Фитовео оскалился, повернулся к Киджи и издал боевой клич, от которого у Мапидэрэ похолодела кровь.
– Только не совершай ошибки, принимая мою сдержанность за слабость, – ответил Киджи. – Прошли столетия с тех пор, как мой сокол выклевал твои глаза, так что тебе пришлось заменить их камнями. Ты снова хочешь ослепнуть?
– Вы только послушайте себя! – Кана неблагозвучно рассмеялась, и Киджи поморщился. – Когда мы в последний раз сражались, я сожгла все волосы на твоей голове и у тебя остались лишь эти смехотворные бачки. Теперь я с удовольствием оставлю более глубокие шрамы…
– …Или заставлю тебя потерять нечто большее, чем отмороженный мизинец, – заговорила Рапа.
Ее очаровательный холодный голос делал угрозу еще более страшной.
Мапидэрэ, рухнув на землю, пополз на четвереньках к статуе Руфиццо из Фачи, бога жизни, медицины и зеленых лугов, и схватил большой палец его ноги двумя руками, но холодный металл не принес успокоения.
– Властелин Руфиццо, – вскричал Мапидэрэ, – защити меня! Прекрати вражду между твоими братьями и сестрами.
Печальные глаза Руфиццо, высокого длинноногого юноши в плаще из зеленого плюща, ожили, он аккуратно тряхнул ногой, отбросив Мапидэрэ в сторону словно комок грязи, встал между Киджи, Фитовео и близнецами и заговорил голосом мягким и успокаивающим, точно озера, напоенные водопадами Руфиццо, чья вода оставалась горячей круглый год, несмотря на холодный климат высокогорья Фачи:
– Хватит вставать в позу, братья и сестры. После войн Диаспоры, во время которых нашей матери причинили много боли, мы дали клятву, что боги больше не станут вредить друг другу, и Моано тому свидетель. При войнах Мапидэрэ мы сохраняли мир между собой – негоже и сейчас нарушать наши клятвы.
Лежавшего на земле Мапидэрэ успокоила речь Руфиццо. Он вспомнил, как после легендарных кровопролитных войн Диаспоры, когда боги сопровождали древних героев ано на поля сражений, братья и сестры обещали больше никогда не поднимать оружие друг против друга и с тех пор вмешивались в дела людей только косвенно, при помощи убеждения, обмана, вдохновляющих речей и пророчеств. И еще боги дали слово не вступать в прямые схватки со смертными воинами, а действовать через людей.
Вдохновленный тем, что связанные клятвой боги не могут причинить вред простому смертному, Мапидэрэ встал и обратился к Руфиццо:
– Из всех богов именно ты должен понимать, что я посвятил свою жизнь войне, которая должна была покончить со всеми войнами.
Он говорил хрипло, но громко, собрав все силы своего дряхлого тела.
– Ты пролил слишком много крови, – вздохнул Руфиццо, и его пави, белый голубь, заворковал.
– Я проливал кровь, чтобы избежать еще больших жертв, – настаивал на своем Мапидэрэ.
Смех, дикий как торнадо, непредсказуемый словно водоворот, послышался из-за спины императора. Это был Тацзу, меняющий форму бог Гана, с гибкой фигурой, в тунике из рыбьей чешуи, украшенной поясом из акульих зубов.
– Мне нравится твоя логика, Мапидэрэ, я хочу еще тебя послушать. – Его пави, огромная акула, выпрыгнула из водоворота у его ног, и ее челюсти раздвинулись в смертельном оскале. – Ты значительно пополнил мою коллекцию утопленников и затонувших сокровищ.
Между тем водоворот у ног Тацзу становился все больше, и Мапидэрэ метнулся в сторону. Хоть боги и обещали не обращать свой гнев на смертных, Аруано, великий законодатель ано, отмечал, что законы, связывающие людей и богов, оставляют место для толкования. Богов наставляла их мать Дарамеа, Источник-Всех-Вод, и они управляли всей природой: Киджи повелевал ветрами и штормами; Рапа в течение веков следила за ледниками; Кана контролировала извержения вулканов… Если смертные оказывались на пути могущественных сил природы вроде знаменитых водоворотов и его могучих течений Тацзу, их смерть не считалась нарушением обещаний.
Мапидэрэ совсем не хотелось проверять, как Тацзу, самый непредсказуемый из богов, трактует свои обещания.
