и на этот раз Ри узнала мелодию. Она уже слышала эту песню в той, прошлой жизни, задолго до того, как встретила Дана у дома Васильчиковых.
— Стал взор мой бел, как монашеская постель… — на последних словах он дал петуха и закашлялся.
Впрочем, даже четырёх строчек хватило для того, чтобы с туманом начало происходить что-то странное. Сначала он забурлил, закрутился сильнее обычного, и вдруг замер. Вытянутые щупальца, заплетённые причудливыми узлами, застыли, как морозные кружева на окне. А сверху на несколько секунд мелькнуло голубое небо.
Дан всё никак не мог прокашляться, и Ри побоялась, что он снова не удержит равновесие и упадёт. Трамвай, меж тем, затрясло, заскрежетали тормоза, и сноп искр промелькнул в окне. Ри с силой дёрнула Дана за руку и втащила в салон.
— Работает! Ты видела? Работает! — голос у Дана сел, и он говорил драматическим шёпотом.
Ри молча кивнула.
— Этой ночью попробуем с инструментами!
— А голос?
— Разберусь. Первый раз, что ли?
* * *
Трамвай замедлил ход. Замелькали за окном фонарные столбы и решётки Восточного моста. Ри не могла усидеть на месте, всё вертелась, пытаясь ухватить взглядом давно забытую панораму — берега с купами деревьев, широкую реку, здание Мелькомбината, давно поглощённое туманом.
Светило солнце, но по лужам на асфальте, по уходящим свинцовым тучам можно было догадаться, что дождь прошёл совсем недавно. Зелень на деревьях была ещё молодая, чистая, яркая; в жёлтых одуванчиках совсем не было видно травы. Майский день, именины сердца…
Трамвай остановился.
— Кажется, я понял, когда мы попали, — мрачно сказал Дан, и Ри показалось, что он опять постарел — не так сильно, как после концерта, конечно, — но лет на пять точно. — Может, ты просто подождёшь меня здесь?
— С чего бы? Там что-то плохое? Что-то отвратительное?
Дан замотал головой.
— Там мой самый счастливый день.
Ри почувствовала острый укол обиды в груди. И ещё немного — ревности.
— Ничего такого, правда. Я тебе потом всё расскажу. — На последних словах голос у Дана опять сел, и последние слова были сказаны шёпотом.
«Точно дело в какой-то бабе», — подумала Ри и тут же одёрнула себя. Причём тут чужие женщины, если ей пока ничего не предложили? Вот предложат, тогда и стоит ревновать.
— Хорошо, буду тут.
Дан спрыгнул с подножки на потрескавшийся асфальт и побрёл к лестнице, спускавшейся по насыпи. Ри провожала его взглядом. Вот оно идёт, чьё-то счастье — тощее, помятое, с наметившимся брюшком и сединой в длинных посечённых волосах.
Она растянулась на скамейке и несколько минут бесцельно разглядывала потолок. В горле снова запершило, Ри закашлялась, с тоской представляя, как будет простуженная и разбитая корпеть над несчастным амулетом, когда вернётся домой.
Когда она встала, Дан уже скрылся из виду. Ей было очень любопытно, куда и зачем он пошёл, но и нарушать обещание не хотелось.
«Я только немного разомнусь и ничего больше, — убеждала она саму себя. — Только прогуляюсь по мосту, спускаться не буду».
Сперва Ри так и поступила: обошла кругом трамвай, пересекла проезжую часть, перешагнула через бордюр, отделявший её от пешеходной дорожки, прогулялась до середины моста. Из ниоткуда на проезжей части возникли автомобили, всё больше старенькие ВАЗы и «Жигули», но мелькнула и пара иномарок. На реке появилась гружёная песком баржа. Мужчина в бейсболке задел Ри плечом и принялся извиняться. Как и тогда на поляне, окружающий мир быстро заполнялся статистами. Ри стало не по себе.
«И всё-таки где он там?» — подумала она и быстро зашагала к лестнице. Она уже успела узнать места — спуск к старому кладбищу, которое среди неформалов называли не иначе, как «Сиреневый садик».
Налетевший порыв ветра принёс с собой знакомый аромат — тяжёлый, густой, приторный. Ри спускалась по ступеням, периодически останавливалась, чтобы полюбоваться разворачивающейся перед ней картиной — жёлтым, сияющим на фоне грозового неба полем одуванчиков, окружающим островок сиреневых кустов. Она надеялась разглядеть где-нибудь там Дана, просто удостовериться, что с ним всё в порядке, но никого не увидела.
Пока Ри шла по тропинке, она успела снова намочить и испачкать джинсы до самого колена. Солнце припекало, в кардигане становилось жарко, но в горле растопырил иголки средних размеров ёж, и она не решалась раздеться до футболки.
Дана всё ещё нигде не было. Ри подумала, что ошиблась, когда решила, что он отправился на кладбище, и стоит поискать его в коттеджном посёлке, но до островка сирени оставались считанные метры, а к посёлку надо было возвращаться, сделав немалый крюк…
Тропинка вела её в самую гущу мокрых кустов. Перед тем, как нырнуть туда, Ри вздохнула поглубже, как перед прыжком в ледяную воду, наклонила ближайшую ветку, тряхнула как следует, и решительно шагнула вперёд.
На голову ей тут же обрушился поток воды, волосы сразу отяжелели, по шее и лицу потекли за шиворот холодные ручейки. Капли, которые попадали на заколдованный кардиган, с шипением испарялись, едва успев коснуться поверхности.
«Надо будет попросить Нюсик связать к нему капюшон, — подумала Ри. — Или схему взять».
Миновав плотную стену кустов, она очутилась на небольшой полянке, заросшей молодой, ещё невысокой травой. В нескольких местах из земли выступали старинные поваленные надгробия. На одном из них сидела девушка в длинной чёрной юбке и чёрной блузке с широкими рукавами.
Ри посмотрела на неё, моргнула, протёрла глаза, снова посмотрела… И попыталась вспомнить, не бывала ли она в этих краях когда-то давно, ещё в прошлой жизни.
Дан стоял рядом с девушкой, спиной к Ри, и в его позе было что-то робкое, жалкое. При этом — Ри могла поклясться — он опять помолодел лет на двадцать. Это чувствовалось в осанке, в наклоне головы, в том, как оживлённо он размахивал руками. Голоса она не слышала, но по всему было похоже, что Дан пытается в чём-то убедить девушку, а она смотрит перед собой грустно и отстранённо.
Дан остановился, сел на край поваленного памятника рядом с ней, погладил по длинным тёмным волосам. Девушка повернулась к нему, тоже что-то тихо сказала, накрыла его руку своей. Дан, совсем молоденький, студент, наверно, склонился и осторожно поцеловал девушку.
Ри стиснула зубы и быстро, не обращая внимание на падающие ей на голову ледяные капли, стала выбираться из кустов. В груди всё горело огнём от обиды и ревности, и вместе с тем она ощущала ещё что-то. Та девушка была невероятно похожа на неё. Может,
