Среди тогдашней научной интеллигенции шли нескончаемые разговоры о Розеттском камне, недавно экспонированном в Британском музее. В это время Ост-Индская компания выставила в залах своей лондонской конторы несколько месопотамских кирпичей, покрытых клинописью. Не удивительно, что дешифровка давно забытых письменностей, обещающих раскрыть многие тайны истории, волновала студенческую молодежь.
Однажды среди студентов в присутствии Гротефенда и Фиорилло разгорелся спор:
-- Георг, ты мастер разгадывать ребусы, -- обратился к своему другу Фиорилло. -- Может, попробуешь разгадать тайну клинописей, как называет их старик Кемпфер.
-- То, что придумал один человек, другой всегда может разгадать, -ответил Гротефенд.
-- Разгадать клинопись! Этого никто и никогда не сможет сделать! Пообещать можно все...
Гротефенд вспылил.
-- То, что придумал один... -- начал он свою излюбленную фразу и не закончил.
Его перебил какой-то бурш.
-- Этого вам не разгадать! -- захохотал он.
И тогда Гротефенд заключил пари, что прочитает хотя бы отрывок из персепольской надписи.
ГОРЬКАЯ ПОБЕДА
Гротефенд принял вызов не сгоряча. Загадка клинописи давно привлекала его внимание. Он много читал, знал письма Пьетро делла Валле и переписанные им знаки. Видел клинописи, срисованные Карстеном Нибуром, Шарденом, Кемпфером. Читал интересную статью немецкого ученого Тихсена, который высказал предположение, что персепольская надпись сделана на трех языках и что косой клинышек отделяет одно слово от другого.
Фиорилло принес другу еще две книги, одну -- датского ученого Мюнтера, вторую -- знаменитого французского ориенталиста Сильвестра де Саси, учителя Жана-Франсуа Шампольона.
На стене в Персеполе было три текста. Держава Ахеменидов объединяла под своим владычеством много стран и народов. Поэтому, возможно, надпись сделана на трех ведущих языках. И один из них, несомненно, персидский. Который? Вероятнее всего, тот, на котором сделана верхняя надпись.
Внимательно вглядывается Гротефенд в эту надпись и выделяет в ней две группы знаков, очень одна на другую похожих, но кое в чем и различных.
"Это, видимо, две фразы, -- решает он. -- И в обоих встречаются почти одинаковые группы клиньев".
Одна группа клиньев встречалась в первой фразе три раза, во второй -четыре. Какие слова могут повторяться так часто?
Умение логически мыслить помогало Гротефенду при решении ребусов. Помогло и сейчас. Он приходит к выводу, что надпись могла быть сделана только по приказу царя. Это так называемая царская надпись. И вероятно, повторяющееся слово -- царь.
Еще одна особенность бросается в глаза: в похожих группах клиньев не во всех одинаковое количество знаков. Гротефенд делает еще один правильный вывод: лишние знаки означают падежные окончания.
Но о ком из персидских царей говорится в надписи? Мюнтер считает, что надпись в Персеполе высечена в эпоху правления Ахеменидов. Стало быть, надо искать в ней имена царей из этой династии.
В III -- VI веках в Персии царствовала династия Сасанидов. Де Саси приводит несколько сасанидских надписей, в которых встречаются имя и титул царя: "Такой-то, царь великий, царь царей, такого-то царя сын, Сасанид". Гротефенд предположил, что титулы царей остаются неизменными на протяжении веков. Возможно, и в персепольской надписи та же форма, надо только узнать, кто из царей Ахеменидов в ней упоминается.
Благодаря Геродоту Гротефенд знал имена царей из этой династии.
Первое предложение схематично должно выглядеть так:
"X, царь великий, царь царей, Y сын, Ахеменид".
Второе:
"Z, царь великий, царь царей, Х царя сын, Ахеменид".
Оба Ахеменида, оба цари царей. Но только тот, кому посвящена вторая надпись, был еще сын царя. А первый не был царским сыном.
Среди самых прославленных правителей Персии только Дарий и Кир не были царскими сыновьями. Дарий был сыном Гистаспа, Кир -- Камбиза. Последние два имени начинались одинаково, с буквы К. А имена сына царя и его отца написаны разными знаками. "Оставались только Дарий и Ксеркс, и их имена так прекрасно укладывались в схему, что у меня не было больше никаких сомнений", -- пишет Гротефенд.
Из Авесты -- собрания гимнов, молитв, изречений, легенд древних иранцев -- он узнал, как произносились имена этих царей в те времена, когда была высечена надпись в Персеполе. Количество знаков совпадало.
4 сентября 1802 года на заседании Геттингенского научного общества Гротефенд доложил о своих выводах. Два предложения из персепольской надписи он перевел:
"Дарий, царь великий, царь царей, Гистаспа сын, Ахеменид". "Ксеркс, царь великий, царь царей, Дария царя сын, Ахеменид".
