устал. Ты не знаешь, куда я ездил? Вот то-то! К Катанину! Ух, какую он мне книжку подарил. Стихи! Пушкина! Там и про кота есть. Про ученого. Он даже сказки сказывает. Да. Да!»
Полежав чуточку спокойно, Васька вдруг захотел играть: щекотал Коле то пятки, то спину, то живот.
«Нет, надо подниматься! Покоя Васька все равно не даст».
Коля спустил ноги на пол. Брр, холодно! Быстро натянул на себя рубашку, штаны, чулки. На лежанке стояли теплые валенки.
Не умываясь, он набросил на плечи тулупчик и на цыпочках отправился к двери, тихонько приговаривая:
– Гулять, гулять!
Васька отлично понимал эти слова. Он уже у двери. Коля пропустил его вперед и вышел на крыльцо. На дворе ни души. Отец уехал к своему приятелю – соседнему помещику Тихменеву. Никто не нарушал утреннего спокойствия, не кричал, не бегал, не суетился.
С наслаждением вдыхал Коля сладкий морозный воздух. Пар белыми клубами валил изо рта.
Попрыгав немного по снегу, Васька подбежал к двери и просительно мяукнул.
– Ладно, ладно, иди! Вижу, не хочешь со мной гулять, – нарочито ворчливо сказал Коля, открывая тяжелую дверь.
Оставшись один, он глянул в сторону деревни. Над соломенными крышами поднимались голубые дымки – хозяйки затопили печи.
Коля не спеша направился к конюшне. Он еще издалека заметил около нее хромого конюха Трифона, отставного солдата, сражавшегося против Наполеона и побывавшего вместе с русскими войсками в Париже.
Держа порванную уздечку в руках, Трифон степенно поздоровался и спросил:
– Куда это ты собрался в такую рань, Миколай Лексеич?
– К тебе, – ответил Коля. – Санки готовы?
– А как же! В полном акурате. Катайся на доброе здоровье.
Санки стояли у стены конюшни. Раньше они были серыми, грязноватыми, а теперь стали светло-голубыми, как летнее небо.
– Хорошо, дядя Трифон! Спасибо!
– Не стоит благодарности, Миколай Лексеич. Завсегда рад тебе услужить, – польщенный похвалой, поклонился Трифон. А затем, почесав в затылке и сокрушенно тряся оборванной уздечкой, заворчал:
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
