– Господа, господа, – устало сказал фон Браун. – То, что вы видите здесь и сейчас, на самом деле проекция загоризонтного корабля в нашу реальность. Бледная и весьма неказистая проекция. Это как бы дрянная копия фильма, на затертой до дыр ленте, тысячу раз склеенной, исцарапанной, какие показывают черномазым хлопкоробам Южной Каролины. Но от этого фильм, который на ней записан, не потерял своих достоинств.
– Да вы поэт, фон Браун, – процедил господин Зет.
– Я пытаюсь объяснить, – сказал фон Браун. – Такова специфика проектирования и строительства загоризонтных кораблей, мы обязаны это делать сразу в нескольких проекциях – в нашей реальности и в той, что скрыта за горизонтом событий.
– Вы что-то врете, господин фон Браун, – ввязался в разговор конгрессмен из Айовы. – Я видел эти ваши загоризонтные корабли и что-то не заметил, будто они похожи на кучу мусора. Выглядят странно, согласен, но смотрятся – солидно. Вы меня понимаете?
– Понимаем, Айк, – генерал Маккарти вновь звучно хлопнул толстяка по жирной спине. – Ты бы посмотрел на наших красавцев последней конструкции, что скоро сойдут со стапелей «Локхид-Мартина». Вот где спрессованы мощь и гений Америки! Стратегическая авиация – наша единственная надежда, господа. Господин фон Браун еще раз показал нам – насколько американский гений превосходит изворотливый и лживый немецкий гений, то есть… тьфу, и не гений вовсе, – запутавшись в гениях, генерал замолк. Но его пафос прокатился суровым эхом под сводами ангара.
– Хорошо, – сказал фон Браун, – лучше один раз увидеть.
– Это ваш последний шанс, заключенный фон Браун, – угрожающе произнес господин Зет.
Фон Браун почти добежал до лесенки, что вела в диспетчерскую, пинком распахнул дверь:
– Доннерветтер, бездельники, приступайте к заправке моторов и начинайте предстартовый отсчет.
Люди в белых халатах, что сидели перед панелями счетно-решающих устройств, как один сгорбились над тумблерами, сдвигая их в нужные позиции. Никто и слова не произнес, и это хорошо. Очень хорошо. На слова времени нет. Взвыли насосы, проложенные к кораблю шланги напряглись, надулись, пошли пузырями, словно неохотно пропуская в баки вязкую субстанцию.
– Бетельгейзе? – недоверчиво переспросил конгрессмен из Айовы. – Язык сломаешь такое произносить. И где находится такая планета? Ближе или дальше Луны?
– Дальше, гораздо дальше, конгрессмен, – сказал фон Браун, не зная – плакать ему или смеяться от подобного невежества. – Это звезда, красный сверхгигант в созвездии Ориона.
– Вы хотите сказать, что вот это, – генерал Маккарти потряс влажными фотоотпечатками, – другая звезда?
– Точно так, генерал, – сказал фон Браун. – Вы только что стали свидетелями межзвездного перелета загоризонтного корабля, над которым столь остроумно потешались.
Господин Зет взял перфоленту и внимательно просмотрел ее на просвет. Фон Браун готов был дать голову на отсечение, что тот ее считывает вот так, напрямую, без интерпретатора.
– Впечатляюще, – кивнул представитель ЦРУ. – Но где сам корабль?
– И почему мы получили все эти документы раньше, чем он появился? – Конгрессмен из Айовы недоверчиво кивнул на заваленный перфолентами и отпечатками стол.
– Парадокс, – кратко резюмировал генерал Маккарти.
– Да, парадокс путешествий за горизонт событий, – сказал фон Браун. – Квантовая механика некрополей и некропространства предсказывает подобный парадокс, который только нам на руку, господа. Разве вы, генерал, не хотели бы получать сведения о противнике еще до того, как противник решит совершить нападение? И нанести упреждающий удар?
– Мы и так всегда наносим упреждающие удары, фон Браун, – усмехнулся генерал Маккарти. – Это один из столпов нашей глобальной стратегии. Уничтожать врага еще до того, как он стал нашим врагом.
Завыла сирена.
– Корабль возвращается, – фон Браун подошел к бронированному смотровому окну, откуда открывался хороший вид на стартовую площадку. – Не желаете взглянуть, господа?
Освещение вспыхивало и гасло. Под потолком крутились оранжевые огни. Площадка, где еще минуту назад сгружали песок с конвейерной ленты и разбрасывали его по бетонному полу угрюмые фигуры в грязных полосатых балахонах, опустела. Наступило напряженное ожидание.
– Как в цирке, – пробормотал конгрессмен из Айовы, судорожно утираясь платком. – Вот появится фокусник и вытащит из шляпы кролика. Желательно в тушеном виде. Со сметаной.
– Все-то вас на жратву тянет, Айк, – сказал генерал Маккарти. – Вам что-то может испортить аппетит?
– Ага, – кивнул конгрессмен из Айовы, – только если я сам стану едой.
Генерал хохотнул.
И тут раздался взрыв. Люди за бронированным стеклом инстинктивно отступили, лишь господин Зет сделал нечто противоположное – шагнул вперед, уперся о стекло руками, словно пытаясь удержать его на месте, прижался к нему скрытым под маской лбом, стараясь разглядеть происходящее во всех подробностях.
Внутри ангара словно взорвалась начиненная тягучей черной жидкостью бомба. Тяжелые капли различной величины – от футбольного мяча до огромного надувного шара метеозонда разлетелись во все стороны, заляпали стены, потолок, пол. А в эпицентре возник и распухал черный маслянистый смерч, вытягивая вслед за собой нечто твердое, огромное, совершенно здесь неуместное.
Вернувшийся корабль совершенно не походил на ту гору хлама, которая стартовала из ангара. Он словно обрел плоть, упругость, в его обводах появились хищное изящество, угрожающая красота, а выпуклая рубка с крестообразным вырезом смотрового иллюминатора приобрела еще большее сходство с жутко оскаленной мордой.
Конгрессмен из Айовы вздрогнул – ему показалось, что эта злобная рожа смотрит прямо на него и пускает из прорезей нижних решеток черную слюну голодного чудовища.
– А где… – начал было генерал Маккарти, но фон Браун резко вздернул руку с растопыренной пятерней:
– Помолчите!
Генерал не успел оскорбиться от подобной невежливости недобитого нациста. У прибывшего корабля откинулся посадочный пандус, распахнулся люк, и из него хлынул поток все той же черной маслянистой жижи, увлекая вслед за собой нечто ворочающееся в ней, похожее на огромного жука. Жидкость впитывалась в разбросанный песок, обмазанная черным фигура каталась по нему, избавляясь от напластований жижи.
Фон Браун потянулся к переключателю, и внутрь наблюдательной комнаты ворвались внешние звуки.
Крик. Вой. Вопль. В котором не было почти ничего человеческого, за исключением того, что он, захлебываясь, повторял, повторял и повторял:
– Шрам! Шрам! Шрам!
Конгрессмен из Айовы поежился и покосился на фон Брауна. Тот выглядел довольным, поймал взгляд Айка и неожиданно ему подмигнул, а потом торжественно произнес:
– Итак, нарекаю тебя «Шрам»!
– Бисер перед свиньями, – сказал самому себе фон Браун, но господин Зет расслышал:
– Имеете в виду евангельскую заповедь: не мечите бисер перед свиньями, господин фон Браун?
– Именно. Все оказалось бесполезным и бессмысленным, – фон Браун в бессильном отчаянии ударил по подлокотнику кожаного седалища. Машина неслась по пустому шоссе в сторону аэропорта. – Бетельгейзе-Шмательгейзе, – очень похоже передразнил отсутствующего здесь конгрессмена из Айовы.
– Кстати, а где он? – Генерал Маккарти приоткрыл один глаз, будто и не похрапывал всего лишь мгновение назад. – Где наш жирный Айк, представитель обширного племени мясо-молочных пород?
– Решил подзадержаться, – сказал господин Зет. – Однако ваш проект, господин фон Браун, все равно не сможет пройти через слушания в Конгрессе. Кому интересны полеты к звездам в нашем прагматичном мире? Вот если бы вы предложили свой проект русским, у вас еще был бы шанс.
– Русские и некрополе? – хмыкнул генерал Маккарти. – Что-то новенькое. Вот если бы это как-то приспособить к стратегической авиации…
– Могу предложить летать на бомбежку через Бетельгейзе, – сухо сказал фон Браун. – Или через любую другую звезду.
– Не расстраивайтесь, Вернер, – господин Зет впервые назвал его по имени, и в этом не ощущалось фамильярности, скорее – поощрение. – Ваш проект произвел на меня впечатление. А я обычно не бросаю то, что произвело на меня впечатление. Потерпите. Подумайте, например, о Марсе.
Фон Браун повернул ручку и приоткрыл окно. Покачал головой. О Марсе! Вон он висит над лесом – кровавая капля с идеальными линиями каналов. Что о нем думать? А главное – зачем?
Когда фон Браун вернулся домой, конгрессмен из Айовы уже ждал его – распростертый на разделочном столе, с залепленным ртом и лупающими от ужаса глазами. Стук его сердца был столь могуч, что сотрясал обширные напластования сала. Конгрессмен из Айовы на вкус фон Брауна был жирноват, но от подарков ведь не отказываются, не так ли? Особенно если подарок делают такие могущественные люди, как господин Зет.
