Труп Феди упал навзничь. Генерал склонился над ним и выдернул шпагу из груди. Бросил ее на ковер, прошел к двери на лестницу и открыл ее. Там никого не было.
Рузский оставил дверь открытой, ожидая приезда Топкова с минуты на минуту. Он прошел в гостиную, не взглянув на оплошавшего дуэлянта, валяющегося под стеной, блистающей золотыми клинками.
Генерал сел в кресло, где некоторое время назад располагался Труба. Заглянул в раскрытый тем альбом и продолжил его перелистывать.
Вскоре в квартиру вбежала группа с Топковым и Кострецовым. Генерал встал им навстречу и отрапортовал, обращаясь к Гене:
— Вы были совершенно правы! Явился этот с треугольным лицом. Сообщил, что он несуществующий Федор Трофимович из музея. Наставил на меня пистолет. Пришлось заколоть.
— Вот Федя и стал наконец действительно несуществующим, — проговорил Кострецов, стоя в проходе к гостиной и оглядываясь на тело Трубы, получившего в самое сердце золотую шпагу, о какой мечтал, замороченный всесильным кайфом.
Эксперты начали обследовать место происшествия. Когда оперы уходили из квартиры, Топков раздраженно сказал Кострецову:
— От генералов Рузских только неприятности, хотя и кажется им всегда, что вершат великие дела. Один заставил царя отречься, другой нашего важнейшего свидетеля угробил.
* * *
Кость и Топков отправились на квартиру Феди Трубы, которую установили через МУР.
Много коллекционного было в жилище горе-профессора, как и несметных запасов кокаина. Последнее время Федя больше приобретал его. Орденов Рузского не обнаружили.
Вместе со здешним участковым они опечатали квартиру и спустились на улицу, когда Топков вспомнил:
— Сергей, на связке ключей из кармана Трубы видел я и автомобильные. Значит, должна у него быть и машина.
— Возможно, он на ней приехал, — сказал Кострецов. — Стоит где-то около дома Рузского.
— Ключи-то были особенные, фирменные: с брелком на кожаной подкладке, а на нем — монограмма с двумя английскими «R»…
— Что?! — воскликнул Кострецов. — Да это же эмблема компании «Роллс-Ройс»!
— Да?! Но никакого «роллс-ройса» около дома генерала не было. Такую машину мы бы точно заметили.
— Значит, стоит где-то Федин «роллс»… Везет мне последнее время на «роллсы». Где участковый?!
Они догнали милиционера. Тот сказал, что гараж этого жильца, возможно, находится среди других, на пустыре за следующей улицей, и повел их туда.
Потолковав с местными автолюбителями, выяснили, где гараж Феди. Кострецов достал связку отмычек, с которыми обычно не расставался. Открыл замок.
Распахнули воротца и увидели сияющий «роллс-ройс», словно едва-едва вынырнувший из цеха ручной сборки заморского автозавода…
Кострецов обежал его, рассматривая приметы машины, которые почти наизусть выучил после угона от «Лукойла».
— Тот самый, лукойловский! — ошарашенно произнес он.
— Что же получается? — озадаченно проговорил Гена. — Труба его угнал?!
— Не может быть. Кишка тонка у этого кокаиниста и орденоносного фармазона на такое. Почти уверен: это Гриня Дух.
Топков подхватил:
— А театры грабили Труба и Дух едва ли не на пару.
Кострецов одобрительно усмехнулся.
— Вот именно. Так что есть о чем подумать, лейтенант.
Опер Кость с удовольствием размял мышцы, двигая плечами, и подытожил своим любимым:
— Эхма, и не нужна нам денег тьма.
ЧАСТЬ II
СЕКС-БРИГАДА
Глава 1
Не поскупился воротила «Лукойла», владелец найденного Кострецовым и Топковым «роллс-ройса». Отвалил операм полторы тысячи долларов на двоих, хотя после угона о премии не объявлял. Так и бывает: сваливается, будто с неба. А вот за «плимут», который вычислил через Черча Кострецов, ничего от хозяина-актера не капнуло. Да и то сказать: «лукойловец» — очевидный богач, знаменитый же актер, владевший «плимутом», как обычно, на последние гроши отличную иномарку справил. Уж это артист капитану при возвращении ему машины талантливо изобразил.
С премиальных Сергей пригласил вдову убитого друга Леши Бунчука Катю с ее пятилетним сынишкой Мишей за город на пикник.
— Пикник? — весело переспросила Катя по телефону Кострецова. — Уж больно эффектно звучит.
— Ну, на рыбалку, — ответил Сергей.
Катя рассмеялась.
— Это точнее.
Она хорошо знала, что Сергей поездки за город без рыбной ловли себе не представляет.
