Однако ее реакция на прочитанное сильно его занимала, и вечерами они вели долгие и увлекательные беседы. Книги в его багаже были преимущественно политического толка, что подогревало его интерес к ее мнению. Но он не только расспрашивал Тару о том, что она прочитала и поняла, но и делился с ней собственными суждениями по поводу политической ситуации в государстве. Лишь позже, глубокой ночью, оказавшись в своей спальне на постоялом дворе, он едва ли не с ужасом осознавал, что спорил и разговаривал с Тарой, как если бы она была его сверстницей.
На самом деле, твердил он себе, эту молоденькую особу с лицом феи из сказки и душой, полной отваги и самозабвения, должно волновать только то, чем она будет заниматься в шотландском замке! Что проку забивать ее головку вещами, которые имеют мало общего с непритязательной жизнью служанки? Конечно, в ней есть нечто особенное, что отличает ее от всех остальных в ее социальном статусе и положении, но это очень и очень печально… Сможет ли она проявить свойства своей натуры во всей их полноте? Будет ли у нее возможность на это? Как же, как же помочь ей?..
И вдруг он оборвал себя на полуслове. Да что он такое задумал? Куда занесли его мысли? Излишнее сочувствие и участие в ее судьбе могут лишь навредить Таре в глазах остальных слуг. Ей и так придется вытерпеть немало колкостей и косых взглядов из-за печальных обстоятельств своего рождения… Опять эти социальные препоны и ограничения, доходящие до полного уничижения дарования и таланта, ярких человеческих качеств…
Каким бы свободомыслием ни отличался Лондон — а моральные устои в эпоху Регентства пришли здесь в полный упадок, — Шотландия по-прежнему хранила верность пуританским традициям.
Тот факт, что у Тары не было отца, обрекал ее на пренебрежительное отношение со стороны окружающих. Незаконнорожденная! И это лишь усугублялось тем, что Тара родилась на юге Британии. «Пожалуй, самым лучшим было бы отправить ее назад, в Лондон», — произнес вслух мистер Фолкерк в темноте ночи и перевернулся на бок, уткнув лоб в подушку и стукнув по ней кулаком с досады.
Теперь он уже ругал себя за то, что с такой педантичностью отнесся к распоряжению герцога! Вместо того чтобы тащить Тару в Шотландию, он вполне мог вернуться к его светлости с пустыми руками, заявив, что в приюте не нашлось девушки подходящего возраста. Конечно, это было бы ложью… или, если уж на то пошло, уклонением от правды, поскольку Тара заметно отличалась от прочих сирот. А его светлость, скорее всего, просто забыл, что воспитанников приюта уже в двенадцать лет отправляют в самостоятельную жизнь. И почему он не подумал об этом раньше? Почему верные мысли приходят потом, а не в нужный момент? Какой же он несообразительный… Тугодум! И он еще раз с силой уткнул свой кулак в подушку.
Но теперь было поздно что-то менять. Экипаж безостановочно двигался к границам Шотландии, и с каждым днем мистер Фолкерк проникался все большей симпатией к спутнице. А вместе с этим росла и его тревога: что ожидает ее в замке Аркрейг?
Да, было в Таре нечто особенное, так что выбери он даже тысячу сирот по приказанию герцога, среди них все равно не нашлось бы ей ровни.
На второй день их странствия, незадолго до прибытия на постоялый двор, Тара обратилась к нему с некоторой заминкой:
— Могу я… попросить вас об одном одолжении, сэр?
— Разумеется, — с готовностью отвечал мистер Фолкерк. — Что тебя беспокоит?
— Я знаю, что совсем не умею… вести себя на людях, — смущенно промолвила Тара. — И я была бы вам очень признательна, если бы вы… научили меня тому, что нужно делать и как поступать в разных случаях… чтобы я не совершала глупых ошибок.
Она с тревогой глянула на него — не поднимет ли он ее на смех? — и продолжила:
— Я бы не хотела… надоедать вам своими просьбами, сэр, но мне так хочется вести себя, как настоящая леди… когда она сидит, к примеру, за столом… или делает что-то еще… Но мне так и не удалось найти книжки, где бы это описывалось.
— Наверняка такие книги есть, — одобрительно кивнул мистер Фолкерк, — но я думаю, Тара, тебе дано то внутреннее чутье, которое лучше любых книг подскажет, как нужно себя вести в том или ином положении. Я уверен!
— Вы очень добры ко мне, сэр, — с достоинством ответила Тара, — я это чувствую, но я-то знаю, сколько глупостей я совершаю на каждом шагу. Я пыталась подражать вам в том, как вы держите нож и вилку — а это совсем не так, как их держит миссис Бэрроуфилд.
— Ну, в этом нет ничего удивительного, — с улыбкой проговорил мистер Фолкерк. — Ладно, я научу тебя, как правильно вести себя за столом.
И все же, обучая Тару тому, как держать нож и вилку, как изящно сидеть на стуле и как подносить чашку к губам, он не мог избавиться от мысли, что совершает не просто серьезную, но непоправимую ошибку.
Что ни говори, оставшуюся часть жизни ей предстоит провести среди слуг, которые привыкли вести себя совершенно иначе. У них совсем другие манеры и другой разговор. Хорошо, если они не станут насмехаться над ней за то, что она не такая, как все. Да еще и книжки читает! Но она и впрямь не такая, сказал он себе и в очередной раз пожалел о том, что забрал Тару из Лондона. Неизвестно, правда, сколько бы она протянула на приютском угрожающем жизни скудном пайке. Ну а пока, невзирая на утомительное путешествие, она явно шла на поправку.
Прошла всего лишь неделя, что они провели в пути, а облик Тары потерял прежнюю угловатость: подбородок утратил слишком острые очертания, да и щеки слегка округлились на скулах, усилив миловидность лица.
Вдобавок она прибавила в весе, поскольку юбки — в чем она призналась мистеру Фолкерку, когда он убеждал ее съесть «ну еще кусочек, еще две ложечки…» — стали тесны ей в талии.
— Думаю, по приезде в Шотландию тебе будут сшиты новые платья, — одобрительно кивнул мистер Фолкерк, услышав слова, что сиротские юбки ей стали тесны.
Тара нерешительно взглянула на него и осторожно поинтересовалась:
— Вы думаете, в замке мне не придется одеваться по-старому? Я смогу одеваться как все, свободно? И не носить эту шапочку?
— Полагаю, об этом будет лучше спросить у его светлости.
— Это он все решает, да?
— Да, он, — отвечал мистер Фолкерк.
— Вот я вас слушаю, и мне кажется, сэр… что его светлость — он какой-то особенный! Я и сама не могу понять, откуда у меня это чувство.
— Видишь ли, Тара, твое чувство тебя не обманывает. Герцог Аркрейг не просто аристократ, каких в Англии много. Он действительно находится в особом положении.
— Почему же, сэр? В чем его особое положение?
— Потому что он не просто представитель знатного рода, но и глава клана, вождь.
