— Господа, я все расскажу…
— Конечно, расскажешь, — седой господин слегка пожал плечами.
У него было то скучающее выражение лица, которое бывает у людей, настроенных терпеливо выслушивать какую-нибудь долгую и нудную историю.
— Безбородко передал мне письмо, оно было перевязано черной лентой и надписью «Открыть после моей смерти в Совете», — проговорил я.
— Ну и?
— Вице-канцлер сказал, что это письмо написано собственноручно ее величеством императрицей Екатериной. Он велел передать его на хранение князю Дурову. Дурову Афанасию Федоровичу.
Седой господин за столом вскинул брови. Опухший господин фыркнул и заявил:
— Брешет сволочь, брешет!
— То есть как это — брешу? — растерялся я. — Видит бог, господа, это все правда, более мне ничего не известно! Надо у князя Афанасия Федоровича спросить, что там с этим письмом-то.
— Издеваешься, да? — насупился седой господин.
— Вот вам истинный крест, господа, — я перекрестился.
Велетень зашипел и с отвращением отвернулся.
— Тебе, Дементьев, — обратился ко мне седой господин, — должно быть не хуже нашего известно, что князь Дуров пропал без вести в польскую кампанию. Так что если ты впрямь передал письмо ему, то изволь, милостивый государь, объяснить, где ты его нашел.
Князь Дуров пропал! Да еще в польскую кампанию! То есть задолго до того, как граф Безбородко отправил меня к нему. Выходит, мое воспоминание было мороком, наваждением. А князь Дуров, скорее всего, погиб. Туда ему и дорога, скотине, прости господи. Но сейчас я бы предпочел, чтоб Афанасий Федорович томился в соседней камере.
— Господа, господа, видит бог, это все, что я знаю! — произнес я. — Граф Безбородко передал мне письмо и велел отвезти его князю Дурову. А что было далее, я не помню. Меня опоили, господа, водой забвения.
— Возможно, Дементьев, возможно. Это мы проверим, — седой господин кивнул велетеню.
Послышался грохот далекого камнепада. Это чудовище хрустнуло костями, разминая руки. Зазвенели колесики в серебряных шпорах — переминался с ноги на ногу велетень.
— На эти штучки они мастера, — произнес опухший господин. — Может, и впрямь опоили его.
— Не может, а наверняка, — заявил второй. — А иначе на кой хрен была им нужна вся эта канитель?!
— Господа, о чем вы говорите? Объясните хоть что-нибудь…
— Тут, Дементьев, видишь ли, дело такое, — произнес с сочувствием седой господин. — Будешь много знать, придется господину Марагуру сломать тебе хребет.
— Какому господину? — спросил я.
— Мне, глупыш, — объяснил велетень, звякнув шпорами.
Я облизнул засохшие губы. Выходило, что убивать меня пока не собираются. Хорошо бы и без пыток обойтись.
— Умой ты его, а то ж не пойми с кем говоришь — с человеком или с кровавым бифштексом.
Марагур обернулся, набрал в кувшин воды из бочки, перелил ее в таз. Поднял меня, наклонил и громадной ручищей вымыл мое лицо, почти не причинив мне боли. Затем он подал мне полотенце. Пока я вытирался, господин Марагур смотрел на меня так, что я удивился, как это слезы умиления не покатились из его глаз. Некоторые нанимают велетеней в качестве сиделок для своих детей. Говорят, что из них получаются самые заботливые няньки.
А где-то сейчас мой Лепо? Жив ли?
— Подойди-ка сюда, — приказал седой господин.
Я подошел к столу.
— Дело, Дементьев, вот какое, — начал он, но вдруг повернулся к опухшему господину. — Ну-ка, дай ему стул! Терпеть не могу, когда надо мной стоят.
Я сел, а опухший и оставшийся без стула господин отошел в сторону и, скрестив руки, встал у стены.
— Нам нужно письмо, которое отдал тебе Безбородко, — продолжил седой господин. — Мы думаем, оно у тебя или у мадемуазель де Шоней…
— У кого? — переспросил я.
— Аннет де Шоней.
— Аннет, — повторил я.
— Ну, Дементьев, только не говори, что и ее ты не помнишь, — усмехнулся седой господин.
— Помню, — пролепетал я.
У меня за спиной пыхтел господин Марагур, готовый с одинаковой обстоятельностью переломить вам хребет или подтереть за вами, если вы облажались. Напротив сидел человек с выцветшими глазами, привыкший поручать велетеню деликатные вопросы. А я успел отогреться достаточно для того, чтобы начать думать не только о себе. И мне очень не хотелось, чтобы на моем месте оказалась Аннет. Однако надежды на то, что она их не интересует, лопнули. И это обстоятельство сильно портило мне настроение, что не ускользнуло от внимания собеседника.
