— Что? Земля? Легенда, Магистр! С моей точки зрения, права и представительство — это прекрасное удобрение, на котором произрастает пушечное мясо, кровь и боль. Вы знаете, что в этом неспокойствии опять обвинять будут нас?
«Вот именно, милочка, ну-ка, встряхнем тебя немножко».
Он устроился на заднем сидении, поставив обшарпанную кожаную сумку себе на колени. Его пальцы удовлетворенно похлопали по коже, потом начали открывать застежки.
Она занималась подготовкой к взлету, а он взвешивал варианты. Ее умелые пальцы танцевали по приборной доске, включая питание системы, настраивая полетный компьютер на Макарту.
Он заговорил чуть слышным шепотом, который, тем не менее, заставил ее неподвижно застыть на месте.
— Конечно, милая моя, обвинять надо нас. Именно в этом и заключается цель мятежа.
Она повернулась и уставилась на него, разинув рот, широко раскрыв янтарные глаза.
— Что?
Он серьезно кивнул, и слезящиеся голубые глаза осмотрели гараж.
— Ну, а кто, по-вашему, внедрил эту идею в тупые мозги дураков-рудокопов? Право же, милочка, вы лишаете меня права на развлечения с сомнительными дамочками, так что же остается старику с мечтой о величии? — Он поднял хрупкую руку ко рту, изобразив шок, и смиренно добавил:
— О, Боже! Я вижу, что наряду со шлюхами вы не одобряете и мою игру в революцию.
— Благословенные Боги! — Простонала Арта, поднимая авиакар с площадки, над их головой медленно раскрылись большие двери, открыв раненое небо.
Она ахнула, когда он поставил рядом с ней на сиденье тепловой гранатомет.
— Это же…
— Да.
«Это будет твоим первым испытанием, девочка моя. Ну, Хайд, теперь мы увидим, не пропали ли наши труды впустую».
Браен хладнокровно вытащил из ящика второй гранатомет и устроил рядом с собой. Уголком глаза он видел, как она старается сглотнуть, с отвращением отстраняясь от сверкающего металлом оружия, как будто это — какое-то ядовитое пресмыкающееся.
Когда они поднялись над крутой крышей храма, ему стали видны масштабы разрушений. Город Каспа содрогался от насилия, везде поднимались столбы дыма. Ярко-оранжевое сияние освещало низко нависшие тучи там, где горел фосфороочистительный комбинат, и клубы гари были окрашены в яркие цвета. То там, то тут в Каспе танцевали нелепо-яркие языки пламени, мрачно контрастируя с низкими черными тучами. Капли дождя застучали по ветровому стеклу, когда Арта бросила машину вперед.
— Они убьют вас, если узнают, Магистр. Только подумайте! Что будет с людьми? Что будет с храмами? — При этой мысли она заморгала, стараясь справиться со слезами. — Они уничтожат нас!
Ветер и дождь хлестали по авиакару, и ей нужно было все ее внимание, чтобы полет оставался спокойным и управляемым.
«А что ты сделаешь, моя драгоценная красавица, когда они обратятся против нас? Какие силы в тебе скрываются? Готова ли ты испробовать ту кипящую кашу, которую мы заварили? Мы в тебе не ошиблись?»
— Все идет согласно плану. Все.
— В прошлый раз кровь реками текла по улицам, Магистр.
Ее взгляд на секунду коснулся гранатомета.
Он изучающе смотрел на нее, замечая тонкие пальцы, с их побелевшими от напряжения костяшками, сжимающие ручку управления. Арта всмотрелась в огонь, пляшущий по древесностружечным жилам строения, над которыми они оказались. Люди, обезумев, выбегали на улицы, сгибаясь под тяжестью коробок с вещами, которые они пытались спасти. Она вполголоса пробормотала быструю молитву.
Город казался неопрятным, строения — приземистыми и неинтересными. Косой дождь, струившийся повсюду, делал его серым и блестящим. Он рассеянно отмечал ненадежные строения, так поспешно отстроенные из развалин и самого дешевого материала. После разрушений, принесенных Звездным Мясником во время прошлого восстания, Каспа стала городом нищеты. За чертой города, почти скрытые облаками, на горизонте поднимались зубчатые темные горы. То тут, то там можно было разглядеть мрачные группы деревьев, покрывавших нижние склоны.
Он тяжело вздохнул и похлопал рукой по гранатомету.
— Кровь и ужас, смерть и отчаяние. У революции, милая девочка, нет другой цены. Она покупается несправедливостью, страхом и страданием.
— Зачем?
«Есть ли у нее то, что нам нужно? Что, если я ошибаюсь?»
