Я кивнул и ощутил его руку у себя под мышкой. Снова ощущение было не такое, как обычное давление на кожу, но я без сомнения чётко осознавал, где именно он меня касается. Он помог мне повернуться так, чтобы ноги свесились с края каталки, а потом с его помощью я принял вертикальное положение. Он подождал, пока я кивну в знак того, что со мной всё в порядке, и потом осторожно отпустил меня, оставив стоять на собственных ногах.
— Ну как? — спросил Портер.
— Нормально, — ответил я.
— Головокружение? Дурнота?
— Нет. Ничего такого. Но не дышать — это очень необычно.
Портер кивнул.
— Вы к этому привыкнете — хотя иногда могут случаться неожиданные приступы паники, когда мозг начинает орать «Караул, мы не дышим!» — Он улыбнулся своей добродушной улыбкой. — Я бы посоветовал вам в подобных обстоятельствах сделать глубокий вдох и успокоиться, но вы, разумеется, не сможете. Так что просто подавляйте это ощущение или просто подождите, пока оно не пройдёт. Сейчас вы чувствуете панику из-за того, что не дышите?
Я подумал об этом.
— Нет. Нет, сейчас всё нормально. Хотя и странно.
— Выждите время. Нам некуда торопиться.
— Я знаю.
— Не хотите попытаться сделать шаг?
— Конечно, — ответил я. Но прошло ещё несколько секунд, прежде чем я воплотил слова в жизнь. Портер явно был наготове, чтобы подхватить меня, если я запнусь. Я поднял правую ногу, согнув колено, приподняв бедро и перенося тяжесть тела вперёд. Это был весьма неуверенный первый шаг, но он сработал. После этого я попытался поднять левую ногу, но она шагнула слишком далеко, и…
Да чтоб тебе…
Я обнаружил, что заваливаюсь вперёд, совершенно утратив равновесие, и что плитки пола, цвет которых был новым для меня, и я даже не знал, как он называется, несутся мне прямо в лицо.
Портер поймал меня за руку и снова проставил вертикально.
— Похоже, нам ещё предстоит большая работа, — сказал он.
— Сюда, пожалуйста, мистер Салливан, — сказала доктор Киллиан.
Я подумал было о том, чтобы сбежать. Ну, то есть, что они могут мне сделать? Я хотел жить вечно, без висящей над моей головой судьбы худшей, чем смерть, но этого не будет. По крайней мере, не будет для этого меня. Я и моя тень: мы стремительно расходились. Она… нет, он — без сомнения, находился где-то в этом же здании. Но правила таковы, что я никогда в жизни его не увижу. Не столько для моей, сколько для его пользы; он должен считать себя истинным и единственным Джейкобом Салливаном, и если он будет видеть рядом с собой меня — плоть там, где у него пластик, кость там, где у него сталь — ему будет трудно поддерживать эту иллюзию.
Таковы правила.
Правила? Лишь условия контракта, который я подписал.
Так что если бы я и правда сбежал…
Если я выбегу на улицу, в душную августовскую жару, сяду в свою машину и помчусь к себе домой, какие санкции за этим последуют?
Конечно, другой я рано или поздно тоже явится туда и захочет жить в этом доме как в своём.
Может быть, мы могли бы жить вместе. Как близнецы. Как горошины в стручке.
Но нет, так не получится. Подозреваю, что с этим нужно родиться. Жить с другим мной — но ведь я так чувствителен к тому, где что лежит, кроме того, он не будет спать ночами, занимаясь одному Богу известно, чем, пока я пытаюсь заснуть.
Нет. Нет, обратной дороги нет.
— Мистер Салливан? — снова сказала Киллиан со своим певучим ямайским акцентом. — Сюда, пожалуйста. — Я кивнул и позволил ей вывести меня в коридор, которого я раньше не видел. Пройдя немного по нему, мы очутились перед двустворчатой раздвижной дверью матового стекла. Киллиан дотронулась большим пальцем до контактной площадки сканера, и дверь раздвинулась. — Пришли, — сказала она. — Когда мы завершим сканирование остальных, водитель отвезёт вас в аэропорт.
Я кивнул.
— Вы знаете, я вам завидую, — сказала она. — Избавиться от… от всего. Вы не пожалеете, мистер Салливан. Верхний Эдем прекрасен.
— Вы там бывали? — спросил я.
— О, да, — ответила она. — Такой курорт, как этот, не открывают без подготовки. Мы репетировали две недели с руководством «Иммортекс» в качестве жильцов, чтобы убедиться, что всё организовано идеально.
— И?
— И у нас получилось. Вам там обязательно понравится.
— Да уж, — сказал я, отводя взгляд. Путей к отступлению не оставалось. — Не сомневаюсь в этом.
7
Я сидел в инвалидном кресле в кабинете доктора Портера, ожидая его возвращения. Как он сказал, я не первый мнемоскан, у которого возникли проблемы с ходьбой. Пусть так. Но я, вероятно, с бо́льшим, чем у большинства людей, на то основанием ненавидел инвалидные коляски — потому что именно на такой возили моего отца. Я пытался избежать этой участи, но всё равно к ней пришёл.
Но я не слишком из-за этого переживал. Возбуждение от моего нового тела и новых цветов, которые стали видеть мои глаза, переполняло меня настолько, что я едва осознавал тот факт, что оригинальный я в этот момент уже, должно быть, находится на пути к Луне. Я желал ему удачи. Но я не должен был о нём думать, и я честно старался этого не делать.
В некотором смысле, конечно, проще было того меня попросту отключить.
Интересный подбор слов: другой я был биологическим существом, в отличие от этого. Но «отключить» — именно в таком виде эта мысль пришла ко мне. В конце концов, вся эта канитель с фешенебельным домом престарелых на обратной стороне Луны была бы излишней, если бы от оригинала избавлялись бы сразу же, как только в нём пропадает нужда.
Но закон никогда бы такого не одобрил — даже канадский закон, не говоря уж о том, что к югу от границы. Да, я никогда не увижу своё другое «я», так что какая разница? Я — этот я, улучшенный, полноцветный Джейкоб Пол Салливан — был теперь истинным и единственным мной с этого момента и до конца времён.
Наконец вернулся Портер.
— Я привёл кое-кого, кто может вам помочь, — сказал он. — У нас, разумеется, есть лаборанты, которые могли бы заниматься с вами ходьбой, но мне кажется, что она сможет вам помочь лучше. Полагаю, вы уже знакомы?
Со своего места в инвалидной коляске я видел вошедшую в кабинет женщину, но никак не мог узнать её лица. Она была не слишком красива, лет примерно тридцати, с коротко остриженными тёмными волосами, и…
И она была искусственная. Я не понимал этого, пока она не наклонила немного голову, и на неё не упал по-особому свет.
— Здравствуйте, Джейк, — сказала она с приятным джорджийским выговором. Её голос был сильнее, чем раньше, и больше не дрожал. На ней было красивое летнее платье с цветочным узором; я же по-прежнему был одет в свой махровый халат.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
