Потемкин замолвил слово за своего бывшего начальника, но Прозоровскому все же пришлось взять двухгодичный отпуск.
22 апреля 1778 г. Суворов прибыл в крепость Ениколь. Прозоровский ждал его в лагере русских войск на реке Каче. Сославшись на болезнь, Суворов уклонился от встречи.
27 апреля Прозоровский узнал, что Суворов ужинает у русского резидента при ханском дворе А.Д. Константинова и собирается нанести визит Шагин-Гирею. Он переслал Суворову бумаги и немедленно покинул Крым, подав Румянцеву рапорт с описанием происшедшего. «Неприличная и ничем не вызванная выходка Суворова,— отмечает один из лучших знатоков жизни и деятельности полководца В.А. Алексеев,— еще раз доказывает, как мало церемонился будущий генералиссимус с людьми лично ему несимпатичными и, кроме того, соперничавшими с ним» [20]. Добавим, и с родственниками, ибо Прозоровский приходился жене Суворова троюродным братом. Мы не знаем всех обстоятельств конфликта между Прозоровским и Суворовым, происшедшего в Крыму весной — в начале лета 1777 г. Прозоровский в один день с Суворовым был выпущен из гвардии в армейские поручики, но сумел обойти его в чинах: стал генерал-поручиком на год раньше Суворова. Когда тот приехал к Прозоровскому в Крым, последний попытался отодвинуть своего родственника на второй план. «Я отважусь открыть мою мысль Вашему Сиятельству. — писал Прозоровский Румянцеву 1 апреля 1777 г.,— что ежели по установлению здешних дел в совершенном порядке надобно будет избрать над остающеюся частью войск начальника, то сей искусный генерал из всех здесь своих сверстников есть способнейший, на которого положиться можно будет» [21]. Речь шла о генерал-майоре графе А. Б. Де Бальмене, которого Прозоровский прочил вместо себя. Суворов был старше чином и заслуженнее Де Бальмена, и он не мог не почувствовать себя оскорбленным.
И вот, наконец, он получил большое самостоятельное дело: принял Крымский корпус. Кубанский также остался за ним. Суворов счел необходимым подвести итоги своей деятельности на Кубани и сделать достоянием каждого офицера и солдата приобретенный опыт. 16 мая 1778 г. он отдает знаменитый приказ по Кубанскому корпусу. В нем подробно разбираются меры по организации службы, обучению войск, по сбережению здоровья воинских чинов. Ничто не забыто. Главная часть приказа — боевое наставление о том, как строить батальонные каре (подвижные крепости, удобные и при обороне, и при наступлении), как учить войска стрельбе и штыковому удару, как учить конницу атаке на саблях, а казаков атаке с дротиками-пиками. «Пехотные огни открывают победу,— наставляет своих подчиненных Суворов,— штык скалывает буйно пролезших в карей, сабля и дротик победу и погоню до конца совершают». В несколько тяжеловесных, излишне подробных строках приказа уже проступают идеи «Науки побеждать». Красной нитью проходит наставление о дружбе россиян с мирным населением, о гуманном отношении к пленным. «С пленными поступать человеколюбиво, стыдиться варварства»,— приказывает Суворов, придававший огромное значение развитию в подчиненных чувства чести, нравственного долга, патриотизма. Этот приказ несколько позже был повторен дословно для войск Крымского корпуса.
Суворов быстро установил доверительные отношения с крымским правительством и лично с ханом. Шагин-Гирей слыл человеком просвещенным. В юности он учился в Венеции, знал итальянский, арабский, греческий и русский языки. Писал стихи. Суворов, как известно, свободно писал и говорил по-французски, по-немецки, учил итальянский, турецкий, татарский, польский. Он сам платил дань изящной словесности: в его письмах нет-нет появляются короткие стихи, которые он писал в минуты душевного подъема или, напротив, в минуты грусти и сомнений.
Хан, как уже отмечалось, торопился с реформами. Европеизируя свое ханство, Шагин-Гирей упрямо шел против традиций. Ответом было сопротивление и ропот самых широких кругов населения. Не дремала и турецкая агентура. Распускались слухи о том, что хан изменил вере предков и тайно принял христианство. Шагин-Гирей чувствовал себя неуверенно и просил Суворова об охране. Тот выделил ему батальон.
Новый энергичный командующий Крымского корпуса не только сблизился с резидентом Константиновым, но и сдружился с ним домами. В письмах к Андрею Дмитриевичу Суворов называет его «любезным кумом», делится с ним подробностями о своих семейных делах, о жене и дочери, которые прибыли в Крым.
Суворову удается без единого выстрела выпроводить отряд турецких кораблей из Ахтиарской гавани, что не удалось Прозоровскому. Он приказал соорудить батареи, господствовавшие над выходом из гавани. Турецкий начальник решил не терять времени и 17 июня с большим трудом (ветер был противный) вывел свои суда в море и вскоре ушел к Очакову. Хан выразил Суворову благодарность. Был доволен и Румянцев. Вскоре над Крымом нависла новая опасность. 9 июля 1778 г. Румянцев сообщил Потемкину о том, что «по последним известиям турецкий флот действительно уже выступил в Черное море под предводительством капитан-паши и пойдет в Синоп, а оттуда в Крым. А как там г. Суворов не говорлив и не податлив, то не поссорились бы они, а после и не подрались бы» [22].
Через пять дней Суворов получил письмо, подписанное адмиралом Газы Хасаном и трапезундским и эрзерумским губернатором Хаджи Али Джаныклы-пашою. Могущественный и полунезависимый правитель Джаныклы-паша посадил на суда капудан-паши свою собственную армию, намереваясь двинуться к крымским берегам. Турецкие военачальники в ультимативной форме требовали прекратить плавание русских судов по Черному морю — «наследственной области величайшего и могущественнейшего мо-
нарха, в которой никто другой и малейшего участия и никакого права не имеет». Заканчивалось письмо угрозой топить русские военные корабли. Письмо было адресовано Прозоровскому, так как турецкие военачальники еще не знали о смене командования в Крыму.
Суворов был готов к встрече непрошеных гостей: все места возможных десантов были надежно прикрыты укреплениями и войсками. Его ответ на письмо был преисполнен учтивостей на восточный манер, но тверд: он-де не может поверить, чтоб «письмо... точно от вас было писано, ибо особам на таком степени» (на каком стоят оба паши.— В. Л.) должно хранить не только обязательство своего государя на счет Крыма, но и соблюдать благопристойность и вежливость по отношению к России, с которой султан заключил договор о вечном мире. Угрозы и выражения неприязни свидетельствуют о намерении разрушить мир, и он, Суворов, имеет полное право дать отпор «сильною рукою», но при этом вся ответственность «пред Богом, Государем и пред целым светом по всей справедливости» падет на турецких военачальников.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
