При виде моей кислой мины мадам разражается кудахчущим смехом.
— Ты еще скажешь мне спасибо, — говорит она, обнимая меня за плечи. — Смотри! — Ее шепот щекочет ухо. — Смотри, как облака заплелись — словно девчачьи косички.
От холода, дыма и таблетки у меня на глазах выступают слезы, а когда я наконец их смаргиваю, форма облаков уже успела измениться. Но на лице мадам печаль. «Заплетены, как девчачьи косички». Наверное, она тоскует по своей умершей дочери сильнее, чем готова признаться. Эта мысль мне приносит неестественное удовольствие. Ее боль доказывает, что она все-таки человек.
Рыхлая земля под ногами оказывается теплой. Устройство Джареда наполняет ее гулом жизни. Я с неохотой признаюсь, что мне нравится ступать по ней босиком: меня то и дело посещает желание лечь прямо тут и заснуть.
Мы с Габриелем пытаемся засунуть прутья нашей гигантской клетки в землю. В нескольких шагах от нас Джаред с несколькими охранниками вбивает в землю шесты, готовясь поставить вокруг клетки шатер для вечернего представления.
У нас с Габриелем впервые за этот день появилась возможность побыть вдвоем — однако охранники все равно стоят достаточно близко, чтобы услышать наши слова. Я то и дело ловлю на себе взгляды Габриеля, его обветренные губы сжаты, словно он хочет что-то сказать.
— Давай, — говорю я шепотом, прижимаясь к нему сзади и помогая закрепить один из прутьев в земле. — В чем дело?
— Так мы действительно будем это делать? — шепчет он в ответ. — Участвовать в шоу?
Я берусь за следующий прут и нажимаю на него.
— Не вижу выбора.
— Я решил, что можно попытаться убежать, — говорит он. — Но тут ограда.
— С ней что-то не так, — откликаюсь я. — Ты не обратил внимания, что она шумит? Как будто гудит.
— Я думал, это звук от мусоросжигателя, — возражает он. — Вполне можно было бы попробовать.
Я качаю головой.
— Если кто-то заметит, нас посадят под замок.
— Значит, надо выбрать такой момент, когда нас никто не увидит.
— За нами все время кто-нибудь наблюдает.
Я украдкой смотрю на Джареда: он глядит в мою сторону, но тут же отводит взгляд.
— Думаю, можно передохнуть, — говорю я, стирая с ладоней остатки мерцающей золотом краски. — Надежнее эту клетку установить просто невозможно.
«LES TOURTEREAUX». Вывеска, изящная при всей своей примитивности, установлена перед новым шатром персикового цвета.
Мы стоим около клетки, а недовольные девицы зажигают вокруг нас благовонные палочки и фонари, от которых наши тени начинают танцевать. Поначалу мадам хотела, чтобы шатер был желтым, но потом решила, что персиковая парусина выигрышно оттеняет нашу кожу. По словам старухи, я бледна, как смерть. Габриель что-то мне шепчет, но из-за дыма и шума в ушах я ничего не слышу. На нем рубашка с рюшами — их все утро нашивала Сирень. А я буквально покрыта перьями: они закреплены у меня в волосах, а на спине превращаются в два огромных ангельских крыла. Краска еще до конца не высохла, так что на моих руках появляются водянистые цветные полосы.
Габриель обхватывает мое лицо ладонями.
— Мы еще можем убежать, — шепчет он.
У меня дрожат руки. Я качаю головой. Да, больше всего на свете мне хочется убежать, но нас вернут. Мадам, пребывающая в своей сказочной стране, созданной опиатами, обвинит Габриеля в шпионаже и прикажет его убить. И совершенно не ясно, что она сделает со мной. Мне повезло, что я похожа на ее умершую дочь. Из-за этого она симпатизирует мне, что, конечно, несправедливо по отношению к другим девушкам. Я чувствую, как между мной и мадам устанавливается осторожное доверие. Если удастся укрепить это доверие, появится шанс получить больше свободы. С Линденом это сработало, но здесь у меня надежд меньше. Сирень самая доверенная девица мадам. Ей поручают собирать деньги, вести обучение, распоряжаться нарядами и представлениями. Но я что-то не заметила, чтобы Сирень была к свободе ближе, чем все остальные.
Тем не менее расположение мадам лишним не будет.
— Просто поцелуй меня, — говорю я, закрывая нашу клетку на защелку и пятясь к центру.
6
Я совершенно выжата. Заползаю под одеяло в нашей зеленой палатке. Здесь нет дыма, хотя я уже привыкла и к постоянному мареву от опиатов мадам, и к духам, которыми себя поливают девицы.
Габриель сидит рядом, вынимая крашеные перья из моих волос, разбирая «корону» на отдельные фрагменты. Он аккуратно втыкает их в земляной пол. Смотрит.
— Что случилось? — спрашиваю я.
Уже очень поздно. Или очень рано. Когда мы вышли из клетки, на темно-синем небе уже проступали полосы рассвета.
— Они на тебя пялились, — говорит он. — Все мужчины.
Я стараюсь не думать об этом.
Я не позволила себе смотреть на то, что происходило за пределами моей клетки. Чтобы не слышать шорохов и бормотания, сосредоточилась на веселой музыке, звучавшей вдали. Спустя какое-то время все слилось воедино. С прутьев клетки свисали шелковые шафры, касались нашей кожи. Габриель поцеловал меня, а я приоткрыла губы и опустила веки. Все превратилось в один короткий темный сон. Несколько раз Габриель шепотом призывал меня проснуться, и, открывая глаза, я читала в его взгляде мрачную тревогу. Помню, как повторяла: «Все хорошо».
Эти же слова вырываются у меня и сейчас. «Все хорошо» превратилось в мантру.
— Рейн, — шепчет он, — мне тут все не нравится.
— Ш-ш, — отвечаю я. Веки у меня слишком тяжелые. — Просто немного полежи рядом со мной.
Он не ложится. Я ощущаю легкие прикосновения к своей спине и понимаю, что Габриель откалывает от моего платья перья, по одному.
Дни пролетают мимо — в пурпуре, зелени и шелушащейся позолоте, которая осыпается с покрашенных прутьев, словно гибнущие империи с древа истории. Вокруг меня сплошная темнота. Я будто нахожусь в каком-то туннеле, бездумно двигаюсь во времени между сном и ежедневными представлениями.
Где-то далеко встревоженный голос любимого произносит, что пора убираться, что это надо прекратить. Но в следующую секунду Габриель целует меня, подхватывает под мышки, и я проваливаюсь в него.
Чертово колесо вращается, оставляя в небе полосы света. Девицы кудахчут и блюют. Дети снуют, словно тараканы. Охранники держат свои пистолеты на виду в качестве предостережения.
Холодная вода бьет мне в лицо, пенистая и громкая. Я отфыркиваюсь.
— Ты меня слушаешь? — сурово шепчет Габриель.
Мы в нашей зеленой палатке. Вокруг нас полно перьев.
— Нам надо уходить. Немедленно, — говорит он. Я пытаюсь сфокусировать взгляд на его лице. — Ты становишься одной из них.
