Другой плакат. Тот же звук. Сейчас, двенадцать лет спустя, он все еще слышал этот звук, когда позволяла головная боль. После того дня он никогда не входил в комнату 70 в Джейсон Гирни Холле, но звук этот хорошо знал.
Частенько слышал его во сне... и видел эту взывающую, тонущую, окровавленную руку.
* * *
Зеленая машина прошелестела по подъездной дорожке аэропорта по направлению к Нортуэй. За рулем сидел Норвил Бэйтс. Из приемника приглушенно и спокойно лилась классическая музыка. Теперь его волосы были коротко острижены и зачесаны назад, но небольшой полукруглый шрам на подбородке не изменился — он в детстве порезался разбитой бутылкой кока-колы. Вики, если бы она была еще жива, безусловно узнала бы его.
— Впереди по дороге наш агент, — сказал человек в шерстяном костюме, Джон Мэйо. — Парень — стукач. Он работает и на ОРУ, и на нас.
— Обыкновенная продажная шлюха, — сказал третий, и все трое нервно, возбужденно засмеялись. Они знали, что добыча близка, почти чувствовали запах крови. Третьего звали Орвил Джеймисон, но он предпочитал, чтобы его звали по инициалам — О'Джей или даже лучше — Живчик. Он подписывал все служебные бумаги этими инициалами. Однажды он даже подписался Живчик, а этот сукин сын Кэн сделал ему замечание. Да не устное, а вписанное в его личное дело.
— Думаете, они на Нортуэй, а? — спросил О'Джей. Норвил Бэйтс пожал плечами.
— Либо на Нортуэй, либо они направились в Олбани, — сказал он. — Я поручил местному дурню отели в городе, потому что это его город, правильно?
— Правильно, — сказал Джон Мэйо. Они с Норвилом хорошо ладили. Давно. Со времен комнаты 70 в Джейсон Гирни Холле, а там, дружище, если кто-нибудь спросит, было страшновато. Джону не хотелось бы еще раз испытать что-нибудь подобное. Именно он пытался откачать парнишку, у которого случился сердечный приступ. Он служил медиком в начале войны во Вьетнаме и знал, как пользоваться дефибриллятором — по крайней мере в теории. На практике получилось не так хорошо, и парнишку они потеряли. В тот день двенадцать ребят получили "лот шесть". Двое умерли — парнишка с сердечным приступом и девчонка, она умерла через шесть дней в общежитии, судя по всему, от внезапной закупорки сосудов мозга. Двое других окончательно сошли с ума — тот парень, что ослепил себя, и девочка — ее парализовало от шеи и до ног. Уэнлесс сказал, что это чисто психологическое дело, но кой черт знает? Да, хорошенько поработали в тот день.
— Местный придурок берет с собой жену, — говорил Норвил. — Будто она ищет внучку. Ее сын убежал с девочкой. Какая-то неприятная история с разводом и всякое такое. Она не хочет без нужды сообщать полиции, но опасается, как бы сын не спятил. Если она хорошо сыграет, в городе не найдется ни одного ночного портье, который не сообщит ей, если эти двое снимают у него номер.
— Если хорошо сыграет, — сказал О'Джей. — Никогда не знаешь, чего ждать от этих непрофессионалов. Джон сказал:
— Мы сворачиваем на ближайшем же пандусе, идет?
— Идет, — сказал Норвил. — Осталось три-четыре минуты.
— Они успели сюда спуститься?
— Успели, если скатились на задницах. Может, схватим, если они голосуют здесь на пандусе. А может они срезали путь — перешли на другую сторону, на обочину. Будем ездить туда-сюда, пока не нападем на них.
— Куда это ты отправился, голубчик, лезь в машину, — сказал Живчик и засмеялся. Под левой рукой в наплечной кобуре у него висел "магнум-357". Он называл его "пушкой".
— Если они подхватили попутку, нам дьявольски не повезло, Норв, сказал Джон. Норвил пожал плечами.
— Всяко может быть. Сейчас четверть второго. Машин мало — бензин ограничен. Что подумает мистер бизнесмен, когда увидит, что дяденька с ребенком ловят попутку?
— Подумает, что дело — дрянь, — сказал Джон.
— Очень может быть.
Живчик снова засмеялся. В темноте мерцала мигалка, обозначавшая въезд с пандуса на Нортуэй. О'Джей взялся за деревянную рукоятку "пушки". На всякий случай.
* * *
Мимо них проехал фургон, обдав холодным ветерком... А затем тормозные фонари ярко вспыхнули, и он свернул на обочину примерно в пятидесяти ярдах от них.
— Слава богу, — тихо сказал Энди. — Дай я поговорю, Чарли.
— Хорошо, папочка. — Голос ее звучал безразлично, под глазами снова появились черные круги. Фургон подавал назад, они шли ему навстречу. Голова Энди была словно медленно надувающийся свинцовый шар.
На боковой стенке изображены сцены из "Тысячи и одной ночи" — калифы, девицы, скрытые под кисейными чадрами, ковер, таинственным образом парящий в воздухе. Ковер безусловно должен был быть красным, но в свете ртутных фонарей на шоссе он казался темно-бордового цвета, цвета засыхающей крови. Энди открыл дверцу, посадил Чарли. Затем влез сам.
— Спасибо, мистер, — сказал он. — Спасли нашу жизнь.
— Пожалуйста, — сказал водитель. — Привет, маленькая незнакомка.
— Привет, — еле слышно ответила Чарли.
Водитель взглянул в боковое зеркальце, двинулся, все ускоряя ход, по обочине и затем въехал на основную магистраль. Когда Энди бросил взгляд через чуть склоненную голову Чарли, его охватило запоздалое чувство вины. Водитель был молодой человек, как раз из тех, мимо кого Энди всегда проезжал, когда они голосовали на обочине. Крупный, хотя и тощий, с большой черной бородой, которая кудрявилась до груди, в широкополой фетровой шляпе, выглядевшей как реквизит из кинофильма о враждующих деревенских парнях в Кентукки. От сигареты, похоже самокрутки, что торчала в углу рта, поднималась струйка дыма. Судя по запаху, обычная сигарета; никакого сладковатого запаха конопли.
— Куда двигаешь, дружище? — спросил водитель.
— Во второй отсюда город, — ответил Энди.
— Гастингс Глен?
— Точно.
Водитель кивнул.
— Наверное, бежишь от кого-то.
Чарли напряглась, и Энди успокаивающе положил ей на спину руку и легонько погладил, пока она снова не расслабилась. В голосе водителя он не уловил никакой угрозы.
— Судебный исполнитель в аэропорту, — сказал он. Водитель усмехнулся — улыбка почти скрылась за его свирепой бородой, — вынул сигарету изо рта и осторожно выпихнул ее через полуоткрытое окно на ветер. Воздушный поток тут же поглотил ее.
— Наверно, что-нибудь, связанное с этой маленькой незнакомкой, сказал он.
— Не так уж и ошиблись, — сказал Энди.
Водитель замолчал. Энди откинулся, стараясь успокоить головную боль. Она, казалось, застряла на том же нестерпимом до крика уровне. Было ли когда-нибудь так же плохо? Сказать невозможно. Каждый раз, когда она отходила, ему казалось, что хуже быть не могло. Не раньше чем через месяц он снова осмелится пустить в ход свой мысленный посыл. Он знал, что второй город по шоссе находится не так далеко, но сегодня на большее он не способен. Измучен до предела, что делать, подойдет и Гастингс Глен.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