Казалось, Геттинген должен был ликовать -- в его стенах сделано такое гениальное открытие! Не тут-то было. Геттингенские "Ученые записки" отказались напечатать работу Гротефенда. Он, видите ли, не востоковед и не имел звания профессора. Лишь в краткой заметке кратко сообщалось о работе, положившей начало дешифровке клинописи. Полностью опубликована она была только в 1893 году, спустя девяносто лет после сделанного Гротефендом доклада.
Персидская клинопись -- это фонетическое письмо, как предположил еще Карстен Нибур, оно близко к алфавитному, с некоторыми элементами слогового. Персы позаимствовали у вавилонян только форму письменных знаков -- клин. Письменная система персов состояла из тридцати шести фонетических знаков, пяти идеограмм и знаков словораздела.
Гротефенд определил тринадцать знаков персидской клинописи. Полностью расшифровал ее англичанин Раулинсон.
ГЕНРИ КРЕСВИК РАУЛИНСОН
Сэр Генри Кресвик Раулинсон был страстным спортсменом всю жизнь. И не только на спортивных площадках. Если приходилось что-нибудь разгадать -древний язык или шпионскую тайнопись, -- делал он это со спортивным азартом.
Был авантюристом, искателем приключений, карьеристом и одновременно выдающимся ученым, настоящим исследователем, одним из первых ассириологов.
В шестнадцать лет Генри едет в Индию служить в войсках Ост-Индской компании. И на корабле знакомится с губернатором Бомбея Джоном Малькольмом. Было у сэра Джона хобби -- увлекался культурой Древнего Востока, особенно Персии. Во время продолжительного плавания рассказывал он своему молодому спутнику о прошлом Персии, о ее поэзии и пышных дворцах, о таинственных письменах, высеченных на стене Персеполя и на отвесных утесах. На всю жизнь Раулинсон увлекся романтикой прошлого этой страны. Правда, любовь к персидской поэзии не помешала ему позже, когда он был военным советником персидского шаха и тайным агентом английской разведки, натравливать народы любимой страны друг на друга, сеять раздоры между Персией и Афганистаном.
Жизнь Раулинсона похожа на приключенченский роман: майор персидской службы и командир конницы, которая победоносно сражается при Кандагаре в Афганистане. Консул в Багдаде и английский посол в Тегеране. Правительственный советник во время пребывания персидского шаха в Лондоне, член английского парламента. И всегда, везде и повсюду -- политический агент Британии.
И один из выдающихся ассириологов своего времени.
Раулинсон прожил в Персии много лет. Куда бы ни бросала его бурная жизнь, он всякий раз возвращался в полюбившуюся ему страну. Кроме исполнения своих служебных обязанностей -- явных и тайных, -- все свободное время он посвящал изучению персидского языка, персидских древностей. Но чтобы изучить историю, надо было прочитать древние письмена, только они могли рассказать о давно прошедших временах. В те годы дешифровка клинописи только начиналась. Раулинсону, с его неистовой натурой, захотелось и здесь попытать счастья. Умение разведчика пользоваться тайнописью, толковать секретные шифры пригодилось ему.
Прежде всего необходимо было найти клинописные тексты.
Раулинсону часто приходилось путешествовать по стране. Преимущественно верхом на лошади.
В один из дней 1835 года он ехал по дороге, пролегавшей между Керманшахом и Багдадом. Это была старинная дорога, которая когда-то вела из Мидии в Вавилон. Раулинсон не торопился, любуясь живописными Загросскими горами...
Он знал: где-то здесь поблизости должна находиться так называемая Бехистунская скала, покрытая древними письменами. Вот и она!
Прирожденный наездник, он ежедневно скачет на коне из Керманшаха к Бехистунской скале. У основания скалы, на которой была высечена надпись, Раулинсон заметил небольшой карниз. Правда, на высоте ста метров! Но для настоящего спортсмена это не преграда. Он карабкается по отвесной скале, взбирается на довольно узкий карниз. В одной руке записная книжка, в другой -- карандаш.
И ежедневно срисовывает несколько знаков. Изо дня в день. Из года в год.
Наконец надпись, идущая вдоль узкого карниза, списана. Теперь приходится работать, держась за переброшенную над пропастью лестницу или вися, будто в люльке, ежеминутно рискуя сорваться, разбиться об острые камни, сломать шею... Ничто не пугает Раулинсона, ничто не останавливает его. Только англо-афганская война, начавшаяся в 1838 году, прервала работу. После войны Раулинсон мог оставаться в Индии. Но он отказывается от блистательной карьеры и в 1844 году становится английским консулом в Багдаде. И опять скачет на коне к Бехистунской скале, снова взбирается по шаткой лестнице...
