— Я думаю точно так же. Держи её при себе и не выкладывай ни за какие фантики.
— М-да… Такая идейка, конечно, немалых фантиков стоит, но за некоторое их количество я всё-таки её выложил бы.
— Ни в коем случае! Не надумайся! Прогадаешь наверняка.
— А, пожалуй, действительно. Совершенно верно. Такого человека, как ты, в мой грандиозный план, лучше не посвящать. Толку от тебя никакого. Мускулы у тебя жидкие, фантазией не блещешь. А уж до чего жаден… Я тут живота своего не щадил, берёг его таз, а он?.. Не стану я такого человека в мой план посвящать. Нет-нет, не стану.
— Ну, так отвали и примолкни, — огрызнулся Культя. — Не я навязываюсь…
— Вот-вот. Вот именно. Вот так-то оно и так. Вот так-то оно, поди, и есть. Кнут, например, рот разинул, когда я ему рассказывал, а ты фыркаешь тут, точно капиталист толстопузый, которому опарышей худосочных поднесли. Не свойский ты парень, не компанейский. Зря Кнут тебя с собой таскает. Гнать таких надо на все четыре стороны. Вот проснётся Кнут, так ему и скажу: «Гони ты этого Культяпку на все четыре стороны. Не нужны такие Культяпки в нашей компании».
— А я ему скажу: «Гони-ка ты, Кнут, этого попрошайку с его идейками»… Как ты думаешь, кого Кнут послушает?
— Кого?
— Меня, конечно, — ухмыльнулся Культя. — Чтобы Кнут, да стал слушать какого-то попрошайку. Ни в жизнь.
— А давай поспорим! — загорячился Сява.
— Давай!
— На сто фантиков!
— А сколько это — сто?
— А вот такая куча, — показал руками Сява.
— Ну, давай! — не струсил Культя.
— Давай! — подпрыгнул попрошайка.
— А у тебя столько нет.
— И у тебя столько нет.
— Зато у меня один есть! — Критик выхватил из кармана фантик и треснул им об землю.
— Ну, ну, спокойнее, — осадил Сява. — Раз нету сто, то нечего и спорить.
— Так давай на один!
— На один как-то неинтересно, — завилял Сява, у которого не имелось и одного.
— Да ты, наверное, боишься? — заподозрил Культя.
— Ещё чего! — продолжал хорохориться Сява. — Просто, чтобы мой план претворить в жизнь, нужна компания. Кнут, кстати, очень подходит, и он готов делать сказку былью хоть сейчас.
— А я не подхожу? — Культя уловил некоторую перемену в настроении попрошайки.
— Ну, не то, чтобы совсем, а вот как-то не очень. Хотя, если взглянуть с другой стороны, то, не исключено, что в некоторой степени, как бы даже, вполне вероятно, что и не вовсе. То есть, вот если ты, возможно, как-то изменишься в лучшую сторону, тщательно поработаешь над собой, сделаешь некоторые оргвыводы, то…
— Больно надо, — никак не клевал на Сявины уловки Культя. — Это тебе удалось мозги Кнуту запудрить, но я-то их быстро очищу, пусть только проснётся.
— Ах, вот человек, какой вреднючий, — застонал Сява. — До чего упрямый, до чего твердолобый. Прямо, как истукан, как монумент, как монолит, как памятник почти. Вообще-то, такие люди в великом почине всегда нужны, очень вероятно, что даже и сподобны… Как же я об этом не подумал? Великие свершения всегда требовали наличия вот таких людей, я хочу сказать: товарищей, — продолжал размышлять вслух Сява, — которые на первый взгляд, вроде бы, как и не того, а приглядишься повнимательнее, попристальнее, так весьма, как бы, и подходящи. Нам вдвоём с Кнутом да со слабой женщиной, наверное, будет трудно…
— Значит, ещё компаньоны нужны?
— Точно.
— Ну, за пару фантиков я бы согласился.
— Вот как. За пару?
— Ага.
— А за один?
— Ну… и за один, пожалуй. — Не стал ломаться Культя.
— Итак, слушай деловое предложение: я за два раскрываю тебе суть плана, а ты за один принимаешь участие в его воплощении. По рукам?
Из норки высунул голову Кнут.
— Что за базар? — любезно осведомился он.
— Да вот, производим долгосрочное взаимовыгодное товарищеское соглашение, — изрёк Сява торжественно.
Культя важно кивнул.
— Ты же вчера на юг собирался. Все уши нам с Васей прожужжал своей великой идеей. Или уже передумал? — удивился вырубала.
Попрошайка вскочил, заломил руки, взвыл и принялся рвать жидкие волосёнки.
— Ты мне расстроил наиважнейшую сделку! — вскричал Сява в отчаянии. — Разрушил плоды титанического умственного труда, разбил надежды, помыслы, чаяния!..
— Да я же только…
— Ты же, ты же, — передразнил попрошайка. — Я тебя штрафую. Ты мне должен два фантика.
— Вот ещё! — Кнут вылез из норки и стал разминаться.
