Серджио расчехлил «Nikon», через открытый иллюминатор поснимал океан, сказал:
– Справа по курсу яхта.
– Вижу. Это Фёдор Конюхов. Русский путешественник. Сходи на камбуз, отбери для него продуктов. Да не жадничай. Спагетти не надо, не русская это еда. А я сейчас с ним по радио свяжусь.
– Si, signore capitano.
Затрещал зуммер спутниковой связи. «Может, Габриель?» – подумал Брэнсон. Взяв телефонную трубку, он сказал:
– Алло!
9
«В том, давнишнем сне, рожа не чёрта была, а пришельца. Я вспомнил. Серо-зеленая кожа. «Слепые», без зрачков, миндалевидные глаза. Мерзкий беззубо-безгубый рот.
Отвратительно сплюснутый нос. Ужасный запах. Неужели мной занялись инопланетяне? Да нет, быть не может. Никаких чужих нет. Сказки для младшего школьного возраста. Но ведь телефонная будка, исполняющая желания, это не миф. Вот она стоит передо мной и светится, как уличная неоновая реклама. И всё, что я благодаря ей получил, реальность. Если это розыгрыш из серии «улыбнитесь, вас снимала скрытая камера!», то где же тогда те, кто пудрил мне мозги? Уже месяц прошёл.»
Он посмотрел на десять пунктов, аккуратным почерком написанных им на листе бумаги. Зачеркнул «Деньги, золото, драгоценности». Подумал. Почесал затылок. Зачеркнул «Сексуальные забавы». Потом вычеркнул из списка пункты с пятого по девятый. В живых остались: третий – «Власть и титулы», четвёртый – «Слава, популярность» и десятый – «Оператор».
««Власть и титулы». Может быть, мне президентом стать? Президентом чего? России или Америки?… Буду ходить словно надутый индюк и всех учить, как надо правильно жить. Буду улыбаться с экранов телевизоров и c обложек журналов. Буду посылать людей на войну или в горячие точки. Буду дружить с сильными мира сего, а они мне будут указывать, что делать в их интересах. Буду летать по всему земному шару, практически один в огромном реактивном лайнере, есть деликатесы, пить изысканные напитки. Буду публично молиться богу, делая вид, что я в него верю. Так всё-таки президентом чего? России или Америки? Разницы не вижу никакой. Интересно, как это можно осуществить технически – чтобы я практически мгновенно стал президентом? Лишить памяти сразу семь миллиардов человек? Или сколько там нас сейчас?…
«Слава, популярность». В принципе то же самое. Только власти поменьше. Артисты, хоккеисты, композиторы, кинорежиссёры, художники, футболисты, боксёры, топ-модели, писатели. Чемпионы, гении, таланты… Игоря бы оживить. Он мечтал стать известным писателем-фантастом. Да вот не выдержал равнодушия издателей. На шею себе пеньковый галстук надел. Эх, Игорь, Игорь! А, может, и мне ещё одну книгу написать? Об обратной стороне «Пинк Флойда». Покажу фэнам, что на самом деле из себя представляет четвёрка их любимцев. Нет, напрасная трата времени. В ответ заклюют, закидают тухлыми помидорами, плюнут в лицо. Не сметь обижать неприкасаемых! А то весь бизнес к чёрту рухнет. Икона упадёт. И во что тогда верить?…
Пункт «ноль». «Оператор». Стоп! А ведь это, наверное, самое интересное из оставшегося. Тайная комната. Чулан с пауками. Надо бы туда заглянуть. Почему я раньше не обращал внимание на эту опцию? Был занят более вкусными. Как мне казалось.»
Он вошёл в телефонную будку, набрал все цифры, которые требовалось набрать, сказал:
– Алло.
– Алло, – ответил оператор.
Часть пятая. Оператор
1
«Дети, которые приходят в ваши дома с ножами в руках это ваши дети. Не я научил их этому. Вы научили. Большинство тех, кто пришли ко мне на старое ранчо, тех, кого я называю «семьёй», это – отвергнутые вами… Я сделал для них всё, что мог, я поднял их с мусорной свалки, я дал им новые имена и сказал им: «В любви нет ничего плохого»… Я представляю собой лишь то, что живёт внутри всех и каждого из вас… Я никогда не ходил в школу, так и не научился толком читать и писать, я сидел в тюрьмах, поэтому остался неразвитым, остался ребёнком, в то время как ваш мир взрослел. И вот я вгляделся в то, что вы создали, и не смог этого понять… И если бы я мог, я бы выдернул сейчас этот вот микрофон и вышиб бы им ваши мозги. Потому что именно этого вы заслуживаете, именно этого… Разве является секретом тот факт, что музыка призывает молодых подниматься на борьбу с истеблишментом? Музыка говорит с вами каждый день, но вы глухи, немы и слепы, вы не способны воспринимать её. И ещё многое… Вот дети и бегут от вас на улицы – и в конце концов всё равно натыкаются на вас!
Я хочу, чтобы вы знали – в моём распоряжении весь мир. Если вдруг я выйду на свободу, я устрою такое, что убийство Шэрон Тэйт покажется вам детской игрушкой…»
Хет-трик прочёл текст, отложил в сторону распечатку, снял очки, сделал приличный глоток из пузатой бутылки дорогущего французского коньяка, закурил сигару, подумал:
«В чём-то он прав. Если бы Гитлера в своё время приняли в Венскую академию живописи, то, скорей всего, и второй мировой войны не было бы. Общество пожинает плоды своего равнодушия к отдельно взятому индивидууму. То же самое и в случае с Чарльзом Мэнсоном. Если бы социум позаботился о нём ещё в детстве, уделил ему должное внимание, то отказ продюсера «The Beach Boys» записать альбом с его музыкой не разозлил бы Мэнсона настолько, что он пошёл на такое зверское убийство. Его, так называемая, «семья» даже не посчиталась с тем обстоятельством, что люди, которых они зарезали как свиней, не имели к этому долбанному продюсеру никакого отношения – просто дом был именно тот, где он жил, и всё. А убивали они их, распевая песни «The Beatles».»
Хет-трик отхлебнул из горлышка. Коньяк заполнял каждую клеточку, растекался по телу, внося в него покой и умиротворение. Всунул в рот сигару, втянул в лёгкие сладкий, расслабляющий дым. Нервы чуть-чуть успокоились. Но страшная картинка всё так же стояла перед глазами.
«Зачем мне надо было туда ходить? Шестнадцать колотых ран в беременной женщине. Беременной на девятом месяце. Жуткое кровавое месиво. А какая Шэрон была красивая! Может быть, у меня тоже, как у этого грёбаного маньяка Мэнсона, устраивающего вместо мирных демонстраций ужасные казни ни в чём неповинных граждан, нелады с психикой? Пощекотал себе нервишки, называется! Что теперь? Осталось только в фашистских концлагерях побывать и на средневековых пытках поприсутствовать. «Молот ведьм» на практике изучить.»
2
Вакханалия достигала своего апогея. Семьдесят восемь обнажённых девушек (брюнеток, шатенок, блондинок), упившихся вином и шампанским и нанюхавшихся наркотика, уже потихоньку стали разбиваться на пары и прямо на траве заниматься лесбийской любовью. Отдельные, особо уторчавшиеся, занимались любовью втроём, вчетвером, а то и вшестером. Только ноги в белых гольфах и чёрных лёгких кроссовках выглядывали из груд шевелящихся тел. А на газоне то тут, то там валялись брошенные белые велосипедные шапочки.
Фредди, сперва появившийся в образе королевы Англии, а потом избавившийся от жаркой горностаевой мантии и парика и превратившийся в японскую гейшу, теперь скинул с плеч и расшитое цаплями кимоно, оставшись лишь в стрингах. Правда, золотая корона опять красовалась на его буйной персидско-индийской головушке. Кокетливо улыбаясь, он заигрывал с огромным нигерийским негром, одним из тех, кто, изображая рабов, три часа тому назад вынесли его на носилках к восторженно кричащей толпе. Ещё один негр, комплекцией поскромнее, чем его сотоварищи-носильщики, постоянно торчал у Меркьюри за спиной, обмахивая его страусовым опахалом.
Помимо семидесяти восьми велогонщиц (видимо, их количество соответствовало году на календаре), присутствовало девятнадцать трансвеститов, тринадцать карликов, столько же монашек и семь факиров. Плюс я, изображавший из себя официанта. И не только изображавший, но и реально подносивший присутствующим хрустальные бокалы, до краёв наполненные шампуниевоподобными жидкостями.
Китайские фарфоровые тарелки с едой на столиках в пёстрых шатрах были опустошены, вино и шампанское выпиты, исполинский торт (в виде пениса-велосипеда) со взбитыми сливками, шоколадом и марципанами съеден, белый порошок с серебряных подносов вынюхан. Все фокусы факирами были продемонстрированы, все фейерверки запущены. Единственно, музыка никак не могла умолкнуть, снова и снова через колонки проигрывалась одна и та же песня – «Bicycle Race».
Пора было уходить. Обстановка складывалась взрывоопасная. Тем более, что карлики, так же, как и я, выступавшие в роли официантов и угощавшие гостей чистым колумбийским кокаином, и сами основательно расширили себе сознание и как-то странно на меня поглядывали своими осоловевшими глазками – того и гляди навалятся гурьбой, не отобьёшься. Некоторые из них уже начали снимать с себя камзолы, сплошь усыпанные перламутровыми пуговицами, и разминаться. Я представил, как они набрасываются на меня и острыми чёрными коготками до крови расцарапывают мою белоснежную рубашку. По-моему, они заподозрили во мне переодетого журналиста.