— Мы, милостивый государь, чтобы ты правильно понимал, — сказал он, — ни против тебя, ни против мадемуазель де Шоней ничего не имеем. Нам всего-то и нужно — получить небольшой конверт. Тот самый, который вручил тебе вице-канцлер. Ты говоришь, что передал его князю Афанасию Федоровичу Дурову.
— Наверно, наверняка передал. Только я ничего не помню.
— Экий ты! Наверняка передал! — передразнил седой господин. — Как же передал, если нет его давно, князя Дурова?! Но смею заверить тебя, что будь Афанасий Федорович жив, он без сомнения — в этом мое глубочайшее убеждение — выдал бы нам эти бумаги! И в твоих же интересах не упрямиться!
— Помилуйте, да разве же я упрямлюсь?!
— Не знаю, — развел он руками. — Знаю, что у тебя, Дементьев, письма нет. С мадемуазель де Шоней мы опоздали. Она улизнула от нас в Москве. Мы думали, что она передала бумаги через твою невесту. И из-за этого погиб мой человек. Его застрелил полицеймейстер Развилихин. А мне, знаете ли, не нравится, когда стреляют в моих людей.
Не нравится ему! Они б со Шварцем нашли друг друга!
— Я приношу соболезнования по поводу гибели вашего человека. Но, видит бог, я не имею ни малейшего представления о происходящем, — кажется, примерно то же самое я говорил в кабинете московского полицеймейстера.
— Да, — кивнул головой седой господин. — Бумаги, переданные через твою невесту, оказались всего лишь письмом мадемуазель де Шоней, адресованным тебе. Как видно из него, ты и впрямь ничего не знаешь. Забыл все напрочь, кто-то поработал над твоей памятью. Но мадемуазель де Шоней куда-то ведет тебя хитроумным способом. Куда? Куда ты направляешься? Где она тебя ждет?
— В Санкт-Петербурге, в Осиной роще, в доме штабс-капитана Саликова, — ответил я.
— Argumentum ad ignorantiam,[30] — прокомментировал мои слова велетень.
— Ай-ай-ай! Дементьев, Дементьев! — седой господин откинулся на спинку стула. — А говоришь, что не упрямишься. Этот адрес мы уже знаем. Трактирщик… Фрол, кажется, сообщил нам. Но это оказался ложный след. Даже не след, а ловушка. Четверо моих людей взяли ключ, спрятанный под ступенькой, открыли дом. А оттуда вылетели зимние осы,[31] слегка расстроенные тем, что половину сезона провели взаперти. И покусали моих людей, двоих до смерти.
— А я, слава те господи, выжил, да вон как опух! — пожаловался опухший господин. — И Иванову тоже рожу разнесло будь здоров как!
— А мне, знаете ли, не нравится, когда травят насмерть моих людей, — заявил седой господин.
Жалобы опухшего он проигнорировал.
Вообще, интересный напротив меня сидел господин. Одного его человека застрелили, еще двоих закусали до смерти, ему это не нравится, но в принципе лично против меня и мадемуазель де Шоней он ничего не имеет. Только письмо ему отдайте. Черной ленточкой перевязанное.
И будь у меня возможность, я бы отдал ему и это письмо, и все остальные письма Романовых, доверь они мне их. И пусть открывает их хоть в Совете, хоть в кунсткамере. Но это — будь моя воля. А Аннет, похоже, была другого мнения. Она участвовала в каком-то заговоре. И в ходе своей игры отправила на досрочное рандеву с Главным Поваром каких-то несчастных, понадеявшихся встретиться с нею в Санкт-Петербурге. Веселая мадемуазель!
Рольмопсъ[32] твою щуку! Девушка, которую я недавно любил и в которую вновь был влюблен, совершает хладнокровные убийства! Да еще с какой жестокостью! Да я и сам мог угодить в смертельную ловушку, которую она подстроила! Случись что-нибудь с девкой из валдайского трактира, с Любкой этой, я отправился бы по адресу, указанному Фролом, и — привет — сейчас бы нимб над головой примерял! Интересно, на что еще она способна? Я бросился за нею, за девушкой, которая поразила меня своим взглядом, но что я о ней знаю? Ничего. Вот теперь знаю, что она мимоходом на тот свет отправить может. Так что, можно сказать, мне еще повезло — с водой забвения-то!
Эти новости надо было переварить. Вот только времени не было на это.
— Милейший, — произнес седой господин, — я еще раз задам тебе вопрос. И советую хорошенько подумать, прежде чем отвечать на него. От твоей искренности будет зависеть твое ближайшее будущее. Куда ты направляешься, где тебя ждет мадемуазель де Шоней и как она сообщила тебе об этом?
