— У меня кровь стынет в жилах, — пробормотал Гимли. Остальные промолчали. Голос гнома прозвучал глухо, как будто слова поглотила устилавшая землю черная хвоя. Кони артачились, и чтобы обойти испускавшую леденящие волны ужаса скалу, всадникам пришлось спешиться и взять животных под уздцы. За скалой ущелье упиралось в отвесную каменную стену, посреди которой, словно отверстый зев самой ночи, зияла Темная Дверь. Над широкой аркой были высечены смутно различимые изображения, а от самого черного провала веяло таким страхом, что люди невольно остановились. Но Леголас оставался совершенно спокойным — тени умерших ничуть его не пугали.
— Недобрая дверь, — молвил Хальбарад. — Чую, за ней затаилась моя смерть. Я-то все равно войду, но коня не уломать…
— Мы должны войти все, и люди, и кони, — решительно заявил Арагорн. — Даже если мы пройдем сквозь эту тьму, останется преодолеть многие лиги. Каждый потерянный час приближает торжество Саурона. За мной!
Он двинулся вперед, и явленная им сила воли была столь велика, что дунадэйны и их кони последовали за ним. Любовь к хозяевам заставила скакунов преодолеть страх, но Арод, конь из Рохана, не мог сдвинуться с места. Его била дрожь, на шелковистой шкуре выступил пот. Тогда Леголас закрыл ему глаза руками и тихонько пропел на ухо несколько слов. Дрожь унялась, и Арод неуверенно пошел за эльфом. Позади остался один Гимли. Колени его тряслись, ноги не повиновались.
— Неслыханно! — вскричал он, гневаясь на самого себя. — Чтобы гном не отваживался спуститься под землю, куда не колеблясь вошел эльф! — Гимли собрал все силы и, хотя ему казалось, что ноги его налились свинцом, как в омут бросился в ужасный проем. Он ступил за порог, и его, бесстрашно блуждавшего по глубочайшим пещерам мира, мгновенно обволокла жуткая непроглядная тьма.
Впрочем, вскоре тьма несколько поредела. Спутники захватили с собой факелы, и теперь Арагорн шагал впереди, высоко подняв один из них. Замыкал шествие, тоже с факелом в руке, Элладан. Отставший Гимли пытался нагнать его. Он не видел ничего, кроме маячившего впереди тусклого пятна света, а когда отряд останавливался, ему чудился беспрерывный негромкий ропот, глухие отзвуки голосов, бормотавших странные слова на языке, неведомом никому из живущих.
На пути не встречалось никаких препятствий, однако чем дальше шел гном, тем сильнее становился его страх. Он чувствовал, что повернуть уже невозможно, ибо позади, во мраке, собираются и следуют за Серой Дружиной незримые грозные рати.
Гимли уже потерял счет времени, когда случилось то, что впоследствии он предпочитал не вспоминать. И без того широкий проход расширился еще больше, стены пропали из виду, накативший на гнома ужас едва не лишил его способности двигаться. Слева, во мраке, что-то блеснуло. Арагорн остановился, а потом направился туда.
— Неужто он вовсе ничего не боится? — пробормотал гном.
В любой другой пещере Гимли, сын Глоина, первым устремился бы на блеск золота, но только не здесь! Даже если там горы сокровищ, пусть себе лежат, где положены. Ему они не нужны!
Тем не менее гном подступил ближе и увидел, что Элладан держит в руках оба факела, а Арагорн опустился на колени над распростертыми на камнях останками могучего воина. Тот лежал ничком, голову покрывал великолепный шлем, вызолоченную кольчугу перехватывал золотой пояс со вставками из гранатов. Воздух подземелья был сух, и ржа не тронула роскошных доспехов. Вглядевшись, гном понял, что воин лежит перед закрытой каменной дверью. Рядом валялся меч, зазубренный, словно им пытались рубить скалу.
Так и не прикоснувшись к клинку, Арагорн встал, вздохнул и негромко произнес:
— Никогда, до скончания времен, не распустятся здесь цветы симбельмейна. Девять и еще семь курганов покрылись зеленой травой за те годы, что пролежал он здесь, у закрытой двери. Куда ведет она? Зачем он хотел войти? Никто никогда этого не узнает, — неожиданно он обернулся и, словно обращаясь к бормочущей позади тьме, воскликнул: — Но я пришел сюда не за этим. Храните и дальше свои сокровища, погребенные в Проклятой Горе. Мне нужна только быстрота. Пропустите нас и следуйте за нами. Я призываю вас к Камню Эреха!
Ответом ему была тишина, более ужасающая, чем невнятный шепот.
Внезапный порыв ледяного ветра заставил факелы затрепетать и погаснуть: разжечь их снова так и не удалось. Дальнейшего пути — далек ли он был, долго ли длился — гном почти не запомнил. Гимли ковылял позади дружины, а сзади надвигалось что-то немыслимо жуткое. Ему чудились приглушенные шаги несчетного множества ног. Случайно споткнувшись, он пополз дальше на четвереньках, как зверь, теряя остатки воли и уже почти не понимая, бежать ли вперед или броситься назад, в кромешное небытие.
И вдруг в тот миг, когда жуть сделалась неодолимой, Гимли заслышал журчанье воды. Забрезжил свет, показалась широкая арка, и отряд вышел на поверхность. Впереди лежала дорога, круто спускавшаяся вниз между утесами и нырявшая на дно ущелья, такого глубокого, что небо казалось по-ночному темным, и на нем тускло мерцали маленькие звезды. Однако, как узнал гном потом, оставалось еще два часа до заката того же самого дня, когда они покинули лагерь рохирримов в Дунхаре. Впрочем, гном все равно был уверен, что идет в сумерках — сумерках иного года, а возможно, и иного мира.
Дружина снова уселась в седла, и Гимли занял место позади Леголаса. Скакали безостановочно до глубокого вечера, но даже когда пали самые настоящие синие сумерки, страх все еще следовал позади.
Леголас и Гимли ехали ближе к хвосту колонны. Позади них держался Элладан, последний в цепочке, но один из первейших на стезе чести.
Леголас обернулся, и Гимли увидел огромные, яркие и совершенно спокойные глаза эльфа.
— Мертвые следуют за нами, — молвил Леголас. — Я вижу людские тени, бледные знамена, похожие на клочья облаков, и лес копий, как зимние заросли в туманную ночь. Мертвые следуют за нами.
— Да, — подтвердил Элладан. — Мертвые движутся позади. Они вняли призыву.
Внезапно ущелье оборвалось: перед ними расстилалось широкое плато, а долго сопровождавший их ручей с холодным звоном сбегал вниз по каменистым уступам.
— Что это за край? — поинтересовался Гимли.
— Мы в долине Мортонда, большой, холодной реки что впадает в Море, омывающее стены Дол-Амрота. Люди зовут ее Черный Корень — думаю, нет надобности объяснять, почему.
Местность шла под уклон. Солнце село, все вокруг казалось серым, а далеко внизу светились огни в домах людей. Земля эта была плодородной и обжитой.
Придержав коня, Арагорн возвысил голос так, чтобы его могли слышать все, от первого до последнего в строю.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
