— Талант! — искренне восхитился Гога Дельцов. — Век живи, век учись. Совершенно новый метод психологического воздействия на покупателя. Ты, Мамкин, за границей в два года мог бы состояние сделать. Но у нас твой талант неприменим, у нас должен покупатель плакать, умолять и биться в истерике…
Древний обряд купли и продажи был совершен всего в несколько минут. Коля Брыскин с треском открыл портфель и отсчитал причитающуюся сумму.
— Прибавили бы на многодетность, — опять зарюмсал Мамкин, заметив, что в портфеле столько денег, словно хозяева его только час тому назад ограбили государственный банк СССР и не успели истратить ни одной копеечки.
— Наверное, тебя в детстве учили не попрошайничать. Как многодетному, ответственному за воспитание потомков, тебе не следует это забывать, — заметил Гога Дельцов, раскладывая веером на столе бумажки с разноцветными штампами и печатями. — Не смотри на них с опаской, как нищий на найденный в кружке подаяний фальшивый банкнот. Зачем делать липовые документы, если за небольшую мзду можно получить официальное удостоверение на право покупки волжского пароходства? — пробаритонил Гога и предложил Мамкину выбор.
Выбор был большой и разносторонний. Тут были документы почти всех московских учреждений, трестов и предприятий, и в каждом из них писалось, что товарищ Г. В. Дельцов подлинно является агентом по снабжению (следовало: какого завода, фабрики, главка, треста) и что он уполномочен производить закупки, расчеты и проч. проч.
— С кем хочешь иметь торговые сношения? — спросил Гога и Мамкин, закрыв глаза, словно вытягивая жребий, взял наугад.
— Недурно! — улыбнулся Гога Дельцов. — Коля, он вытащил удостоверение, любезно выданное мне фабрикой «Прогресс». Так как мы покупаем для «Прогресса» его же собственную продукцию, то мне жалко выброшенных зря двадцати трех тысяч.
— Я же плакал! — оправдывался Мамкин.
— Ну, разве что за слезы жемчужные, — вздохнул Дельцов и повернулся к адъютанту: — Иди, Коля, составлять караван и поторопись на визит к местному удельному князьку.
Обед у Раисы, данный Столбышевым в честь московских гостей, фамилии которых он так и не узнал и которых он называл «дорогие столичные товарищи», прошел с церемониями, напоминающими собой давно прошедшие времена Мадридского двора, когда испанская армада еще владычествовала на семи морях и океанах. Раиса носилась пухом по дому и все время закатывала глаза, складывала губы трубочкой, ахала, томным взором смотрела на гостей и, вообще, пустила в ход весь арсенал выученных у зеркала дамских чар.
— Ах, это правда, что в Москве у женщин высшего света в моде прически под мальчика?.. Ах, мне рассказывала одна подруга, что в Москве носят найлоновые платья?.. Говорят, когда Уланова поет в Большом театре, даже по блату трудно достать билеты. Эта чародейка Уланова!.. Тра-ля-ля-ля! — запела Раиса, бросив в наступление последний резерв женского обаяния.
Партизанские набеги Раисы с тыла, фронта и флангов сильно мешали Столбышеву вести тонкий дипломатический разговор. Он разозлился:
— Веди себя по-культурному, зараза! Не крути хвостом! Может, того этого, дорогому товарищу на данном этапе даже неприлично на тебя смотреть, — воскликнул удельный орешниковский князек, на минуту забыв об этикете. — Извините, так сказать, нас, — сразу вежливо обратился он к гостю. — На лоне провинциальной природы сильно огрубляются чувства. Ну, как поживает товарищ Молотов? — опять вернулся он к дипломатическому разговору. Голос его сделался вкрадчивым. Глаза хитро поблескивали.
— Ничего, пока живет, — бесстрастно отвечал Дельцов.
— Это очень и очень, так сказать, интересно!.. Живет, значит, пока?..
— Живет.
— Очень стойкий и незыблемый товарищ. Несгибаемый товарищ! Очень приятная новость. Того этого, мерси вас, как в Москве говорят. Гм!.. Ну, а как же здравствует товарищ Каганович?
— Пока живет.
— Радостная весть, и приятно, так сказать, слышать такие речи. Товарищ Каганович — голова и удивительной души человек. Этот не подкачает, старый соратник, вполне светлая личность и, того этого цивилизованный человек, полезный для культуры и процветания, я бы так сказал. Ну, а как Маленков?
— Пока живет.
— Интересно, живет, значит, Маленков… Мда!.. — Столбышев на минуту умолк и задумчиво поковырял бок жареного поросенка вилкой.
— От холеры помер? — поинтересовался Дельцов, отрезая от поросячьей спины ломоть.