— Ну, один.
Вырубала показал увесистую фигу.
— Тогда я пойду на юг один, без вас, — пригрозил Сява.
— Иди, иди. А мы пойдём без тебя. Точно? — Кнут подмигнул Культе.
Попрошайка опять принялся драть волосы, вопя о том, как его бессовестно облапошили и обобрали.
— На юг? — переспросил критик. — Вы решили идти на юг?
— Это он сообразил вообще-то, — сказал Кнут, одобрительно кивнув в сторону Сявы. — Но мне его идейка нравится. На юге сейчас тепло, там тыквочки сладкие растут, там есть такая еда — орехи.
— Я ел орехи, — сообщил Сява, ощупывая проплешины. — Волшебная вещь! Вкус — О-о-о!.. Запах — О-о-о!.. Но вы недостойны орехов.
— Да вы что! — вытаращил глаза Культя. — Вы что, не слыхали, какие истории рассказывают о тех краях? Юг! Он же граничит с заграницей. Юг! Вы что забыли, кто там живёт? Южане! Они же хитрые и жадные.
— Не жаднее некоторых здешних, — позволил себе замечание попрошайка.
— Юг! — Культя содрогнулся в отвращении. — Разве не оттуда ползут подлые слухи, что у капиталистов целые горы картошек и тыквочек, и что фантики там валяются на помойках? Разве не забредавшие в наши края эти южные типчики, к счастью, давно уже беспартийные, болтали несусветные бредни, что, якобы, сами побывали за рубежом и что у них там не так уж и противно. А? Каково! — Критик ещё долго чехвостил капиталистический зарубеж и в хвост, и в макушку, стращал ужасами рабства, тиранией, цепями и подземными казематами с летучими мышами и ядовитыми гадами. Он так разошелся, что даже взопрел.
Кнут слушал его, криво усмехаясь.
— А что это ты всё про закордон? — спросил он, когда критик примолк. — Мы туда идти, вроде бы, и не собираемся, а ты всё про закордон.
— Мы на юг собираемся, — подпел Сява, — а не к капиталистам, Кузмич их задери.
Культя прищурился.
— Я знаю одно. Там где юг, там поблизости и заграница, и кто идёт на юг приближается к загранице. Чуете, чем пахнет?
— Чем? — никак не мог догадаться Сява.
— Изменой!
— Мы собираемся идти на юг, чтобы покушать орехов, — заметил Кнут, — а про заграницу мы и не думали, это ты про неё тут распинаешься… Нам на эту заграницу начхать, мы в её сторону только плевать будем…
— Ага! — поддакнул попрошайка. — Плевать и сморкаться. Я лично капиталистов ужас как ненавижу. Всеми фибрами души. Они, понимаешь ли, ходят в таких железных шапках с рогами и в зубах у них толстые палки, которые горят и воняют. Сигары называются. Буржуй этой палкой, как чего ему не понравится, так в глаз работяге и тычет. И выжигает, гад, выжигает. А в глупости эти, что у них там фантики валяются и еды навалом, не верю. Это всё, чтобы дурачков к себе заманивать и в казематы бросать. С размаху. Так что мы на такие штучки не клюнем. Нам в их казематах неохота томиться.
— И всё-таки мне не нравиться, что юг с заграницей граничит, — продолжал гнуть свою линию Культя. — Давно бы пора с этим делом покончить. И уж я-то знаю, как дурят коварные буржуи наших простофиль своими соблазнами и всяческими тлетворными миазмами, — критик встряхнул головой. — Я-то понимаю, что слухи, ползущие оттуда, рассчитаны на глупцов, но распространяют-то их не кто-нибудь, а южане. И не исключено, что кто-то верит.
— На юге нашей Великой Коммунякии живут и здравствуют такие же честные и преданные делу Кузьмича товарищи Коммунисты, как и мы с вами, — произнес Сява голосом полным глубокой партийной мудрости. — И никому не позволено из-за каких бы то ни было гадких сплетен сомневаться в людях, согревающих на своём теле Партбилет, где бы они ни жили, хоть и на юге. Такие пораженческие настроения играют на руку подлым буржуям, льют воду на их прогнившую мельницу, и надо бы ещё разобраться, почему нам приходится выслушивать подобные речи!
Критик потупился.
— Мы хотим идти на юг, как подчеркнул наш товарищ Кнут, вовсе не для того, чтобы слушать байки о заграницах из поганых ртов всяких отщепенцев, которых Секретари Парткомов заслуженно и вовремя лишают Партбилетов, — продолжал повышать голос Сява, — а для того, чтобы осмотреть тамошние достопримечательности. Познакомиться с новыми товарищами, возложить взносы к их памятникам Великому Кузьмичу, покушать даров щедрого юга… — Из норок высунулись несколько любопытствующих голов. — Чтобы рассказать тамошним людям о наших краях. Поделиться опытом. — Сява резко понизил тон и почти зашептал: — Ишь вылупились, увяжутся, поди, не отгонишь.
