– он весь покрыт шрамами. А также Головорез всегда носил с собой… катану. Да, самую настоящую катану.
«Ниндзя хренов»
Но также Головорез отличался… своей неимоверной жестокостью.
Подойдя к Пиле, он одним взмахом катаны отрубил ему руку… Пила заорал «как резаный». Стоп, так он и был…
Палец стал давить на спусковой крючок. Выстрел! Головорез замертво упал.
– Есть!.. – сказал мне Шон. – И…
Я повернул прицел на Пилу.
«Прости, друг…»
Я нажал на спусковой крючок. Грохнул выстрел. Пила свесил голову, и, будто по команде, перестал орать.
– И куда дальше? – спросил меня Шон.
Толпы каннибалов, увидав, где мы находимся, побежали за нами.
Я жалостливо посмотрел на Шона. Взгляд будто говорил:
«Вот и все, Шон… Вот и все…»
***
Лето 2045 года.
Напротив коменданта сидит один из разведчиков. Они угрюмо на друг друга смотрят, после чего комендант начинает разговор:
– Он сдох?
– Что?.. – разведчик вздрагивает, неожидав такой резкости от коменданта. – Кто? Кто сдох?
– Педофил этот…
– Головорез?
– Тьфу ты… – комендант явно сердился. – Он то точно сдох… Я слышал уже. Я про Чистильщика.
– А… а… – разведчик смотрит за спину коменданта, явно шокировавшись.
– Что, дар речи потерял? Чистильщик сдох, я тебе говорю?
Разведчик указывает за спину коменданту. Комендант разворачивается.
Распахнутое окно, из которого идет снег. Темная фигура в маске, и уже до боли знакомым всем винторезом. Это был Чистильщик.
– Твою… мать… – последнее, что сказал комендант, за секунду до того, как в него прилетела свинцовая пуля из «Вини»…
На грохот выстрела пришли люди. Что же они увидели? Распахнутое напрочь окно, и мертвых коменданта и разведчика. А, не только: на листке бумаги было написано: «Вы убили Марию – Чистильщик убьет вас»
***
Я вышел через окно, что было в кабинете главнокомандующих. Ну, как главнокомандующих, теперь уже ничейного.
Вынудили меня предать своих друзей, ради того, чтобы спасти жизнь Марии. Я повелся. Теперь, удумав, что я умер, они пристрелили Машу. Черти поганые!
Ничего… Сейчас круг радиации сузится еще, и все мы тут сдохнем! Он уже вышел из лесов, добравшись до Березовки. Теперь он активно продвигается на правый берег, и вот-вот уже дойдет до левого, нашего.
Но не только он тут есть. Круг радиации, что был на Октябрьском, уже поглотил весь Центральный район, и вот-вот поглотит и Железнодорожный. Но, можно считать, уже поглотил – там уже никого нет.
Радиация поглотит весь Красноярск, и все, это конец. Больше ничего нет…
Красноярск 2045: Изгой
Целое приключение, похоже на то. Серость и мрак домов пускай и нагнетала, но воинский дух, как говорил комендант Пи, всегда посильнее любой атмосферы. Нет это правда. Будто бы я из какой-нибудь фантастической, но в то же время и мистической истории. Грязные лохмотья на мне, сумка с какими-то мелкими принадлежностями, и пистолет. Нет, ну целый Странник из государств метрополитена нашелся. Что ж, их выбор, сидеть и пахать в метро и не заметить, как пролетела жизнь, или жить как вольная птица, но питаться из мусорки.
Они считают нас каннибалами, но разве можно делать выводы о том, кем ты никогда не был? Разве можно делать выводы о ситуации, которая для тебя является чужой. Ситуации – словно дети, ты проживаешь их только тогда, когда они твои. Трудно им понять, что нет добра и зла? Ведь правда же, существует лишь твой собственный жизненный опыт. И у кого его больше: у человека, просидевшем в тоннеле всю жизнь, или у вольной птицы?
Они заводят себе детей, не понимая, что сами как дети. Ну можно ли создавать новую жизнь там, где ты не смог благополучно сформировать свою собственную? Детей нужно заводить только тогда, когда есть у него какая-то опора. Отец, который готов стоять за него стеной. Единственное, на что можно опереться в метро, так это на стены этого метро и удачу, чтоб не упали хоть они.
Ладно, не берите в голову, возьмите в руки – дальше унесете.
Моя жизнь интереснее – оправдание слабого, но хотя бы не безнадежного. Моя жизнь интереснее. Мне не нужно отчитываться перед бесполезным начальством, насколько я полезен. Я сам себе начальство. Быть полезным – удел больных и увядающих. Сильный принимает только благодарность.
Сильный я… Наверное… Я запутался… Я «Изгой»… Это не звание, это мое имя…
– Изгой! – прокричал я свое имя на всю улицу.
Да будет так!
***
Сидев в баре, я сначала наблюдал за дракой двух мужиков, а потом стал просто смотреть в пол. Делать нечего, скучно, только сиди и смотри по сторонам.
Тут вдруг какой-то мужик присел рядом и сказал:
– Пацан, мне историю рассказать некому… Друг вчера умер, понимаешь? Могу ли я рассказать ее тебе?
Я, не задумываясь, ответил:
– Давай, чувак.
Он начал:
– Помню, далеко в детстве, когда не было еще в Красноярске вот этой всей ситуации, мы с мамой любили путешествовать по различным местам. Я был мелкий, любознательный, мама же не хотела, чтобы я эту любознательность терял, всячески подогревая такими походами мой интерес к миру. И вот однажды мы решили пойти в цирк. Я был так рад! Знал бы ты, как я был рад! Я первый раз в жизни ехал в цирк, представляешь? Мы были в зоопарке, в дельфинарии, центральном парке, но не были никогда в цирке, и вот этот момент настал! При словах мамы: «Выезжаем!» Я стал лихорадочно собирать вещи, готовиться, даже еще раз пролистал книжку с различными животными, что у меня была. И вот, ожидая маму на пороге, я начал уже представлять, как я там буду сидеть и смотреть на всех этих удивительных животных. Но мамы все не было и не было. Я решил пойти и посмотреть, где там она… Пройдя в коридор, маму я нашел… но… она была скелетом… как и все… Я не знаю, как я выжил, но я выжил. Выжил, как ты и все остальные, и теперь обречен лишь догадываться вместе со всеми, что произошло. А чуть позже понял, что самое удивительное животное, это человек…
Это явно засело ему в душу. Да как тут не засесть… У всех тут было непростое детство. Но я не спешил ему это говорить, ведь перевод или гнет только ухудшает обстановку. Да рано или поздно, когда все уладится в его жизни, он и сам подумает об этом. В такие