— Мы больше на чумку списываем. Мда! Интересные новости… Значит, ничего нового. А как, того этого… Впрочем, лучше пока выпьем на данном этапе. Налей-ка, Рая, по стакану!..
— Ах, эта вонючая самогонка… Жуть, жу-у-у-уть!.. — Раиса сложила губы свирелью и закатила глаза с такой силой, что Гога невольно отшатнулся, увидев перед собой сплошные бельма. — В Москве, я слыхала от подруги, бенедиктин-ликер в моде у пьющих мужчин…
— Больше водку глушат.
— Неужели?! Ах, как это интересно… А я думала, что московские мужчины любят сла-ад-кое… хи, хи!.
Столбышев посмотрел на пышущую жаром свою сожительницу и поспешил произнести тост:
— Так выпьем же и закусим поросенком за тех, кто день и ночь думает, так сказать, и кует счастливую жизнь для трудового народа и человечества вообще! Дорогой столичный товарищ! Успехи нашего района, благодаря неустанной заботе райкома, где я являюсь, так сказать, старшим, достигли небывалых размеров. Посевы зерновых в колхозах нашего района, по сравнению с прошлым годом, увеличены на 36 процентов. В области животноводства я добился, того этого, небывалого бурного роста и… — Столбышев потянул из кармана большой сверток бумаги со сжатым конспектом тоста. Но подоспевший вовремя Коля Брыскин спас своего патрона от пытки речами.
— Товарищ контрминистр! — по-военному обратился он к Гоге. — Караван в Москву отправлен. Подъемные и суточные уплачены. Экипажи обещали проделать обратный рейс за пятнадцать дней, вместо одного месяца, и своевременно доставить товар на базу. За техническое состояние машин и трезвость шоферов отвечает Филимон Цуркин… Разрешите приобщиться к официальной трапезе?..
— Добро пожаловать! — заюлил Столбышев, усаживая гостя за стол.
Жалко, что в этот момент в избе Раисы не присутствовали маловеры, относящиеся с насмешками к партийному изречению «Коммунист — это человек особого склада», ибо Столбышев неопровержимо доказал, что данное изречение соответствует действительности. Услышав, что перед ним находится контрминистр, Столбышев не посмел сесть за стол и, находясь между сидящих напротив Гоги и Коли, с непостижимым искусством смотрел обоим, не отрываясь, преданным взглядом в лица, притом сразу обоими заплывшими жиром глазами. И каждый из гостей думал, что Столбышев смотрит только на него и готов для него разбиться в лепешку. Непроизвольно продемонстрировав главные данные, необходимые, чтобы стать человеком особого склада, Столбышев каждому в отдельности, но одновременно, задал один и тот же прощупывающий вопрос и выяснил, что Брыскин совсем не министр, как он вначале предполагал, а главный здесь — контрминистр. После этого человек особого склада подвинул блюдо с поросенком к Дельцову, поставил рядом с блюдом бутылку и бесцеремонно сел спиной к Брыскину, преданно глядя на контрминистра.
— Будьте отцом-благодетелем, дорогой товарищ контрминистр! Объясните, того этого, когда же наше дорогое и мудрое правительство вынесло правильное и своевременное решение о контрминистрах, — почти запел Столбышев, довольно ловко копируя все нехитрые ужимки Раисы.
Дельцов бросил злой взгляд на своего помощника, но, смирившись с необходимостью, снисходительно соврал о недавнем введении должности контрминистра и добавил:
— Это так же, как и во флоте: есть адмирал и контрадмирал. Адмирал путает все дела, а контрадмирал их распутывает. Моя обязанность — распутывать дела министра…
— Мудрое, гениальное и историческое, того этого, решение. А не слыхали ли вы, так сказать, случайно, как дорогой товарищ Кедров? Теперь тоже контрминистр?..
— Кедров с Малой Бронной № 6 недавно министерскую квартиру отхватил! — вставил Коля Брыскин и Столбышев мигом поблагодарил Дельцова:
— Преогромное мерси, как в Москве говорят, за добрые вести. У меня с дорогим товарищем Кедровым личная связь. Большие государственные дела вертим, того этого. Дело секретное, — подмигнул Столбышев, — но вы, конечно, в курсе… В общем, я только намекну… — Столбышев наклонился к уху Дельцова и прошептал: — воробьепоставки…
Дельцов заулыбался, понимающе закивал, но когда Столбышев хотел ему еще что-то сообщить по секрету, Дельцов со страхом отстранился от него:
— Пойдем, Брыскин, государственные дела ждут! — нетерпеливо произнес он и встал.
Отказавшись от любезно предложенной персональной машины Столбышева, они с панической поспешностью покинули Орешники. Уже за околицей, когда махавший прощально шапкой Столбышев превратился в карлика, Дельцов вытер надушенным платком потный лоб:
