Взгляд Айдахо затуманился. Он откинул голову, растянув грудные мышцы.
— Это выражение ментата, — обвиняюще крикнула Беллонда.
Все аналитики Одраде утверждали это в один голос, но им еще предстояло получить у самого Айдахо признание того, что он — ментат. Если он действительно ментат, то почему он этого не знает?
От него утаили эту информацию, потому что наделили иными способностями. Он боится нас и имеет на это полное право.
Мурбелла насмешливо заговорила:
— Ты импровизировал, решив улучшить то, что сделали с тобой тлейлаксианцы. В тебе было что-то такое, что не вызывало никаких претензий.
— Так она пытается справиться с чувством собственной вины, — сказала Беллонда. — Она должна верить, что это правда, что Айдахо просто поймал ее в ловушку.
Одраде поджала губы. На столе появилось следующее изображение. Айдахо выглядел удивленным.
— Вероятно, это касается нас обоих.
— Ты не можешь обвинять Тлейлаксу, а я не могу винить Досточтимых Матрон.
Вошла Тамалейн и опустилась в свое излюбленное кресло-собаку.
— Я вижу, что эта запись заинтересовала и тебя, — сказала Тамалейн, ткнув пальцем в поверхность стола.
Одраде выключила проектор.
— Я инспектировала наши чаны с аксолотлями, — продолжала Тамалейн. — Этот проклятый Сциталь утаил от нас жизненно важную информацию.
— Но наш первый гхола безупречен, не правда ли? — спросила Беллонда.
— Наши доктора Сукк не находят у него никаких отклонений.
Одраде заговорила примиряющим тоном:
— Сциталь должен получить свою часть прибыли от сделки.
Обе стороны, участвовавшие в ней, сохраняли некоторые иллюзии: Сциталь платил Бене Гессерит за спасение от Досточтимых Матрон в убежище Капитула. Но каждая Преподобная Мать знала, что поступки последнего Мастера Тлейлаксу диктовались некоторыми неизвестными им обстоятельствами.
Умен, умен этот Бене Тлейлаксу. Он гораздо умнее, чем мы могли подозревать. Они надули нас со своими чанами с аксолотлями. Само слово «чан» уже было обманом. Нам нарисовали чан, как емкость с текучей амниотической жидкостью, средоточие сложной техники, где дублируется (с помощью контролируемых и управляемых условий) работа материнского чрева. Да, конечно, это чан, но полюбуйтесь на его содержимое!
Решение Тлейлаксу было прямолинейным: использовать оригинал! Природа создавала и усовершенствовала его в течение миллионов лет. Все, что надо было сделать Бене Тлейлаксу, — это добавить контролирующую систему, направить по нужному пути репликацию информации, хранящейся в клетке.
— Язык Бога, — говорил о генетическом коде Сциталь. Лучше было бы назвать его языком шайтана.
Обратная связь. Клетка направляет работу материнского чрева. Этим на протяжении эпох занималась каждая оплодотворенная клетка. Тлейлаксианцы просто очистили этот процесс.
Одраде не смогла удержать глубокий вздох, который не укрылся от острых взглядов ее собеседниц. У Верховной Матери снова неприятности?
Меня тревожат откровения Сциталя. И что сделали с нами эти откровения. О, как мы уклонялись от «снижения стандартов». Конечно, это обычная рационализация. И мы прекрасно знали, что это рационализация. «Если нет другого пути. Если это способ производить гхола, в которых мы так отчаянно нуждаемся. Вероятно, мы сможем найти добровольцев». Были найдены! Добровольцы!
— Ты витаешь в облаках! — проворчала Тамалейн. Она посмотрела на Беллонду, хотела что-то добавить, но передумала.
Лицо Беллонды стало мягким и вкрадчивым, что часто сопутствовало самому плохому настроению. Голос превратился в какой-то гортанный шепот.
— Я настаиваю, чтобы мы ликвидировали Айдахо. Что же касается этого тлейлаксианского чудовища…
— Почему ты, делая такое предложение, прибегаешь к эвфемизмам? — резко спросила Тамалейн, перебивая Беллонду.
— Да, его надо убить, если вы уж так хотите это услышать! А тлейлаксианца необходимо склонить к тому убеждению, которое мы…
— Замолчите, вы обе, — приказала Одраде.
Она на секунду прижала ко лбу ладони, потом посмотрела в сводчатое окно. На улице шел ледяной дождь. Управление Погоды работало со все большими сбоями, и его нельзя было за это винить. Но нет на свете вещи, которую люди ненавидели бы больше, чем непредсказуемость. «Мы хотим, чтобы все было естественно!» Что бы это ни означало.
Когда в голову Верховной Матери приходили подобные мысли, она страстно желала ограничить свое существование приятным ей порядком. Редкими прогулками по саду, например. Она наслаждалась этими прогулками в любое время года. Спокойный вечер с друзьями, умный разговор или даже спор с людьми, к которым испытываешь теплые чувства. Привязанность? Да.. Верховная Мать смеет многое, даже пользоваться любовью друзей. А также выбирать хорошую еду и питье с отменным вкусом. Этого она тоже хотела. Как приятно играть своим вкусом. А потом… да, потом можно разделить ложе с другом, который всецело отдает себя тебе, так же, как ты отдаешь себя ему.
Все это почти невозможно, конечно. Ответственность! Какое это могучее слово, и сколько в нем жгучей горечи.
— Что-то я проголодалась, — заявила Одраде. — Не заказать ли нам обед?
Беллонда и Тамалейн во все глаза уставились на нее.
— Но сейчас только половина двенадцатого, — укоризненно проговорила Тамалейн.
— Да или нет? — стояла на своем Одраде.
Беллонда и Тамалейн обменялись понимающими взглядами.
— Как хочешь, — сдалась Беллонда.
Одраде знала, что среди Сестер Бене Гессерит ходит поговорка, что дела в Общине идут намного лучше, когда удовлетворен аппетит Верховной Матери. Обе советницы решили просто уравновесить чаши весов.
Одраде нажала кнопку селекторной связи.
— Обед на троих, Дуана. Что-нибудь особенное по твоему вкусу.
Обед состоял из любимого блюда Одраде — запеченной телятины. Дуана украсила блюда зеленью, добавила к телятине немного розмарина. Овощи были не пережарены. Превосходное кушанье.
Одраде наслаждалась каждым кусочком. Ее гостьи ели совершенно машинально.
Может быть, в этом причина того, что я — Верховная Мать, а они — нет?
Когда послушница убрала остатки обеда, Одраде вернулась к своей излюбленной теме: что болтают во дворце и каково настроение среди послушниц Капитула.
Она вспомнила дни своего послушания, как жадно прислушивалась к разговорам старших женщин, ожидая услышать что-то очень важное, но единственное, что можно было узнать, — это нечто о Сестре такой-то и о том, какие проблемы у проктора такого-то. Иногда, правда, барьеры падали и старшие выдавали очень полезную и важную информацию.
— Очень многие послушницы болтают, что хотели бы уйти в Рассеяние, — прохрипела Тамалейн. — Крысы бегут с тонущего корабля.
— Многие проявляют большой интерес к Архиву, — заговорила Беллонда. — Сестры, которые лучше других разбираются в ситуации, хотят узнать, насколько много в них генов Сионы.
Одраде показался интересным этот факт. Их общий предок времен Тирана, Сиона ибн Фуад аль-Сейефа Атрейдес, передала своим потомкам способность быть недоступными для ищеек, обладающих предзнанием. Каждый человек, который открыто перемещался по Капитулу, обладал этой врожденной защитой.
— Ищут явные признаки? — спросила Одраде. — Они что, сомневаются, что защищены все, кому угрожает опасность?
— Они хотят лишний раз в этом убедиться, — прорычала Беллонда. — А теперь я хотела бы вернуться к Айдахо, можно? У него есть генетический маркер, но одновременно его как будто и нет. Это очень тревожит меня. Почему в некоторых его клетках нет генов Сионы? Что сделали с ним тлейлаксианцы?
— Дункан сознает опасность и не склонен к самоубийству, — заметила Одраде.
— Мы не знаем, кто он такой, — возразила Беллонда.
— Вероятно, он ментат, а мы все знаем, что это значит, — сказала Тамалейн.
— Я понимаю, зачем мы сохранили жизнь Мурбелле, — продолжала Беллонда. — Она — важный источник информации. Но Айдахо и Сциталь…
— Хватит! — рявкнула Одраде. — Мне кажется, что собаки-шпионы слишком долго лают.
Беллонда восприняла этот выкрик с недовольным видом. Собаки-шпионы. Так в Бене Гессерит называли постоянное слежение за поведением Сестер, чтобы не допустить их падения. Это было большое испытание для послушниц, но для Преподобных Матерей давно превратилось в привычную часть жизни.
Однажды Одраде объяснила это Мурбелле, когда они наедине, с глазу на глаз, находились в переговорном помещении корабля-невидимки. Они стояли тогда близко друг к другу, не отводя взглядов. Обстановка была неформальная и интимная, если не считать, конечно, вечных глазков видеокамер.
