—… наказывает. Вот ему тоже досталось, хотя он хороший человек. Но слушает людей плохих. И им верит. Почему человек не видит тех друзей, которые ему по-настоящему друзья, а врагов своих возвышает? Почему?
— Вы давно знаете Варягина? В близких с ним отношениях?
— Да ни с кем я не могу быть в близких отношениях! Я навязываться не умею. Видите ли, в результате эволюции гомо сапиенс постепенно переродился в эго сапиенс. Человек разумный стал эгоистом разумным. «Я» прежде всего, а с остальными надо поступать в интересах своего «я». И получается, что люди хорошие только с теми, кто выгоден. Отсюда и доброта эгоистичная, с выгодой, с подтекстом. А я словно и не эволюционировал вместе с прочими, остался так сказать, на первой ступени, а потому никак не могу приспособиться. Когда хочешь кому-то стать другом, то получается все наоборот. Люди правду и искренность до себя не допускают. А вдруг да от этой правды будет больно? Боли никто не хочет, душу, значит, на замок. Как сблизиться с понравившимся тебе человеком, тем более что он начальник, а ты никто?
— Теперь вы почувствовали равенство, и решили с ним сблизиться?
— Да. Я к нему зашел. По-дружески. Помощь предложил.
— Очень хорошо.
— Да ничего хорошего! Он, ведь, мучается, страдает. Но думает, что ему только деньги нужны. Получит деньги, вновь побежит по тому же кругу. Все эти люди вновь к нему вернутся и будут пользоваться.
— А что, по-вашему, может облегчить его страдания?
— Бросить все, фирму продать, квартиру тоже. Я ему домик в деревне предлагаю. Тишину, покой. Разве плохо?
— А если он не хочет?
— Ему покой нужен, — упрямо сказал Михаил Борисов. — Сейчас, как никогда нужен покой. И я ему помогу.
— Вы лекарства какие-нибудь употребляете?
— Лекарства?
— Ну, я к тому, что если буду выписывать вам успокоительные таблетки…
— Выписывали уже. И успокоительное, и снотворное.
— Пьете их? Таблетки?
— Нет. Не пью.
— Почему?
— Да не хочу я успокаиваться! Я переживаю. За людей.
— Скажите, а кто вам их выписывал?
— Доктор. Невропатолог.
— По причине?
— Я вроде бы, когда сильно нервничаю, агрессивным становлюсь. То есть, не всегда конечно, а если здорово припечет.
— Что значит, припечет?
— Ну, припечет. Сам не знаю, как это происходит. Но, вроде бы, когда я сильно нервничаю, меня трое человек не могут удержать. Сила какая-то просыпается. Когда мне за кого-то очень уж надо заступиться.
— Интересно. И как она проявляется, эта сила?
— Дверь могу, например, запертую плечом вышибить. Запросто.
— А человека убить? Врага?
— Врага, наверное, могу.
— А того, кому успокоение надо?
— Не знаю. Не пробовал.
— Когда сильно нервничаете, в каком вы состоянии? Помните потом что-нибудь?
— Не особо. Это импульс. Чувствуешь себя ружьем после отдачи. Сначала будто выстрелил, а потом назад отбросило. Вы мне таблеток не выписывайте. Не помогает. Я лучше в коридорах полчаса посижу, и успокоюсь. Может, мне не везет просто? А?
— Как вы себя сейчас чувствуете?
— Вроде бы полегче. Полегче, да.
— Вы должны ко мне приходить и дальше. По крайней мере, два раза в неделю.
— Да. Я понимаю.
— Если у вас нет денег…
— Деньги есть. Жена умерла, так наследство осталось. Матери ее квартира. Я квартиру продал и живу. Только не так уж много осталось, если Варягину дать, так ему не хватит.
— Отчего умерла жена?
— Из окна упала.
— Из окна?!
— Мыла стекло весной, как раз под Пасху, года три назад, и упала.
— А вы что в это время делали?
— Телевизор смотрел. Виноват.
— Вас в милицию вызывали?
— Само собой. Как же? Если несчастный случай произошел, всегда вызывают.
— И какой вердикт? Вас пытались в чем-то обвинить?
— Да куда там! — Борисов махнул рукой. — Кому надо обвинять, если несчастный случай! Дело-то в милиции не так просто открывают. Ну, упала и упала. Таблеток моих напилась.
— Таблеток?
— Ну да. Понервничала, и напилась. Все насчет моей работы переживала. Меня как раз с очередного места попросили. Ну, Валентина и распсиховалась. Женщины, они такие. Таблеток-то больно много выпила, полезла окно мыть, да ее на солнышке и сморило. Десятый этаж… Два часа я у вас сижу. Пойду уже.
Люба машинально взяла протянутые двести рублей.
— Может, вы больше берете? Я могу…
— Нет-нет. Все в порядке. Все в полном порядке.
— Когда мне в следующий раз?
— А когда у вас есть свободное время?
— Да в пятницу.
— Очень хорошо.
— В пять часов?
— Пусть будет в пять.
— Так я вас того… Проблемами своими не шибко загрузил?
— Всего хорошего, — Люба не выдержала и улыбнулась. Какой странный человек! И эта странная история, с таблетками, с его женой…
… — Обостренное чувство справедливости, -сказала она вечером Стасу
— Что-что?
— Я говорю, что обостренное чувство справедливости тоже может привести человека к преступлению. Тебе не кажется?
— Мне кажется, что в эти выходные мы никуда не поедем. То есть, на дачу. Погода портится.
— Значит, о работе не желаешь разговаривать?
— О твоей или о моей?
— Ну, о моей мы никогда не разговаривали, а вот о твоей…
— Мне не нравится твой тон.
— Почему?
— Такое чувство, что ты собираешься вскрыть мне череп и посмотреть, что творится в моей бедной голове. Я на трепанацию не напрашивался. Оставь это.
— Как хочешь. Не поедем, так не поедем. Людмилу будем по телевизору смотреть.
— Все-таки, некоторым в жизни везет, а?
— Кто себя везет, тому и везет.
— Мудро. Сама придумала?
Люба чуть тронула его мягкие волосы. В самом деле, что это она? Все о работе, да о работе. Вкусненького ему что ли приготовить?
— Иди уж телевизор смотреть, я Люське позвоню.
Почему-то все время хотелось набрать прежний номер. Никак не могла привыкнуть к тому, что лучшая подруга переехала в новую квартиру. Вот только стало ли у нее меньше проблем?
Гудки.
— Алло?
— Здравствуй, Петя.
— Здравствуйте, тетя Люба. Вам маму позвать?
— А она дома?
— Дома. — Издалека голос подруги: «Меня? Дай сюда!»
— … Любаша? Это ты?
— Да. Как твои дела?
— Вот уж сразу о делах! — Люська-Апельсинчик была в своем репертуаре. Стало ли меньше у нее проблем, пока неизвестно, а вот чувства юмора не убавилось, это точно.
— Как твои? Как муж, как сын?
— Кушают хорошо, — хихикнула Люська. -А хороший аппетит — признак душевного равновесия. У тебя что-то случилось?
— Вроде бы нет.
— А я уж думала, мне надо опять кого-то выслеживать. С тех пор как одно приключение принесло мне удачное замужество, а второе славу и любимую работу…
— Во второе ты сама ввязалась.
— Так вот с тех самых пор я не против. Хотя, чего еще желать? Разве много денег, чтобы с долгами рассчитаться?
— Слушай, ты водишь машину?
— Машину? Пока нет.
— Ну и слава богу.
— Сережа водит.
— Нет, Сережа не подойдет.
— Вообще-то у меня есть права. Я вожу машину, только муж свою не дает.
— Нет, Люсенька, не надо. Кстати, как поживает твоя знакомая?
— Какая знакомая?
— У которой депрессия на почве несчастной любви?
— Ах, Лариса! Ничего себе поживает. Только она не знакомая, просто соседка по лестничной клетке. На новой квартире, куда мы переехали. Надо же налаживать контакты. О чем жалею, так это о прежних соседях. Так мы здорово общались!… Слушай, ты в гости, когда приедешь?
— Так ты же все время занята.
— Это ты все время занята. Короче, приезжай. И Лариса зайдет. Не знаю, как там у нее с любовью, но насчет поддержать компанию все в полном порядке. Компанейская баба.
— Слушай, я у тебя спросить хотела: что бы такого вкусненького приготовить?
— Вкусненького? У тебя новый любовник, что ли?
— Нет, пока старый.
— Ну и на кой черт его вкусно кормить, если никак предложение не сделает? Ты, наоборот, не давай ему есть, пока в загс не отведет. Послушай совета женщины, которая побывала замужем бессчетное количество раз.
— Так и не отведет никогда, если не накормлю.
— А ты по вечерам рассказывай, какие знаешь замечательные бабушкины рецепты…
— А то он не в курсе, что я готовить не умею!
— Господи, ну сделай вид, что притворялась до сих пор! Ты, Любаша, прямо как ребенок! Нет, тебе непременно надо приехать ко мне в гости! И как можно быстрее! Я тебя проинструктирую, а то период ухаживания у твоего Самохвалова слишком уж затянулся.
— Почему обязательно женщине нужно выходить замуж? — кисло спросила Люба.
— Очевидно такова сущность этого явления, -отрезала Люська и повесила трубку.
«Тьма происходит преимущественно от недостатка света», — тут же вспомнила Люба. Общение с Алексеем Градовым повлияло на Люськин лексикон. Кстати, где он теперь? Пути Господни неисповедимы, может, и объявится.