— Чтобы улучшить условия человеческой жизни, милочка. В этом суть цивилизации. Она вечно отклоняется вперед и назад. Иногда жизнь становится черной и гнетущей — порождает тиранию, подобную Риганской империи. В другие периоды человеческое общество живет в полосе света и свободы, когда душа распрямляется и поет, — только люди никогда не ценят как следует и такие времена. Самодовольство, Арта, это незавидное следствие любых усилий человека. Нам надоедает то, что у нас есть, и то, что мы терпим. Мечты в наших умах становятся скучными. Хорошее и плохое, справедливое и несправедливое, правильное и неправильное — то, что нас окружает, становится привычным — фатально, если хочешь.
— И вы возмущаетесь, проливая кровь?
— Только «возмущение», говоря вашими словами, предотвращает загнивание. Если не помешать землю, из нее ничего не вырастет.
Она бросила взгляд сверху на город, где по улицам бежали люди. Войска в боевой броне поливали толпу фиолетовым огнем бластеров. Откуда-то кто-то сделал ответный выстрел. Браен заметил, что она содрогнулась, и устало вздохнул.
Он первым заметил крейсер. Длинный худой корабль вынырнул из черных завихренных облаков.
— Арта, у нас гости. На нас спускается гражданская полиция, и, если я не ошибаюсь, гнев Рига начертан на носу их корабля.
Ее плечи сгорбились. В неловкой позе она казалась перегоревшей.
«Челюсти льва, Арта. Ну, что теперь, нежная красавица? Молись Квантовым Богам, чтобы я в тебе не ошибся». Браен провел скрюченными от возраста пальцами по стали своего гранатомета. «Но если я ошибся…»
Длинный черный летательный аппарат предупреждающе загудел, и Арта снизила скорость. Она старалась не потерять управления, замедляя авиакар до самой малой скорости, при которой она сохранила бы устойчивость в штормовых порывах воздуха. Дождь громко хлестал по корпусу.
Холодный повелительный голос скомандовал:
— Назовите себя! Объявлено военное положение. Сейчас вы находитесь в зоне конфликта и нарушили правила движения воздушного транспорта.
Арта взяла микрофон, голос ее срывался:
— Пожалуйста, я увожу дедушку. Мы просто поживем в деревне, пока не уляжется ужасное волнение. Вот и все.
И молящие нотки в ее голосе? Искусство? Или правда?
Громкоговорители грозно отозвались:
— Откройте дверь. К вам войдут представители гражданской полиции и проводят в участок. Там вам предъявят обвинения в нарушении правил воздушных перевозок и комендантского часа.
Арта закусила губу и потянулась, чтобы отпереть дверь.
— Извините, Магистр. Я… я думала, что нам удастся вырваться. Когда они увидят наши сутаны…
Их одежды Седди сразу же делали их подозрительными личностями — такими, которые должны проверяться специальными зондами.
Браен терпеливо ждал, следя за выражением ее лица, читая мысли, отражавшиеся на ставшем несчастным лице. Неужели она забыла про лежащее рядом оружие? Неужели страх полностью парализовал ее?
Длинный черный силуэт уравнял скорости и пристроился рядом с ним. Открылся люк, и с их дверью сцепился захват. Арта попыталась сглотнуть, не замечая дождя, который задувало внутрь, на их одежды и пластиковые сиденья. На той стороне мужчина в черной форме готовился перейти к ним. Браен подался вперед, чтобы лучше видеть, что худая рука впилась во влажную раму двери.
— Ох, боги, — простонала Арта, чуть не плача от досады. Молодой патрульный пошел по трапу.
«Сейчас или никогда, девочка!» Браен прижал гранатомет к груди, не спуская глаз с Арты.
Она сделала настолько стремительное движение, что превратилась в размытое пятно. Оглушающее «Бам!» заставило его уши зазвенеть от сотрясения. Отвратительный запах оскорбил его обоняние, когда едкий дым ворвался в открытую дверь. Авиакар пьяно завалился набок.
Арта моментально бросилась к консоли управления. Инстинктивно она продолжала сжимать в одной руке гранатомет. Магистру Браену пришлось изо всех сил вцепиться в спинку сиденья, чтобы не вывалиться в открытый люк: ногти его срывались с влажной ткани.
Выправив авиакар, Арта уставилась на все еще открытую дверь, явно пораженная тем, что аппарат гражданской полиции исчез: только неровные дымящиеся остатки трапа все еще свисали с авиакара. Металл на его краю казался оплавленным и с шипением испарял капли дождя.
— Что было… Я… Я не… — попыталась она высказать свое изумление. Ее взгляд медленно опустился к гранатомету.
Вытащив из ящика с инструментами ломик, Браен начал отцеплять крючья захватов. Дождь хлестал его по лицу, а он торжествующе кудахтал в ярость шторма.
