Мы разговаривали под грохот экипажа, пробиравшегося сквозь густой туман.
— Он был всегда очень мягок, и женщины этим пользовались, — вспоминала мама.
— Я никогда не замечала у него слабости к женщинам. По-моему, он даже не смотрел в их сторону.
— В молодости он был большой ловелас, таким и остался на всю жизнь. Леди Маргарет, вероятно, сочинила какую-нибудь трогательную историю, и он, как мальчишка, поверил ей и отдал все свои денежки до последнего пенса. Подумать только!
Я перебила ее, чтобы снова не выслушивать историю о том, что ей пришлось платить за гроб дяди.
— Лорд Уэйлин говорит, что он не нашел этой суммы в банковских счетах леди Маргарет. Да и вряд ли дядя был таким уж простофилей.
Мы вернулись к вопросу, который мучил нас обеих: куда же тогда делись эти деньги?
Всю дорогу я не переставая думала об этом. Дождь, между тем, утих, и, чтобы отвлечься, я стала любоваться окрестностями. Струйки дождя еще сбегали с листьев, напоминая хрустальные подвески. Выглянуло солнце, и все заискрилось в его лучах. Я невольно подумала о Борсини. Он оценил бы эту красоту и смог передать бы ее на полотно. Жаль, что наш урок не состоится.
Наше путешествие затянулось на несколько часов. После обеда мама должна была как следует отдохнуть. У нее сильно разболелись ноги и поясница.
Было уже четыре часа дня, когда мы добрались до границы Суссекса и Кента. Это очень живописная местность. У подножья одного из поросших вереском холмов уютно расположился Танбридж Уэллз.
Мы сняли комнату в отеле «Бишопе Даун», неподалеку от променада. День близился к вечеру. Мы решили не заниматься делами, а погулять и посмотреть город до наступления темноты. В Танбридж Уэллзе все общество непременно прогуливается по променаду (здесь его называют Пэнтайлз), чтобы показать себя и посмотреть на других.
Разгар курортного сезона приходится на июль и длится до сентября, но уже сейчас, в начале июня, туристов довольно много. В большинстве своем это люди серьезные, приехавшие поправить свое здоровье, и меня, «даже в моем возрасте», они не интересовали. В городе с такими библейскими названиями, как отель на горе Эфраим, и даже Сион, царила атмосфера добропорядочности и респектабельности. Однако, это не мешало небольшой группке легкомысленных женщин бойко охотиться за пожилыми джентльменами.
Мы шли по променаду и усердно любовались вереницей отелей, выстроившихся по одну сторону, и стройной липовой аллеей по другую. Я собиралась заглянуть в магазины, но мама внезапно почувствовала, что для ее суставов необходимо выпить железистой воды. Мы зашли в павильон и заплатили по фартингу каждая за стакан мерзкой минеральной воды, после которой мечтаешь выпить чашечку хорошего чая.
Когда мама допила воду, мы продолжили нашу прогулку. Мы собирались вернуться в отель, чтобы немного отдохнуть и переодеться к обеду, и тут-то, у самой церкви короля Карла-великомученика, столкнулись с лордом Уэйлином. Если бы мы заметили его немного раньше, я бы успела шмыгнуть в магазин, да и он сделал бы то же самое. Но мы увидели друг друга одновременно. Наши взгляды встретились, и мы оба почувствовали себя очень неловко. Уэйлин постарался скрыть свою досаду и подошел к нам, натянуто улыбаясь.
Я едва успела предупредить мама о его приближении. Нужно отдать ему должное, он смог очень достойно выйти из затруднительного положения. Что и говорить, его манерам можно было только позавидовать.
— Леди, какой чудесный сюрприз, — произнес он без тени смущения, — а я по дороге в Лондон решил заглянуть сюда в надежде узнать что-нибудь, что помогло бы разгадать нашу тайну.
Думаю, излишне объяснять, что Лондон находится к северу от Альдершота, а Танбридж Уэллз прямо на востоке. И не нужно быть большим знатоком геометрии, чтобы сообразить, что кратчайшее расстояние между двумя точками — прямая линия, а не прямой угол.
— Мы только что попробовали воду, — сказала я любезным тоном.
— Как вы на это отважились? — произнес он, иронично улыбаясь.
— Мы возвращались к себе в отель, — продолжала я, стараясь поддержать светскую беседу.
— Я провожу вас. Где вы остановились?
— В «Бишопе Даун».
Его улыбка стала еще более натянутой.
— И я там остановился.
— Так, значит, вы сегодня останетесь здесь и не едете в Лондон! — с невольным разочарованием воскликнула я. — Я думала, у вас срочные дела в Лондоне!
— Политика не терпит суеты. Уайтхолл, как жернова господни, мелет медленно.
— Но зато верно, — подхватила мама. Она обожала цитировать свою любимую Библию.
— Я далеко не уверен в этом, мадам, — Уэйлин рассмеялся с деланной веселостью, смущенный тем, что ему приходится врать.
Он не вел нас под руки, но, когда мы поворачивали к отелю, поддержал мама за локоть и, как она потом об этом рассказывала, сделал это очень изящно. Вообще, она была в восторге от его учтивости.
Во время нашей прогулки никто и словом не обмолвился об истинной причине того, что заставило нас приехать в этот приют пекущихся о своем здоровье ипохондриков. Лорд Уэйлин поинтересовался, как идут дела в Обществе любителей книги. Я призналась, что за двадцать с небольшим часов, которые прошли после нашей с ним встречи, вышеупомянутое общество не сделало заметных успехов. Он заговорил о миссис Рэдклиф, как о писательнице, которая могла бы понравиться нашим дамам. Я ответила, что в свое время, в молодости, мы увлекались ее легендами о средневековье, но сейчас предпочитаем более серьезную литературу. Он посмотрел на меня удивленно:
— В молодости! Я что-то не вижу седины в ваших волосах, мисс Баррон.
Мама поспешила сообщить, что мне уже перевалило за четверть века. В ответ он только пристально посмотрел на меня. Когда мы дошли до следующего поворота, он заботливо поддержал меня под руку. Я истолковала этот жест, как сочувствие моим преклонным годам.
Вернувшись в отель, мы поблагодарили лорда Уэйлина за компанию и собирались было улизнуть от него, но он удержал нас, воскликнув с досадой:
— Ну не глупо ли все это! Зачем мы ходим вокруг да около и боимся сказать другу другу правду? Давайте лучше посоветуемся, как найти ожерелье.
— Нас не интересует ожерелье вашей тетушки. Мы хотим узнать, куда исчезли деньги дяди Барри.
— Пять тысяч фунтов, — произнесла мама значительно.
— Похоже, деньги и ожерелье каким-то образом связаны. Но деньги анонимны, и проследить их путь невозможно, а вот следы уникального ожерелья, может быть, отыскать и удастся, и это поможет нам узнать, что стало с деньгами мистера Макшейна. Как вы считаете, миледи? Не обсудить ли нам все это за обедом? Я снял отдельный кабинет в ресторане и буду очень рад, если вы составите мне компанию.