Тацзу рассмеялся еще громче, и огромная акула погрузилась в водоворот у его ног, однако вода перестала прибывать и земля превратилась в зыбучие пески, такие же черные, как зловещие ловушки побережья Луто. Мапидэрэ погрузился в них по шею и обнаружил, что не может дышать.
– Я всегда почитал всех вас… – Это был не голос, хрип, и его почти заглушил пронзительный смех Тацзу. – И лишь пытался сделать мир людей идеальным, близким вашему.
Луто, бог Хаана, коренастый старый рыбак, чья кожа была темной, как только что затвердевшая лава, поднял ногу со своего пави, гигантской морской черепахи, бросил рыболовную сеть и вытащил Мапидэрэ из песков.
– Зачастую между идеалом и злом нет четкой границы.
Слова Луто показались Мапидэрэ лишенными смысла, но чего еще можно было ожидать от бога обмана, математики и предсказаний, чьи владения всегда оставались выше понимания смертных.
– Тацзу, ты меня удивляешь, – сказал Луто, и его мудрые карие глаза заискрились задором, что никак не вязалось с возрастом. – Я не ожидал, что ты встанешь на чью-то сторону в приближающейся войне. Значит, Киджи против близнецов, Фитовео и тебя?
О Мапидэрэ забыли, и он почувствовал, как сжалось его старое сердце.
«Значит, снова начнется война? Неужели вся моя жизнь прошла напрасно?»
– О, я не стану принимать чью-то сторону, тем самым ограничивая себя, – заявил Тацзу. – Меня интересуют лишь новые сокровища и кости для подводного дворца. Ты можешь считать меня наблюдателем, как Руфиццо. Вот только он хочет, чтобы погибло меньше людей, я же – наоборот. А что намерен делать ты, старик?
– Я? – Луто изобразил удивление. – Ты же знаешь, у меня нет таланта к войне и политике. Меня всегда интересовали алхимики Мапидэрэ.
– Верно, – усмехнулся Тацзу. – Думаю, ты просто тянешь время, чтобы присоединиться к победившей стороне, старый обманщик.
Луто улыбнулся, но ничего не ответил.
Тутутика, бесплотная богиня Аму, заговорила последней, и ее голос был таким же спокойным и приятным, как безмятежная поверхность одноименного озера. Речь златовласой богини с лазурными глазами и кожей цвета полированного грецкого ореха заставила смолкнуть остальных богов.
– Как самая младшая из всех вас и наименее опытная, я никогда не понимала вашего стремления к власти и кровопролитию и всегда хотела лишь одного: наслаждаться красотой своих владений и восхвалением своего народа. Почему мы должны враждовать и идти друг против друга? Почему не можем не вмешиваться в дела смертных?
Остальные боги долго молчали.
– Ты говоришь так, словно прошлое не имеет значения, – наконец сказал Киджи. – Тебе хорошо известно, как относились другие к народу Ксаны до того, как начались войны Мапидэрэ. Взгляни еще раз на обманутый народ, который долгие годы проливал кровь и терял богатства, пока больше не смог терпеть оскорблений. А теперь, когда к ним наконец стали относиться с уважением, как я могу отойти в сторону, если им снова угрожает опасность?
– Ты не можешь говорить только об истории своего народа, – сказала Тутутика. – Аму также жестоко страдал во время войн Мапидэрэ.
– Совершенно верно, – с торжеством согласился Киджи. – Если народ Аму снова начнет рыдать и попросит тебя о помощи, когда его братья и сестры умирают, неужели ты заткнешь уши и будешь наслаждаться закатами на острове Аралуджи? Несомненно, он станет еще прекраснее благодаря дыму и пеплу горящих городов.
Тутутика прикусила нижнюю губу и вздохнула.
– Интересно, это мы руководим смертными или смертные ведут нас за собой?
– Тебе не уйти от тяжелых аргументов истории, – заметил Киджи.
– Прошу тебя, оставьте Аму в покое.
– У войны собственная логика, сестричка, – сказал Фитовео. – Мы можем ее направлять, но не контролировать.
– Урок, который смертные должны получать снова и снова… – начала Рапа.
– …Но усвоить не в силах, – закончила Кана.
Тутутика обратила взгляд к забытому Мапидэрэ.
– Тогда нам следует пожалеть этого человека, чья работа будет уничтожена. Великих людей никогда не принимает их собственное время. А «великий» редко означает «хороший».
