Один из них, пришедший самым последним, не находя себе места, встал в углублении окна и приложил лицо к стеклу, густо замазанному мелом. С первого взгляда могло показаться, что он намеревался соскоблить мел, а между тем указательным пальцем правой руки он с удивительной быстротой перебирал пальцы на левой, видимо, что-то высчитывая. На нем было надето, поверх синей рубашки, пальто, сшитое из грубого сукна. Грязные с заплатами и толстыми подошвами сапоги прямо бросались в глаза, потому что короткие панталоны из полосатой шерстяной материи и с разрезами внизу, по сторонам, почти не доходили до них. На голове его едва держалась старая шляпа с крошечными полями.
Он был весьма низкого роста и с широченными плечами, заключавшими в себе, по-видимому, громадную силу. Под низким, едва заметным лбом, прямо, безо всякого углубления, начинался длинный узкий орлиный или, вернее сказать, совиный нос. Бороды, в строгом смысле, у него не было, но нет подбородке и щеках висели длинные рыжеватые клочки волос. Узенький рот с тонкими, почти незаметными губами, имел по сторонам две морщинки, так что, казалось, будто человек постоянно улыбается. Во взгляде его не было определенного выражения: он был то проницателен, то лукав, то дерзок.
Прежде чем назвать этого человека, мы укажем на одну примечательную черту его костюма: в пальто, в панталонах, в жилете и даже в брюках — везде были карманы. Одно пальто имело их ровно полдюжины. Звали человека Боб Лантерн.
Матросы ждали несколько минут.
Наконец из-за зеленой занавески раздался голос:
— Все налицо?
— Все, мистер Смит, — отвечал Том Тернбулль, — который, по-видимому, стоял во главе своих товарищей.
— Все — мяу! — пропищал с гримасой маленький Снэль.
Послышался резкий и сухой звук. Отпирался тяжелый замок.
— Экой ведь я рассеянный! — донесся голос невидимого мистера Смит. — Я забыл разменять ассигнации. Николас!
Явился Николас, лакей, в ливрее огненного цвета. Он был тоже за решеткой. Конторщик подал ему пук ассигнаций:
— Ступай, разменяй сейчас же!
Николас удалился.
— Слышали вы? — тихо спросил Том тихим голосом.
— Он послал разменять.
— Слышали, как не слышать, Том. Сейчас нам принесут деньжонок.
— Чарли говорит прозорливо, — заметил Снэль. Молчи ты, проклятая крыса! — сказал грубо Чарли. — Я не нуждаюсь в твоих подтверждениях.
Том Тернбулль поднялся с места, потом, не говоря ни слова, встал на скамью и посмотрел за решетку.
— Чего ты там смотришь? — спросили товарищи. Том сошел со скамьи и, приложив к губам палец, дал знак говорить тише. Потом знаком же подозвал поближе товарищей и сказал им топотом:
— Там, за решеткой, в двух шагах от нас, стоит открытый железный ящик.
— Так что же?
— В нем нет ни серебра…
— Тем хуже!
— Ни золота…
— Еще того хуже!
— Молчать! Положу на месте первого, кто скажет еще слово! — грозно проговорил Том. Снэль тихонько встал сзади его. — Ни золота! — повторил Тернбулль. — Но знаете почему?
— Почему?
— Потому что нет места! Потому что он полон ассигнаций…
У всех заблестели глаза. Послышался смешанный ропот.
— На каждого из нас там хватит по миллиону, — продолжал Тернбулль.
Ропот усилился. В глазах у всех, обращенных за решетку, выразилась жадность.
— Терпение, друзья, терпение! — сказал мистер Смит, принявший ропот за нежелание ждать.
Конторщик продолжал сидеть за конторкой и читать «Таймс». Выражения лица его нельзя было видеть, так как оно закрывалось синими очками и зеленым зонтиком.
— По миллиону! — воскликнуло разом несколько голосов.
— Товарищи! — обратился Боб Лантерн. — Нужно действовать осторожнее, не надо дурачиться. Могут произойти скверные последствия.
— Довольно тебе корчить из себя бессребреника! — прервал его Том. — Сказано тебе, что там груды ассигнаций!
— Э, о дьявольски соблазнительно! — признался Лантер облизываясь. — Если бы можно было обделать дело потихоньку, а то ведь… Капитан не придет?
— Нет, — отвечал Чарли.
— Дьявольски соблазнительно! — повторил Боб и, подойдя к решетке, слегка потряс ее.
— Потерпите немножко, друзья, потерпите еще немножко! — сказал конторщик, продолжая читать газету.
— Крепко сидит, — проворчал Боб поморщась, дьявольски крепко!
— Крепко? — повторил Том, пожав плечами. — Мы дети, что ли?
— Какие дети! — храбро воскликнул Снэль.
— Что же мы станем делать, ребята? — спросили другие.
Том не отвечал, но ринулся к решетке и с размаху хватил в нее каблуком. Решетка заколебалась, но устояла.
— Что это значит? — вскричал сердито Смит.
Том хотел повторить удар, но Боб Лантерн удержал его.
— Ты слишком много шумишь, мой милый, — сказал он.
И, по-видимому, без особых усилий он своим каблуком хватил с такой силой по замку, что тот отскочил. Потом Боб пропустил своих товарищей вперед, а сам остался несколько сзади.
Мистер Смит стоял в оборонительной позе, когда осаждавшие ворвались за решетку. Конторка его стояла на колесах. Он быстро подкатил ее к двери, намереваясь припереть ее, но было поздно.
— Не беспокойтесь, мистер Смит, — вскричал Тернбулль. — Дело уже сделано и, поэтому, если вы будете смирно вести себя, то мы поделимся с вами.
— Негодяи! — вскричал конторщик, и голос его задрожал. — Вы доберетесь до кассы только по моему трупу.
— И такая дорожка не дурна! — равнодушно отвечал Том.
Громкий смех раздался ему в одобрение.
За решеткой находилась дверь, которая вела в обширные кладовые торговой фирмы. Витая дубовая лестница открывала путь на второй этаж.
В то время, как Том, Чарли и другие отталкивали конторку, один из матросов, более смелый или более ловкий, чем другие, взобрался на конторку и крикнул:
— Мне первая доля!
— Браво, Сони! — закричала толпа.
— Да, тебе первая доля! — повторил мистер Смит, быстро выхватив из кармана пару маленьких пистолетов. Не было слышно ни шума, ни выстрела, только что-то как бы свистнуло в воздухе, и мистер Сони упал с раздробленною головою…
— О-о! Скверно! — проворчал Боб, пятясь к выходу.
Но другие не увлеклись его примером. Они стремительно бросились на конторщика и повалили его. Тернбулль вытаскивал уже из-за пазухи длинный нож…
Но вдруг случилось что-то необычное. Матросы задрожали, отпрянули за решетку и замерли там, затаив дыхание.
По витой лестнице медленно спускался человек с черной маской на лице. На последней ступени он остановился и спокойно спросил:
