В своем донесении Джока Кальери признавал: его грех тем невыносимей, что был задуман давно: еще за неделю до того, как он обратился к ймбитору с просьбой снабдить его рыбой, он стал экономить хлеб и теперь располагал половиной булочки, за которой он отправился, поддев молодого тунца сухой тростинкой. Перед хижиной Кальери возжег первый за все время его пребывания на атолле костер и, пользуясь методом, которому его научили рыбаки озера Ркиз в Мавритании, приготовился закопать рыбу в песок, чтобы затем засыпать это место сверху горячими углями. Он нисколько не подозревал, что за ним бдительно наблюдали имбиторы, считая их просто неспособными к каким-либо действиям, которым не предшествует сигнал, даваемый свистком, или словесное приказание. Судя по всему, имбиторы провели какое-то совещание в воде, и нарушение их лектором привычного даже для них порядка вызвало приступ острого любопытства. Джока Кальери повествует, что, когда он уже вырыл ямку и положил в нее выпотрошенного тунца, чья-то рука осторожно дотронулась до его плеча.
Прикосновение это подействовало подобно электрическому удару: Кальери громко закричал, и на поляну сразу же высыпали имбиторы и расселись вокруг него в несколько рядов. Кальери обратил внимание на то, что лица имбиторов более не напоминали застывшие маски; разбуженное любопытство, какое-то совместно принятое решение или неизвестные ему эмоции привели к тому, что каждый из них смотрел по-своему и воспринимался Кальери теперь уже как личность.
Один из имбиторов поднял кверху указательный палец — жест, которому имбиторов обучили, во время лекций, — и спросил: — Послушайте, Джока, что вы хотите делать с этой рыбой?
— Я предполагаю ее съесть, — скромно ответил Кальери.
— Разве европейцы едят сырую рыбу? — продолжал спрашивать тот же имбитор.
— Я думаю ее испечь, — пояснил Кальери. — Меня научили этому способу в Мавритании. Нужно вырыть ямку, положить туда рыбу, засыпать песком, а сверху развести костер…
— Но нам говорили, что вы, Джока, привыкли к другой пище? Артур Монтегю нам так и сказал: «Этот грязный иезуит укрощает свою плоть и поэтому не ест ни рыбы, ни мяса».
— Вы разве слушаете лекции и у Монтегю? — не сдержал удивления Кальери.
— Мы слушаем все лекции, — ответил имбитор, и по рядам прошелестело: «все лекции, все…» — Но мне показалось, что вы слушаете только меня, а потом уходите в море и там кувыркаетесь? Так мне показалось…
— Нас слишком много, Джока, в этом все дело, — сказал другой имбитор.Нас очень много. И редко кому-нибудь пришлось слушать вас четыре или пять раз. Мы меняемся. Сегодня утром я слушал Монтегю, а потом вас, а потом был на последнем часе у Лаферта Су Жуара…
— Но ведь это дьявольски трудно! — воскликнул Кальери. — Это просто невозможно. Как можно понять следующую лекцию, не зная содержания предыдущих?
— Существует формула Шеннона! — зашумело все странное собрание вокруг.Формула Шеннона! Шеннона! Вы же сами нам о ней сообщали!
— Формула Шеннона? Но при чем тут она?
— Он думает, что мы свистим! — вновь раздалось вокруг. — Он так же, как Гленн, думает, что мы свистим! — И впервые Кальери услышал странные звуки, весьма напоминавшие смех, только на чрезвычайно высоких нотах.
Один из имбиторов стал во весь рост и огласил поляну затейливым свистом.
— Что это было? — спросил имбитор, прервав свой свист.
— Какая-то песенка…— робко высказал предположение Кальери. — Музыкальный мотив, — добавил он, немного подумав.
И вновь все собрание имбиторов издало прерывистый хохочущий писк.
Теперь-то Кальери ничуть не сомневался, что имбиторам было свойственно ощущение смешного.
— То, что вы сейчас слышали, — назидательно сказал имбитор, — было вашей собственной лекцией, которую вы прочли месяц назад, рассказывая нам о связи между лингвистикой и теорией информации… Вы ведь сами говорили нам о том, что предельно экономная передача информации определяется наивысшей частотой. Человеческая речь может быть разборчивой на частоте в пятьсот герц, нашему же языку доступна частота в восемь раз большая. Поэтому и время передачи уменьшается в восемь раз…
— Но формула Шеннона дает этот результат как предельный случай, при условии рационального кодирования! — запротестовал Кальери.
— А мы разработали такое кодирование, — спокойно возразил имбитор. — И не без вашей помощи, Джока.
— Вы составили таблицы? Но для этого необходима была гигантская работа по анализу текстов? Составить этого мало, нужно было все запомнить!
— А мы все помним, — ответил имбитор. — Все! Мы ее запомнили навсегда. Поэтому, грязный иезуит, мы просим вас никогда ничего не повторять на ваших лекциях. Это не нужно.
В этом месте своего донесения Джока Кальери просит прощения у братьев по ордену, что не нашел в себе силы смолчать и осведомился у имбиторов, почему они упорно величают его «грязным иезуитом». Ответ был знаменательным.
— Мы думали, что это похвала!
В дальнейшем Кальери провел весьма глубокое исследование речевых принципов, применяемых имбиторами, осуществив тончайший анализ составляющих различных звуков, и не без помощи самих имбиторов установил, какими именно формами кодирования они пользовались. Самым поразительным было то, что принцип имбиторов был весьма близок к современным принципам высокочастотной телеграфии, так как имбиторы кодировали не созвучия, а целые фразы, что говорило о грандиозной обширности их памяти. Но вернемся к той беседе, которую вел Джока Кальери у костра, с жадностью втягивая в себя аромат жареной рыбы.
— Джока, спросить можно? — вновь обратился к нему один из имбиторов.Что это вы делаете с вашим носом?
— Я нюхаю…— растерянно ответил Кальери. — Жареной рыбой пахнет.
— А как нюхать? — спросил тот же имбитор.
— А вы что, вы ничего не чувствуете? — Джока быстро разрыл костер, выложил зажаренного тунца на лист молодой пальмы и поднес ее к лицу имбитора, сидевшего ближе всех к нему, — Понюхайте, это пахнет жареной рыбой, — сказал наставительно Кальери. — Вот понюхайте…
Лица имбиторов выразили явное разочарование. А один огорченно сказал:
— Нет, мы не люди…
— Вы не слышите запахов! — воскликнул Кальери. — О боже, но почему?
В наступившей тишине раздался голос одного из имбиторов:
— Джока, а все люди обладают этим чувством?
— Конечно, все! Правда, есть заболевания, после которых обоняние может исчезнуть… Одни обладают отличным обонянием, другие едва различают запахи… В общем, чем ближе человек к природе, тем его чувства более обострены.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