Кострецов стал объяснять:
— Надо ж на уху нацеплять. А так-то все будет по-пикниковски. Ты ничего с собой не бери. И мясо на шашлыки я сам замариную. Палатку возьму, будете с Мишкой по всем правилам отдыхать.
Еще летом Сергей приглашал их к себе домой, в гости, да не получилось напряженное расследование дыхнуть не давало. Теперь он имел шанс отличиться и как рыбак, и как повар.
* * *
Кострецов одолжил у Саши Хромина, опера ФСБ, еще одного мушкетера из их с Бунчуком троицы, старенькую «Волгу». В ближайшие выходные загрузил ее под завязку провизией, рыбацкими снастями, складными стульчиками. Даже раскладывающийся столик взял, чтобы закусывать при полном комфорте.
Ближе к обеду подкатил Кострецов к дому Кати на хроминской колымаге, остановился рядом с подъездом. Вышел из машины и осмотрелся по площадке вокруг. Здесь больше года назад киллеры расстреляли Бунчука, а через несколько месяцев после этого та же «ментовская» банда пробовала скосить из автоматов и Кострецова. Сергей подумал, что если доведется им с Катей жить вместе, первым делом надо будет ей съехать с этого злосчастного места.
Больше всех ждал поездки Мишка. Он с утра сидел у окна кухни, высматривая Сергея. Увидев его, мальчик высунулся в форточку.
— Дядя Сережа, мы готовы! Давай скорее нас забирай.
Мать стащила его с подоконника, чтобы не продуло. Мишка часто болел, из-за этого Катя чуть не отказалась от приглашения Кострецова. Были уже холодеющие дни конца бабьего лета. Но Мишка до слез настаивал на поездке. Когда его отец был жив, тот, такой же заядлый рыбак, как Сергей, часто таскал малыша по рекам. У Мишки была маленькая удочка, сделанная Бунчуком.
Кострецов принял на борт Катю с Мишкой. Они понеслись из Москвы подальше, в Калужскую область, на хорошо знакомую Сергею чистую речку Протву, приток Оки.
Протва текла под кручами старинного городка Боровска. Раньше там была вотчина военных, сплошь покрытая армейскими частями. Поэтому заводов тут не строили, публика бродить опасалась, вот и не изгадили Протву так, как многие реки Подмосковья.
Ближе к вечеру Кострецов зарулил к Боровску, около которого был старинный Боровский Пафнутьев монастырь. Его основали в XV веке, в нем содержались в заточении протопоп Аввакум, боярыня Морозова.
Подъехали к суровым крепостным стенам с квадратными шатровыми башнями. Вышли из машины и зашагали внутрь.
Монастырь недавно начал оживать, во дворе виднелся строительный мусор. В пятиглавом Рождественском соборе шла всенощная. Катя накинула косынку на голову, и они прошли под навес древних церковных сводов. Мишка, тараторивший всю дорогу, притих, разглядывая иконы. Катя и Сергей встали рядом с группой молящихся.
Кострецов заходил по роду службы в церковное подворье Антиохийского патриархата с Меншиковой башней (храмом Архангела Гавриила) на своем Архангельском переулке. Время от времени там тоже возникали проблемы, а потом он привык к этим храмам на его земле, стал как бы прихожанином. Иногда тянуло просто постоять и перекреститься.
Но здесь, в Боровском монастыре, все было по-другому. Стоя на службе рядом с Катей и Мишкой, среди языков горящих свечей и озерков лампад, Сергей остро почувствовал, что он мужчина, старший, и отвечает за эту женщину и ее мальчика перед ликами икон — окнами в инобытие.
Катя часто крестилась, кланялась. По ее лицу Сергей видел, что она-то сейчас думает не о нем. Под возгласы священника, хор певчих Катя, конечно же, молилась за погибшего мужа Лешу. Кострецов убедился в этом, когда, уходя, Катя поставила единственную свечу — за упокой.
Теплый вечер снова обнял их во дворе и манил рыбацкое сердце Кострецова длинными плетями уже желтеющих ив, склонившихся над монастырским прудом, подступавшим к стенам обители. Сели в машину, Сергей повез на давно известное ему местечко.
Он остановил «Волгу» на лужайке берега Протвы, притаившейся под крутым склоном. Здесь были тоже ивы и высокие кусты. Выгрузились. Сергей с Мишкой пошли за валежником для костра, а Катя распаковывала сумки.
Костер весело пылал, освещая уходящую в сумерки сталь реки, когда они дружно ели зажаренный Кострецовым на огне шашлык. Уставший за день от радостей и впечатлений Мишка вскоре захотел спать. Его уложили в натянутую палатку.
