В плоский чемодан Коллинз уложил дорожный джентльменский набор, подумал и сунул сбоку извлеченную из холодильника квадратную бутылку виски "Баллантайн", столь любимого Кориным. На выходе он машинально оглядел себя в зеркало, остался доволен безупречным серым костюмом, идеально сидевшим на подтянутой фигуре. Коллинз запер дверь на два замка (при попытке открыть верхний автоматически включалась вмонтированная в глазок миниатюрная телекамера) и пружинистым шагом направился к лифту по устланному вытертым паласом коридору.
Разговор с генералом Стюартом не удовлетворил полковника, вернее, не удовлетворили его собственные, Коллинза, умозаключения и реакция генерала. Стюарт явно не договаривал, оставляя некую лишнюю карту в рукаве и по каким-то причинам не желая посвящать Коллинза в ход своих мыслей.
В других обстоятельствах это было бы естественно - Коллинз отвечал за ограниченный участок работы, генералу же приходилось охватывать всю широту проблемы и отчитываться не только перед директором ЦРУ Майклом Каренсом, но и перед конгрессом, а в данном случае, вероятно, и перед Президентом. Но в том-то и дело, что "других обстоятельств" не существовало. В конкретной обстановке Стюарту следовало бы быть более откровенным.
Лифт распахнул перед Коллинзом створки дверей, полковник шагнул в кабину и ткнул пальцем в кнопку первого этажа. Светящиеся цифры на матовой панели сменяли друг друга. 16... 15... 14...
На девятом этаже лифт остановился. Полковник ждал, когда раскроются створки и войдет попутчик, но ничего не произошло. Коллинз раздраженно вдавил клавишу связи с ремонтной службой.
Дежурный должен был откликнуться немедленно, однако маленький динамик молчал. Более того, Коллинз не услышал даже характерного шороха задействованной линии.
Одна из ламп на потолке неожиданно погасла, за ней вторая. Кабина освещалась теперь лишь тусклой аварийной лампочкой под пластиковым покрытием потолочного люка.
- Э-э, мистер Коллинз, - тихо пробурчал полковник, - не забыли ли вы еще одно имя?
Он фальшиво засмеялся и снова несколько раз резко нажал клавишу связи без всякого результата.
Где-то снаружи раздалось едва уловимое шипение, и к ногам Коллинза через дверную щель поползли клубы белого пара. Едкий запах Коллинз узнал мгновенно. Этот газ он сам применял в Гонконге в 1989 году, когда не было иного способа выкурить забаррикадировавшегося на чердаке террориста, уже успевшего ранить из винтовки двух оперативников группы захвата. При низкой концентрации газ не являлся смертельным, но в замкнутом пространстве лифта все будет кончено меньше чем через минуту. Потом двери откроют для проветривания. Полицейский врач констатирует смерть от сердечного приступа.
Коллинз лихорадочно выхватил из кармана носовой платок, прижал к лицу. Сухой платок бесполезен... Полковник, ломая ногти, сорвал замки чемодана, выхватил бутылку виски. Свинчивать пробку означало потерять несколько драгоценных секунд.
Коллинз с силой ударил горлышком бутылки по замку кейса и, полив платок дорогим "Баллантайном", закрыл нос и рот. Краткая передышка получена.
Удерживая платок левой рукой, полковник правой подхватил чемодан и принялся колотить им в потолочный люк. Пластик треснул и рассыпался, осколки усеяли пол. На пятом ударе хрустнул замок. Коллинз вытолкнул крышку люка, бросил платок, подпрыгнул и уцепился за край отверстия.
Ядовитый дым уже доходил до колен. Аварийная лампочка, держащаяся после атаки полковника на хилом проводке, мигнула пару раз и погрузила кабину во тьму. Но Коллинз выбрался на крышу лифта.
Шахту освещал ряд неярких ламп - по одной на каждом этаже. Коллинз уцепился за трос и, упираясь ногами в шероховатую кирпичную стену, добрался до девятого этажа, где попытался одной рукой раздвинуть сомкнутые створки. Бесполезно.
Они стояли насмерть. Напряженно работавший мозг подсказал другой выход. Исследовав сплетение кабелей, змеящихся по стене, Коллинз отыскал ограничитель, включавший электромотор открывания двери, когда лифт останавливался. Беда заключалась в том, что ограничитель представлял собой не кнопку или рубильник, а два обнаженных медных контакта на расстоянии сантиметров восемь один от другого, соединяемых соответствующим устройством на внутренней двери лифта. Чтобы замкнуть их, требовался металлический предмет.
Взгляд полковника упал на циферблат часов.
