больше. Во-вторых, ты же хочешь, чтобы перекись растворила подтёки? Ватку нужно хорошо смочить и подержать некоторое время. У меня тонкая кожа и перекись очень быстро сушит её. Извини, но из-за твоей страстной партнёрши я не хочу ходить с белыми пальцами. Пойдём, ляжешь на кровать, так будет удобнее.
Мы возвращаемся в его спальню. Мужчина ложится на живот, а я сажусь рядом и, обильно смочив перекисью кусок ваты, прижимаю к первой царапине. Спустя некоторое время развод крови полностью исчезает, оставляя чистую царапину, что уже не так заметна на коже.
— Кирилл, а ты точно не женат? — не выдерживаю я.
— Паспорт покажу, когда вернут завтра, — ворчит он в подушку. — Выглядит лучше?
— Лучше. Теперь рубашку в кровь не испачкаешь. Ну, если дело в рубашке, а не в жене.
— Доставучая же ты, оказывается.
Я сильнее нажимаю на ватку и несколько капелек, образовав дорожку грозят затечь под брюки. Он, конечно, чувствует.
— Вытри, пожалуйста, — просит поспешно. — Я буду молчать.
Сухой ваткой останавливаю любознательные капли прямо у кромки брюк. Но собственный взгляд скользит гораздо ниже. Я оправдываю себя тем, что у Кирилла очень красивое тело. Он не широкоплеч, не перекачан, но под руками отчётливо чувствуются проработанные мышцы. Воронцов на пять лет старше моего бывшего мужа, но эти пять лет совсем не в пользу Сашки. К тому же кожа Кирилла имеет очень красивый оттенок яркого южного ровного загара.
— Ты же не загораешь в солярии? Это твой собственный тон кожи? — ляпаю я прежде, чем думаю, что стоило бы промолчать.
— Таким родился. Солярий — это не моё, — отвечает он. — Когда время позволяет и у мастера есть свободное место, хожу на маникюр и педикюр. Всё же у специалиста это получается намного аккуратнее. Раз в две, максимум в три недели обращаюсь к постоянному мастеру для коррекции стрижки. Внешний вид для моей специальности достаточно важен, да и сам люблю выглядеть, как минимум аккуратно. Ты чего там зависла?
— Кажется, всё.
Собираю использованные куски ваты, снимаю перчатки и ухожу в ванную. Алина опять права. Подобрала, приютила, отдала в хорошие руки, теперь вот ещё приводи в порядок после этих самых рук. Котяра блудливый!
Для начала показываю Воронцову салат.
— Буду, — отвечает тот.
— С оливковым маслом или майонезом? Всё же половина одиннадцатого ночи?
— С майонезом. Стараюсь два раза в неделю посещать зал, поэтому лишние калории пока не страшны, — поясняет он.
Пока я грею отбивные и пюре, Кирилл заглядывает в холодильник и вытаскивает коробку с остатками торта. Задумчиво смотрит на оставшиеся оранжевые розочки:
— Что-то случилось, Софи?
Я пожимаю плечами:
— Что могло случиться? Почему ты так решил?
— Мне кажется, что торт с розочками ты больше никогда не купишь, — просто отвечает он.
Где-то в глубине моей души записывается в заметки, что Кирилл не только запомнил историю, что я ему рассказала, но и сделал соответствующие выводы. Этот практически незнакомый мне человек понял меня! Что ж, поговорили и хватит, поэтому я вру:
— Не я. Алина купила. Она обычно с зарплаты что-нибудь вкусненькое покупает.
Кирилл ест с аппетитом. И вообще у него прекрасное настроение! Наверное, будь у себя дома, мурлыкал бы под нос любимую песенку. Зато мне есть не хочется от слова совсем. Копаться в себе я точно не буду, запретила это делать сама себе сразу после развода, поэтому ковыряю вилкой многострадальный кусочек торта. Не сразу замечаю, что Кирилл наблюдает за моими художествами с вилкой.
— Почему ты не ешь? — вновь спрашивает он.
И я вновь вру:
— С Алиной поела. Всего два часа прошло. Если буду так есть, то и спортзал не поможет.
Он кивает головой. Благодарит за ужин и помогает убрать со стола. Я почти рада, когда мужчина направляется к выходу из кухни. Размазываю по тарелке несчастную розочку и поднимаюсь с кресла, чтобы выбросить остатки так и несъеденного куска в мусорницу.
— Софи, что случилось?
Он не ушёл, а я не заметила. От неожиданности тарелка, которую я держала двумя пальцами, выскальзывает и разбивается. И я вру в третий раз за последние десять минут:
— Ничего не случилось. Просто задумалась. Ученику не даётся одна из тем. У меня так бывает редко. Думаю, как это исправить, всё не выходит из головы. Иди спать. Тебе же завтра на работу.
— Помочь убрать?
— Зачем? Здесь дел на пять минут. А посуда, говорят, бьётся к счастью.
Глава 8. Вместо котика
Воронцов предупредил, что в восемь двадцать утра за ним заедет служебная машина из банка. Его сиятельству на службу полагается прибыть к девяти. Понято и принято к сведению. Я ответила, что овсянка на завтрак будет вовремя, но к его кофе и турке я не притронусь. Понедельник у меня полностью выходной день. Обычно я встаю не раньше десяти, пью кофе и принимаюсь за уборку. Квартира в девяносто квадратов минимум раз в неделю настойчиво требует мокрой тряпки и пылесоса. Но этот понедельник начинается со звона будильника в семь утра. Первым делом я иду в ванную, чтобы умыться и почистить зубы. Негоже перед мужчиной (даже и не княжеских кровей) бегать заспанной и неумытой. Затем варю овсянку с кусочками фруктов и накрываю крышкой, чтобы она настоялась.
— Привет, — на кухню заходит Кирилл. На нём брюки, но нет ни майки, ни рубашки. Видимо, решил не тратить время на лишнюю одежду. Не смертельно, конечно, для меня, но как-то непривычно… Нет, не то…. Как-то… Неважно, в общем.
Наклонившись, он целует меня куда-то в район виска. Я не отпрыгиваю, но что-то с моим, аккуратно смазанным увлажняющим кремом лицом, определённо не так, потому что мужчина добавляет:
— Извини, на автомате получилось. Попробуешь со мной кофе? Или сделать твоё?
— Попробую с тобой, — отвечаю, мысленно поздравляя себя: дожилась, Арефьева, поцеловав тебя, мужчина не придумал ничего лучше, как извиниться.
Пока кофе остывает, я делаю тосты и разлаживаю овсянку по тарелкам. Кирилл возвращается уже в рабочих брюках, рубашке и галстуке. Понятно, что всё отличного качества и сидит на нём без единой складочки. Мы молча съедаем кашу, после чего пьём кофе. Он интересуется вкусом. Я честно отвечаю, что кофе мне нравится. Да, вкус выраженно-горький. Как в моих духах. Но я такое люблю. В восемь десять напротив моего подъезда тормозит представительное «БМВ».
— Карета подана, ваше сиятельство? — уточняю я.
Мужчина бросает взгляд в окно.
— Да, моя машина.
Он возвращается в спальню за пиджаком, затем надевает в коридоре верхнюю одежду. Я стою у стенки, держа в руках его