Сначала он подумал об опоздании на самолет и мысленно усмехнулся. Газ просачивался через открытый люк лифта, запах усиливался. Еще полминуты - и Коллинз вообще никуда не успеет. Но часы... Часы на широком металлическом браслете!
Несколько долгих секунд ушло на то, чтобы одной рукой снять, точнее стряхнуть браслет и прижать его к медным контактам. Коллинза тряхнул электрический удар, посыпались искры. Но дверь на свободу уже торжественно раскрывалась, подобно вратам рая. Полковник оттолкнулся от стены и выбросился из шахты. Створки немедленно сомкнулись вновь.
Коллинз, шатаясь, вышел на балкон, опоясывающий здание, ухватился за перила - он дышал, он был жив!
Внизу взревел двигатель мощного мотоцикла.
- Нет! - выругался Коллинз и бросился к другой стороне площадки, с которой был виден подъезд дома. "Харлей-Дэвидсон" уносил мотоциклиста в черном шлеме.
- Нет! - еще раз стукнул кулаком по перилам Коллинз. Но неудавшемуся убийце он уже помочь не мог. Мотоциклист скрылся из виду, а еще через пару минут до Коллинза донеслось глухое эхо взрыва. Неизвестные противники ЦРУ не изменили себе и на этот раз.
На стоянке Коллинз уселся в свой "Ягуар", хлопнул дверцей. Часы на приборной доске утверждали, что если очень и очень поторопиться, на парижский рейс можно успеть.
Чертовски, конечно, жаль, что не удалось задержать наемника, но количество улик все растет, и работающие с перегрузкой компьютеры ЦРУ рано или поздно выдадут результат. Не следует недооценивать и возможностей полиции, вернее, многих полиций - итальянской, немецкой, французской, сент-питерсбергской, занятых каждым из преступлений. Неважно, кто первым выйдет к финишу. Там или здесь - где-то среди многочисленных нитей и ниточек одна или несколько приведут к разгадке.
Это неминуемо, важно лишь время - лишний день, лишний час промедления играют на руку террористам. Понять это совсем нетрудно, хотя никто в ЦРУ не знает, что за противник перед ними.
13
В ресторане "Латойя" было полутемно, и в полном соответствии с названием в динамиках бухало диско Латойи Джексон. Коллинз сидел за угловым столиком над тарелкой седой - таким "оригинальным" словом он определил принесенное официантом нечто, разглядеть которое в полумраке не представлялось.
Перед этим он позвонил Корину в триста двадцатый номер "Лиона" и назначил встречу с ним чуть позже и не в официальном парижском представительстве ЦРУ, а в снятой на подставное лицо квартире на бульваре Клиши. Коллинз с одобрения руководства решил не посвящать в происходящее местное отделение. Совсем исключить гласность в столь масштабном деле было невозможно, но чем меньше поднимется шуму, тем лучше. По той же причине полковник приказал двум агентам выйти с ним на контакт не в офисе, а в ресторане. Учитывая, что парижское задание Эпилгейта было конфиденциальным и он также не входил в соприкосновение с местными сотрудниками, оставалась надежда сохранить миссию Коллинза хотя бы в относительной секретности.
Но никто не мог сохранить в тайне сам факт убийств офицеров ЦРУ. Коллинз удивлялся, почему до сих пор молчит пресса. Наверное, немало рычагов пришлось нажать генералу Стюарту, да и директору Каренсу, действуя на международной сцене через госдепартамент. Однако заткнуть рот всем и надолго не удастся, полковник отдавал себе в этом отчет.
В зале ресторана появилась высокая фигура Кристофера Шеннона. Он оглядел столики, широко улыбнулся и двинулся к углу, где устроился Коллинз.
Шеннону только что исполнилось тридцать лет, но он уже зарекомендовал себя одним из перспективнейших работников в стратегической обойме ЦРУ. На прошлой неделе он вернулся из Ирландии, где блестяще провел операцию по освобождению захваченного боевиками Ирландской республиканской армии американского дипломата. Тяжеловатые черты ирландского лица Шеннона несколько старили его, что нисколько не беспокоило Кристофера, а напротив, вызывало у него ощущение дополнительной значимости. Самому Шеннону на внешность было наплевать, а вот на оппонентов его суровость производила впечатление.
- Добрый вечер, сэр. - Шеннон опустился на скрипнувший под его немалым весом стул и немедленно закурил. - Как, по-вашему, что мы здесь делаем?
- Защищаем свободу и демократию, - без улыбки ответил Коллинз и наполнил рюмку гостя.
Гул мужских голосов в зале как по команде стих, все головы одновременно повернулись к дверям. В проеме эффектно возникла двадцатишестилетняя медноволосая красавица мисс Лигейя Маллиган в обтягивающем донельзя брючном костюме.
